Габриела заговорщически склонилась к велогонщику:
— А что, мы бились над какой-то загадкой?
— Вам известно, кто порешил Сарпедона?
— Разве и так не ясно?
Патруль потешно сморщил лоб и выпятил губы.
— То есть вы в курсе, кто устроил резню?
— Здесь тоже не над чем ломать голову. Братья Сото, кто же еще?
— Вы шутите.
Она ответила красноречивым взглядом.
— Они ведь покойники!
— Слушай, чико[17], как бы ты узнал при встрече настоящего бандита? Бандит — это парень из дешевого вестерна, не слишком увлекающийся личной гигиеной, весь в коже и никеле, и на голове дурацкая шляпа. — Габриелу явно не впечатлил местный тип истинного мужчины. — На днях я провела некоторое время в селении Вента-Кемада, жители которого выглядят людьми вполне порядочными и разумными. Находятся, конечно, отдельные снобы, немало таких и среди богатеньких любителей крутить педали, кто считает крестьян чересчур косными и синкретичными приверженцами общинного строя, но я не столь высокомерна.
— Полегче на поворотах, — предупредил спортсмен. — Моя бабка всю жизнь собирала крокусы на горных пастбищах.
— Какое значение имеет ее привязанность к определенным цветам?
— Из них делают шафран. Можете не рассказывать мне о крестьянах.
— В таком случае наши взгляды сходятся. Если население Вента-Кемада сообщает о трех вонючих бандитах, явившихся с гор и назвавшихся братьями Сото, у меня нет причин не верить столь неопровержимому свидетельству.
— Что такое «синкретичный»?
Одной из привычек Азафрана, которая и помогла ему превзойти свое деревенское происхождение, если не вовсе оторваться от корней, была постоянная жажда знаний и смирение перед их счастливыми обладателями.
— Кажется, мы говорили о другом.
— И верно, — благородно согласился посетитель.
— Итак, нам известно, чьими руками совершено убийство. Братья Сото — всего лишь исполнители. До сих пор мы не обнаружили, где они прячутся. Полицейские прочесали горы, Марсель, Неаполь, Гибралтар и окрестности, однако что-то мне подсказывает, что злодеев нам не найти, если только не выведем на чистую воду подлинного преступника, я имею в виду того, по чьему заказу пролилась кровь.
— И кто это?
— Разве не ясно? — в который раз повторила сеньора Гомелес.
Патруль поморгал широко раскрытыми глазами, ожидая услышать имя.
Женщина сощурилась так, что под ресницами заблестели узкие полоски, загасила окурок и выдохнула на велогонщика новую порцию ядовитого дыма.
— Позвольте сделать одно замечание, — подал голос Азафран. — Ваши привычки и неприятны, и провоцируют собеседника. Под провокацией я понимаю, во-первых, агрессию, а во-вторых, сексуальные позывы. Как профессиональный спортсмен, в чьи сегодняшние обязанности и, надеюсь, удовольствия среди прочего включена четырехчасовая разминка перед состязанием «Тур де Франс», начинающимся уже в эту субботу, я не слишком расположен к агрессии, сексу и сигаретам. Не сочтите за оскорбление, но могу ли я попросить вас несколько сменить стиль общения?
— По поводу удовольствий — ко мне даже не подкатывай, чико.
— Я попросил бы вас, как мужчина, которому, бесспорно, чужды всяческие предрассудки в отношении полового неравенства…
Габриела втянула верхнюю губу, так что потухший кончик сигареты вздернулся к потолку, чиркнула зажигалкой, и собеседника окутали новые клубы сизого дыма. Патруль решил вернуться к прежней теме.
— Значит, по-вашему, за все эти смерти несет ответственность…
— Уважаемый господин… — Сеньора Гомелес прикинулась, будто заглядывает в свои записи, — Азафран. Мне известно имя преступника. Полагаю, вам оно известно не хуже меня. Загвоздка в том, что полиция сбита с верного следа. Убийцы Агаксова Финбо позаботились об этом. Видите ли, для основной части человечества велогонки не представляют никакого интереса. Неотличимые друга от друга парни в обтягивающих трусах вертят педали — процесс уже сам по себе достаточно однообразный — по нескольку часов, а то и дней кряду, пока не приедут к финишу и наконец-то не остановятся. Вот как это смотрится со стороны. Трудно ожидать, что людей, имеющих вес в обществе, хотя бы краешком заденут проблемы ваших «больших гонок». О нет, чтобы взволновать нас до сáмой уретры, нужно кое-что иное. К примеру, намек на серийное кровопролитие. Сериализация, и только она, создает из набора гнусных эпизодов целую эпическую поэму, посвященную танцам старухи с косой. И вот мы имеем историю о маньяке-убийце, испытывающем патологическую привязанность к бравым парням в лайкровых шортах, а полицейские отчеты прямо-таки дублируют перечень велозвезд из новейшего таблоида. Любые прочие соображения, которые могли бы вывести нас на конкретного злоумышленника — будь то политические, коммерческие, философские, — отбрасываются, дабы сохранить наименьший общий знаменатель от популистских толкований. Боюсь, что подвешенное на парапете ла Мангла видоизмененное тело вашего товарища вырвало обсуждаемые здесь происшествия из контекста закона и криминалистики, тем самым переместив их в туманную и магическую область доисторической эстетики.
