Лемур сидит в украденном у девушек венке из орхидей. Побоялись отнять, он для них — воплощение черта. Оседлал ржавеющий португальский шлем с решетчатым скрипучим забралом, вонявший тут, под деревьями. Пристань: довольные добычей люди, стоя в воде по пояс или качаясь на плотах и лодках, хохочут и трясут мешками над головой. Они купаются в закатном золоте, которое есть только отражение солнца в морской воде.
Лемур не умеет смеяться, даже улыбнуться для него — мука. Ручками поднимает железный орех, внутри которого сохнет череп, и трясет своей погремушкой в зеленой ночи — она никогда не кончается в джунглях. Получается звук. Очень похоже на смех.
18/ Другой коммунизм в США
Вторая половина XIX века — бум создания всевозможных экспериментальных общин и коммун по всему миру. Причиной тому первая волна разочарований в капитализме, с одной стороны, и в больших общенациональных революциях — с другой. В США, например, во время войны Севера и Юга множество людей, живших в земледельческих коммунах, были уверены, что в результате этой войны падет южное рабство и не устоит северная «власть доллара», и в основу нового американского общества ляжет именно сеть как религиозных, так и светских добровольных сегрегаций. Об этом писала общая газета всех добровольных сегрегаций США «Свободный коммунист».
Активнейшими создателями тогдашних религиозных коммун в Америке были шейкеры. Объединив собственность, они «размыкали» и семью, мешающую соблюдению общих интересов коллектива, то есть полностью отказывались от сексуальной жизни. Вместо секса у шейкеров были экстатические танцы с пением библейских псалмов и публичные разговоры «пророков» с духами. «Пророком» на их собраниях становился каждый сектант. У шейкеров вскоре появились более рациональные последователи — «библейские коммунисты» и их вождь Джон Нойез, интеллектуал, мечтавший радикально изменить человека. Многочисленная коммуна Нойеза продержалась, кстати, дольше всех — более тридцати лет, за счет того, что отказа от секса в ней не было, но все состояли в «свободном браке» со всеми, постоянно меняя партнеров и не привязываясь друг к другу. Режим непрерывной смены партнеров контролировали наиболее авторитетные и старшие в коммуне помощники Нойеза.
Библейские коммунисты мечтали и пробовали объединить все добровольные сегрегации в США, вне зависимости от их идеологической принадлежности, в единую социальную и экономическую сеть. Этому весьма мешал обычно скромный возраст большинства таких коммун, он очень редко превышал 10 лет, чаще всего 3–5 лет. Конечно, в этом новом американском движении участвовали и светские коммуны, с 1825 года существовала «Новая гармония» Оуэна, позже появились знаменитые Икария, Коммуния и множество их последователей.
Коммуны Оуэна и его последователей («Новая гармония» и ее клоны) стали обнажением сразу всех проблем: общинные хозяйства разорялись, коммунары ссорились, трудовой конкуренции между ними не было, и потому внутренняя эффективность любых действий падала. Физического труда все чурались, предпочитая музицирование, правильное воспитание детей и сочинение стихов, содержащих в себе всю ценность и благородство их альтернативного опыта. Это был хрупкий и мучительный коммунизм господ, добровольно отказавшихся от слуг, но не умеющих без слуг обойтись.
19/ Американские коммуны XX века
При всей наивности, спорности и даже гротескности этого американского опыта отметим, что подобные виды добровольных сегрегаций с завидным упрямством создаются гражданами США до сих пор. Правда, теперь в них пытаются обойтись без «экстремистских перегибов» прошлого. С одной стороны, существует гораздо более строгая и правая традиция «милиционеров», то есть американских белых националистов, которые, «не признавая масонской власти в США», фактически отделяются от государства, обособившись на закрытых фермах, где воспитывают своих детей в библейском духе, упражняются в стрельбе из оружия и живут натуральным хозяйством. Естественно, никакого обобществления имущества и экспериментов со свободной любовью там не практикуется. Это классические «деревни прошлого» или «фермы прошлого» (нередко создаваемые на новых местах незнакомыми до этого людьми), блюдущие свою чистоту, своего рода исторические реконструкции никогда, кстати, не существовавшего идеала «пионерских поселений», вычитанного из книг (и высмотренного из фильмов) задним числом.
С другой стороны, существует более левая линия аграрно-ремесленных коммун хиппи, экологов и анархистов, начиная с фермы Кена Кизи, на которой он когда-то жил, «отделившись от США» вместе со своими друзьями «Веселыми проказниками». Формально эта ферма принадлежала лично ему. Реально там практиковался абсолютный «богемный коммунизм художников, охотников и возделывателей марихуаны».
Кизи был настоящим харизматиком, сочетавшим в себе черты решительного спортивного ковбоя и психоделического гуру. По воспоминаниям «проказников», он умел все «координировать», оставаясь в тени, как будто просто «выясняя» общую волю своей общины. «Проказники» поселились в паре миль от городка Ла-Хонда, купив там землю и большой дом в сосновом лесу. Оленина, приправленная «кислотой», была любимым здесь блюдом. Все члены общины брали себе индейские имена. Их целью было абсолютно единое сознание, когда все чувствуют всех, будто у них общая коллективная нервная система. Новым членам общины рекомендовали отказ от курения и чтения про себя, так как эти действия не приносят пользы групповому сознанию. Требовалась постоянная «синхронизация» всей группы, чтобы достичь состояния всеобщей телепатии и полного «психоделического коммунизма» для тех, кто принят в общину.
По пятницам все по кругу участвовали в мозговом штурме какой-то одной темы, случая, события, исторического персонажа или героя комиксов, предложенного Кизи. Штурм длился до тех пор, пока в группе не возникало «единое переживание» обсуждаемой темы. В прочие дни любимой игрой «проказников» была «власть»: на полчаса каждый из участвующих мог по жребию становиться абсолютным властителем общины, он мог отдавать другим любые распоряжения и приказы и как угодно перераспределять общую здесь собственность. Гораздо более знамениты, конечно, их провокационные выезды на разрисованном автобусе по просторам США. Встав на колеса, эта автономия катилась по стране, из общины в общину и от университета к университету, распространяя вокруг психоделическую революцию, оставляя за собой шлейф живой легенды и запах марихуаны. Все это длилось вплоть до ареста Кизи и заключения его под стражу («хранение наркотиков и сопротивление полиции») и отчасти описано в «Электропрохладительном кислотном тесте» Тома Вульфа. А вот как фиксировал в стихах Ален Гинзберг свое посещение общины «проказников»:
Немеркнущая желтая люстра
В огромном деревянном доме.
В три утра по радио истошный «Роллинг Стоунз»,
Рэй Чарльз и «Битлз».
Джо Джексон подпрыгивает, и двадцать молодых тел танцуют в одной комнате.
Небольшой косяк в ванной и девушки в обтягивающем красном.
Смуглый мускулистый пацан часами не устает танцевать.
Пивные банки рассеяны вокруг дома.
Кукла удавленника сторожит дом над ручьем,
болтаясь на ветке.
Дети видят сны в двухэтажной кровати.
И четыре полицейские тачки за пестрыми воротами
Ищут чего-то красными фарами в кронах.
19.2/ Тим Лири и Касталия
Особым случаем психоделической коммуны 1960-х в США была «Касталия» гарвардского профессора Тима Лири рядом с городком Миллбрук. Если сравнивать «Касталию» с «Проказниками» Кизи, то это был гораздо более интеллектуальный вариант. В ЛСД-коммуну Лири принимали на постоянное жительство только тех, кто был хорошо знаком с ведической, даосской и буддистской традициями, историей гностических ересей, авангардного искусства, психоанализа, символистской поэзии и, конечно же, литературой социальных утопий. В «Касталии» всем очень нравился общий физический труд в «священной роще», строительство новых бунгало и сараев вокруг главного «дворца», они даже выпекали собственный хлеб из собственноручно выращенной пшеницы, но, конечно же, коммуна жила за счет гонораров ее участников за их публикации и лекции. Общий бюджет пополнялся и за счет аудио-кино-музыкальных шоу, устраиваемых коммуной Лири на выездах или здесь же для всех, желающих прикоснуться к «психоделической революции» и «выйти из-под общественного наркоза».
В «Касталии» постоянно проживало около тридцати человек, примерно столько же гостей и множество собак. Лири называл это «зачаточным племенем», из которого по всему миру покатится огромная психоделическая волна, «штабом мировой революции сознания». Это одновременно был спонтанный театр, зоопарк (обезьяны, змеи, попугаи) с мягкими условиями для животных, групповая терапия, ЛСД-коммуна, лекторий, редакция «Психоделического журнала» и институт по изучению неизвестных ранее способностей мозга. «Все знания находятся внутри, нужно только подобрать к ним химические ключи» — учил гуру. Сегодня они наверняка бы стали рейтинговым и скандальным реалити-шоу в Интернете или на «альтернативном» TV. Всех вдохновлял лозунг Лири: «Включись — настройся — выпади». Что надо было понимать примерно так: разбуди свое внутреннее «я», научись жить в мире альтернативных истин и взаимосвязей и попрощайся, наконец, с рациональной, технической и буржуазной цивилизацией. Само собой, все это (особенно «выпади») гораздо удобнее делать не в одиночку, а в группе таких же энтузиастов. Кастальцы ощущали, как готовят внутри и вовне себя новую революционную мутацию человека: расширители восприятия + древняя эзотерика и новая психоделическая контркультура + множество равноправных свободных общин и бесконечное разнообразие — вот что такое будущее. Нужно было перевести на новый, понятный бунтующей молодежи язык «Египетскую книгу мертвых», «Тибетскую книгу перемен» и «Божественную комедию» Данте. Составить «карты новых путей развития» нашего мозга и соединить «внешнюю науку» Запада с «внутренней наукой» Востока. Вначале в коммуне Лири жребий (а точнее, гадание по «Книге перемен») решал, кому с кем сегодня спать в одной постели, но это создавало лишний дискомфорт и хаос в отношениях, и от такого экстремистского перегиба вскоре решили отказаться.
