– А знает, в африканских племенах, бля нах, – говорил он, и челюсти у него ходили ходуном, а глаза вылезали из орбит, – считается, что если ты кого-то убил, его сила переходит к тебе. Такой охотничий приблуд. Значит, нам достанется сила этих собак! Как мы их мощно захуячили!
Джентльмен молчал смотрел на дорогу, он вёл. У меня в голове всё крутилась эта тема, «Полицейские и воры». От Джента Дойл реакции и не ждал, поэтому обращался исключительно ко мне, что мне совсем не нравилось.
– Ты чёткий парень, Биррелл, лишнего не скажешь, прям как Марти. Языком ты не мелешь, но припечатать можешь как надо. И на пиздеже тебя тоже никто не ловил. Совсем другое дело Лоусон. Я знаю – вы друзья, он мне и самому нравится, но, пойми меня правильно, он – пиздун-самоучка. А как зовут вашего мелкого друга, того, что распорол руку какому-то чуваку в школе?
– Голли, – говорю. И не то чтоб распорол. Просто малыш показал одному обуревшему, что к чему. Все так преувеличивают.
– Ну да, Голли. Он вроде пиздёныш хороший. Борзый такой. Я как-то раз видел его на футболе. Через пару недель «Хибз» играют с «Рейнджерами» на Истор-роуд. Надо всем собраться и сходить всей тусой с района, ну и кто поборзее – с нами. Я знаю пацанов из Лейта. Круто было бы собрать несколько чётких чуваков и помахаться с парнями из Глазго.
– Я впишусь, – говорю, потому что это, конечно же, будет круто. Нужно же как-то развлекаться, иначе жить становится скучновато.
Джентльмен молча ведёт машину и передаёт мне жвачку.
Дозо принялся рассказывать анекдоты.
– А что говорят в Глазго, если видят, как два упоротых чувака дерутся на ножах? – спрашивает он и подмигивает Дженту: – Не говорит, Марти.
– Не знаю, – говорю
– За душу берут. ¬ Дойл громко рассмеялся и, подняв голову одной из собак, посмотрел ей в глаза, – За душу берут! Неплохо, а? Просто о-ху-ииительно…
Когда мы приехали в Галлэйн и встретились с остальными, я даже почувствовал облегчение. Они разгружали медную проволоку, и Терри с Полмонтом как раз катили один моток к пляжу.
Они аж присели, когда мы выпихнули собак и протащили их, визжащих, через всю парковку. Одна из них – думаю, та, с пораненными ногами – засрала и зассала весь вэн. Дойл был в бешенстве.
– Ты умрёшь, грязная скотина, – проскрежетал он, нависнув над ней. Тут он внезапно переменился, превратившись в Барбару Вудхаус, и заголосил: – Неряяяха!
Как только мы уложили мотки, Дойл смочил их керосином и поджёг. Сначала занялась деревянная катушка, а потом пластик стал плавиться, и вдруг вспыхнуло и засверкало высокое пламя, и медь стала проступать. Ядовитые испарения наполнили воздух, мы отошли и встали по ветру все, кроме Полмонта, которому как будто было пофиг. Пламя стало зеленоватым – потрясающее зрелище, хоть всю ночь смотри. Это как в школе, когда нам показывали горелку Бунзена и говорили, что синяя составляющая пламени – холодная. Казалось, войдёшь в этот зелёный огонь – и окажешься в сказке. Я старался не думать об усталости, которая проступала даже через спид и возбуждение, о школе поутру и о том, что скажет матушка, когда я вернусь, крадучись домой.
Потом Дойл пошёл к машине, принёс длинную верёвку, на каких развешивают бельё, сделал петрю на ошейнике первой собаки, потом второй и перекинул другой конец через крепкую ветку на дереве. Он потянул, тушки приподнялись, Полмонт и Джентльмен принялись ему помогать. Псы забились, лишённые воздуха, а Полмонт схватил биту и ёбнул одного со всей силы. Терри хоть и покачивал головой, лицо его растянулось в широкой улыбке. Дойл схватил канистру керосина. Мне было противно, но в то же время интересно, мне довольно часто приходила в голову мысль, каково это смотреть, как сжигают живое существо. Когда он плеснул на собак керосина, обе дёрнулись. Он схватил одну за пасть и грубо резанул свои «стэнли» по скотчу. Брызнула кровь – прорезав плёнку, нож добрался до десны.
– Послушаем, как эти суки горло дерут, – заржал он, приступая ко второй.
Собаки, задыхаясь, дёргались и выли. Брайан, до тех пор молчавший, вышел и сказал:
– Всё, хватит, наигрались.
Дозо направился к своему кузену, подняв руки вверх, будто сдаётся. Подойдя, он вдарил лбом ему по носу. Послышался треск, кровь потекла струёй. Удар чёткий, отточенный. Брайан закрыл лицо руками. Через пальцы виднелись только его глаза, в которых читался страх и шок. Понятно было, что о сдаче не может быть и речи.
– Тебе достаточно, Брай? Хватило? – Он вышагивал вокруг братца по парковке, потом снова направился к нему.
Терри отвернулся и стал смотреть в морскую даль, как будто не желая быть свидетелем. Я взглянул на Джентльмена.
– Всё в порядке? – сказал тот преспокойненько.
– Да не, всё путём, – отвечаю.
– Ты-то ничего против не имеешь, Биррелл, – улыбнулся Дойл, посматривая на собак.
Одна уже даже не бьётся. Глаза открыты, она всё ещё дышит, просто повиснув на ошейнике. Связанная, облитая керосином, она как будто слишком слаба, чтобы продолжать бороться. Вторая, с раненными лапами, всё ещё брыкается. Одна нога повисла, вся искорёженная. Теперь уже смерть для них – наилучший исход. Таких уже никто не возьмёт, всё равно усыпят или отправят на живодёрню.
Я просто пожал плечами. Никто не может оставить Дойла. Он уже всё решил. А кто попытается ему помешать, рискует последовать за собачками.
– Терри? – не унимается Дозо.
– Если ты не продолжишь, я обращусь в Международный суд в Гааге, – сказал тот, улыбаясь и приглаживая мелким бесом вьющиеся волосы.
Это, однако, полный беспредел. Просто пиздец какой-то. Брайан сидит на песке, всё ещё держась за свой нос. Дойл обернулся к нему и тычет в него пальцем.
– Не забывайте, что вы здесь с нами. Потому что мы эту тему разрулили! Не забывайте. И не надо говорить нам, что делать, а что нет. И не думайте, что можете просто завиться и командовать тут!
Дойл поджёг собаку. Потом другую. Пока их охватывало пламя, они кричали и дёргались. Долго смотреть я не смог, отвернулся против ветра и стал смотреть на пустынный пляж. Тут что-то шлёпнулось. Должно быть, верёвка пропиталась керосином, зажглась и лопнула. Одна собака упала, попыталась подняться и отползти по песку к морю. Это была та, борзая, с перебитыми ногами, так что далеко она не ушла.
Другая издала тихий вопль и престала биться, и когда верёвка лопнула, она упала и лежала уже неподвижно.
– Какой пикник обойдётся без грёбаных хот-догов, – сострил Терри, но вид у него был далеко не довольный.
И тут он, Полмонт и Дойл заржали как сумасшедшие, истерическим таким смехом. Я и Джентльмен молчали, молчал и Брайан.
Потом по дороге домой мы с Терри договорились никому не говорить о том, что произошло этой ночью. В школу я так и не пошёл. Когда мама спросила, где я был, я просто ответил, что ходил к Терри. Она закатила глаза. Я заставил Рэба подтвержить, что я вернулся раньше, чем на самом деле. Он вообще нормальный пацан, наш Рэб.
Какое-то время собаки не выходили у меня из головы. Стыдно. Псы – безжалостные убийцы, это да. Их так натаскивают. Но вытворять такое с собакой – это свинство. Убить тварь – да, это по-честному. Но то, что устроил Дойл, показывает, что у него не всё в порядке с головой. Да, Дойл, конечно, ух. Я решил держаться от него подальше и уже жалел, что мы договорились идти вместе на футбол. На самом деле этот урод мне никогда не нравился. Не говоря уже об этом ссыкуне и подлипале Полмонте. О Джентльмене я мало чего знаю. Лично мне он ничего такого не сделал, но на пару с Дойлом они, сука, крутые, как козий кал.
Я чё-то размечтался, бля, а автобус мой пришёл Я не собираюсь воевать с таким беспредельщиком, как Дойл, из-за нескольких фунтов за медную проволоку, но всё равно ему будет сказано.
Сажусь в автобус и забираюсь наверх. Денёк складывается неплохой. Когда мы проезжаем по Принцесс-стрит, со второго этажа открывается отличный вид на замок. Пробки, правда, пиздец. Тут понимаешь, почему люди из Глазго так недовольны Эдинбургом, ведь у них нет ни такого замка, ни садов, ни магазинов, ничего такого. В Эдинбурге, говорят, трущобы, и это правда, только вот Глазго – это сплошные трущобы, в этом-то и разница. Они как кочевники. Беспредельщики вроде Дойла здесь выделяются как паршивые овцы, в Глазго они затерялись бы в толпе себе подобных.
Ронни Алисон из боксёрского клуба сел в автобус. Я отвернулся, но он меня заметил, подошёл и сел рядом. Он сразу засёк шарф «Хибз», свисающий из моего кармана.
– Так-так.
– Ронни
Он кивает на шарф.
– Чем торчать на трибунах, ты бы лучше в боксёрском клубе позанимался. Я как раз туда сейчас еду.
– Ну да, ты так говоришь, потому что сам – «джем-тарт», – отшучиваюсь я.
Ронни качает головой.
– Нет. Послушай, Билли, ты играешь в футбол, и тебе нравится его смотреть, и всё такое. Но твоё настоящее призвание – это бокс. Заруби себе на носу.