— Правда? — переспросил Патруль, делая вид, будто понял каждое слово. И вдруг выпалил: — Тогда как же поймать злоумышленника?
Габриела наградила гостя сердитой, если не оскорбленной улыбкой:
— Говорю вам, это уже не моя забота.
— Вас кто-то запугал.
— Не будьте глупцом. Меня отпугивает запах этой истории. Преступник — а если уж нам очевидно, кто он, то и любой другой сообразит при желании, — так вот, преступник исхитрился, приложив уйму организаторских усилий, а следовательно, и немалое количество денег, совершить целых три громких убийства, при расследовании которых полицейские силы Европы сбились с ног и ровным счетом ничего не обнаружили. Как бы дико ни прозвучали мои слова, никакой реальной связи между злополучными событиями, кроме той, что бросается в глаза, установить нельзя. Отталкиваясь от вышеупомянутых событий, в частности от гибели Сарпедона, мы можем проследить кое-какие подробности вроде наемного вертолета. Однако после начинаются неувязки, ошибки, странности. Экстраполируясь от злоумышленника все далее, мы упираемся в противоположную сторону все той же пространственно-временной прорехи. Остается только перемахнуть через пропасть, с одного берега на другой.
— И что, это так сложно?
— Продолжайте.
— Ну, не знаю. Покопайтесь в дерьме Этторе.
— С превеликим удовольствием. Надеюсь, вы захватили с собой пару кило?
Патруль похлопал по воображаемым карманам слаксов и майки:
— Надо же, как это я вышел из дому без…
— Международные визиты всегда были затруднительны, особенно в ту эру, когда сверхмощные лидеры избирались на основании старческой дряхлости. В стране, где устраивали состязания, строили целые дворцы с роскошными унитазами чеканного золота, с инкрустацией из бриллиантов, так и манящие заезжую Звезду расслабиться. В качестве ответной меры личная охрана стала предупреждать мирового лидера, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не вздумал во время незапланированного посещения местных удобств оставить на очке хотя бы каплю испражнений, если не желает, чтобы она угодила в научную лабораторию, в результате чего доскональный отчет обо всех болезнях спортсмена уже на следующий день сделался бы достоянием всеобщей гласности.
— Я могу попробовать, — вызвался Патруль: — В канализациях я дока. Должен же быть у дома Этторе люк.
— Бариса круглосуточно охраняют полицейские. — Сеньора Гомелес покачала головой, словно говорила с неугомонным ребенком. — Во избежание заказного убийства. Того, кто рискнет ковыряться поблизости в сточной канаве, уложат на месте. Не просто пристрелят, а изрешетят. Не советую пытаться.
— А копы из охраны, почему бы им самим?..
— Это противозаконно.
— Черт, я не имею в виду официально. Но если узнать наверняка, что за дрянь он принимает, полиция изобрела бы легальный способ…
Габриела насмешливо повела плечом: дескать, телохранители для гонщика отбирались явно не за их пристрастие к отвлеченному понятию «правосудия», а скорее за умение метко стрелять.
— В честности вам не откажешь, — вздохнул Азафран. — Добавите еще что-нибудь?
Собеседница опять пожала плечами.
— Только одно, — взмолился спортсмен.
— Ну? — Инспектор посмотрела на него, ожидая четко сформулированного вопроса.
— В смысле, скажите мне только одну вещь. Большую такую и важную, полезную вещь, которая на данный миг сокрыта от моего разума.
— Синкретичный значит «всякая всячина, сваленная в одну кучу».
Габриела поднялась и протянула руку для прощания. Ее рубашка распахнулась, как у мужчины. Патруль не стал притворяться, что не пялится. Он даже указал подбородком в сторону открывшейся груди:
