Когда я вернулся, родители пили чай с тортом.
— Ты подзадержался, — заметила Анна.
— Билли нужна была помощь.
— Один из этих твоих друзей? — поинтересовалась мама.
— Да, — сказал я. — Верно.
— Доминик мне рассказывал, как много он завел друзей с тех пор, как уехал из дома. Как будто это моя вина, что раньше у него не было друзей.
— Может, так оно и есть.
— Ну что ж, другого от тебя и не ожидала. Но, по крайней мере, я тебя не скидывала с лестницы всякий раз, когда ты начинала плакать и…
— О, смени пластинку, мама.
— Очень вкусный торт, — заметил отец. — Ты его сама делала?
— Нет, — отрезала Анна. — У меня нет на это времени.
— Чем же, интересно знать, ты занимаешься целый день? — усмехнулась мама. — Современный дом, вроде этого, не очень-то часто нужно убирать.
— Но не тогда, когда он тут.
— Он?
— О, догадайся, о ком я. Я ведь не Стивена имела в виду, правда?
— Да, он слишком большой — не ударишь.
— О, Господи. Поверить невозможно. — И она выбежала из комнаты.
Мама выглядела довольной и улыбалась.
— Давай-ка, Сидней. Мы уходим. Только зайду в туалет.
Когда она вышла, отец взглянул на меня.
— Ты не должен ненавидеть свою мать. Она много пережила. Ей нелегко приходилось. Она слишком многого хотела и почти ничего не получила. Мне кажется, она сейчас немного не в себе. Потеряла несколько шариков, бедная старушка. Но она заботится о вас. Просто не знает, как это выразить.
Я взглянул на него в изумлении. Это была самая длинная тирада, которую я слышал из его уст.
— Я не ненавижу ее, — сказал я. — Просто она…
— Ты будешь горевать, когда ее не станет, — подытожил он.
Вечером я пошел повидать Сэма. Мы несколько часов просидели на его постели, разговаривая. Его мать отправилась к очередному любовнику.
— Можешь мне дать свою фотографию? — попросил я.
— Надо поискать. А зачем тебе?
— Хочу носить с собой. Если у меня начнется депрессия, и все будет казаться мрачным, я просто взгляну на твое лицо.
Я дотронулся до его щеки. Почему я так любил его лицо? Почему оно занимало больше места в моей душе, чем все остальные лица? Чем все лица, которые я когда-либо видел?
Сэм нашел фотографию.
— Мне бы надо вернуться домой. — Сказал я. — Ты не против?
— Конечно, против. Но я тебя отпускаю.
Я поцеловал его на прощание.
Квадратная черно-белая фотография. Он стоит в саду. Лето. Снимок в полный рост. Он раздет до пояса. Щурится от солнца, бьющего в глаза. На фотографии видна еще одна тень. Это человек, который делает снимок. Мужской силуэт. Мой Сэм смотрит прямо в камеру, правая рука на поясе, в левой — лейка, ноги расставлены. И он смотрит на меня.
Вернувшись домой, я застал Анну в гостиной.
— Что ты не спишь?
— Пока не забыла — это лежало в почтовом ящике. — Она протянула мне письмо. Ни адреса, ни штемпеля. Просто мое имя. Черный росчерк на гладкой белизне.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Вроде бы неплохо. Я перестала понимать. Я никогда не уверена, как я должна себя чувствовать. Я счастлива, насколько этого заслуживаю, если это может утешить. А ты как?
— Счастливей, чем того заслуживаю, кажется.
— Да, — улыбнулась Анна. — Так я и думала. Ты выглядишь таким счастливым в последнее время. Никогда тебя таким не видела. Забавно. Забавно, что ты стал совсем другим человеком. Совсем изменился.
— Просто потому, что я счастлив?
— О да. Счастье преображает. Печаль преображает. Я не хочу ее больше здесь видеть, Доминик. Хватит. Она игнорирует Стивена, оскорбляет меня, хамит отцу, обижает тебя. Злобная старая ведьма.
— Не надо…
— Думаешь, мы любим друг друга?
— Пожалуй, что да. Да.
— Тогда значит мы все-таки что-то спасли из-под обломков. — Она улыбнулась, и я поцеловал ее. — Только надеюсь, что не закончу, как она.
— Конечно, нет.
— В любом случае, я буду толще. — Она рассмеялась. — Боже мой! Что у нее в голове, когда она ведет себя вот так? Что ее заставляет? Как с ней мирится отец? Он ведь такой безобидный. Она просто полностью его уничтожает. Он ничего не способен сделать сам. Если бы она умерла, он бы последовал за ней через пару дней. Так и будет, увидишь.
— Думаешь, он ее любит?
Она взглянула на меня удивленно.
— Честно говоря, никогда не думала об этом.
Как-то ночью, когда было темно,
И лежал тяжелый, искрящийся снег,
Король отвел крокодила
В гробницу, где покоились его предки, короли.
"Ты был жив, когда были живы они, — сказал он. —
И ты переживешь меня!
Я ненавижу тебя!
Хоть прежде любил.
Теперь я тебя ненавижу".
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Убей крокодила! Он должен умереть раньше меня
Мой дорогой Доминик,
ты все же позволил этой истории захватить тебя! Ты хочешь знать больше и больше. Все мельчайшие детали. О, я многое хотел бы тебе рассказать. И чем больше я говорю, тем больше понимаю, как много еще осталось. Что ты знаешь обо мне? Мою жизнь, мое детство, что я делал до того, как встретил тебя, все лица, которые были моими до того дня, когда ты увидел меня с синими волосами и в пиджаке из змеиной кожи. У каждого из миллионов людей свое лицо и своя история. Они меняются даже не от года к году, а ото дня ко дню. Нет, час за часом, секунда за секундой. Я могу лечь спать одним человеком и проснуться другим. Сон может изменить меня. Этого вполне достаточно, знаешь. Одного сна. Так что же ты хочешь знать обо мне? О чем ты подумал, когда мы впервые встретились? Когда я говорил с тобой из-за полуотворенной двери, не показался ли тебе знакомым мой голос? И когда ты меня впервые увидел — когда я попросил тебя сфотографировать меня — что тебе запомнилось? Мои волосы, мои глаза, мои серьги? Что ты почувствовал? Что произошло в твоей душе? Почувствовал ли ты, что ты часть меня, что я — часть тебя, что мы — части друг друга? Любишь ли ты меня, люблю ли я тебя, любим ли мы друг друга? Так что же ты чувствуешь?
Ты думаешь, то, что происходит этим летом — это история твоего увлечения мною. Но, возможно, это история моего увлечения тобой. Когда сам болен, легко различить у других симптомы той же болезни. Возможно, я хотел, чтоб именно так все и случилось. С самого начала. Возможно, я хотел определить, смогу ли я установить контроль над другим человеком? Возможно, это все была игра. Возможно, я негодяй. Возможно, ты будешь меня ненавидеть. Возможно, возможно, возможно, возможно, возможно, возможно.
Но в то же время, возможно, и нет.
Так что же случилось? Что случилось после того, как я понял свою ошибку? Понял, что это был не Дэвид на тех фотографиях, а его близнец Тео?
Ты знаешь, что случилось дальше?
Садись поближе, я хочу кое-что тебе рассказать…
В день, когда к нам переехал Тео, я перестал спать с Дэвидом. Я был убежден, что между нами все кончено. Мне казалось, мы вообще не были знакомы. Мои отношения с Дэвидом были чем-то вроде сна, пограничным состоянием, от которого я начал пробуждаться. Хоть и невольно, но Дэвид чуть было не разрушил меня. Разрушил только лишь тем, что был со мной. А теперь вот появился Тео. Он был таким же, как Дэвид, практически во всем, за исключением того, что был загорелым и носил серебряного крокодила на лацкане черного пиджака. Да, он был Дэвидом почти во всем, за исключением того, что он не был Дэвидом.
— Это благодаря Тео я увлекся крокодилами, — признался Дэвид.
— О, они восхитительные существа, — говорил Тео. — Прекрасные. Я раньше мечтал, что стану Королем Крокодилов.
— Мы ходили купаться, когда были маленькие. Тео всегда был Королевским Крокодилом. А я был королем, который хотел поймать его и держать как пленника в башне. Мы дали нашему Королевскому Крокодилу земли во владение. Я так любил эту страну. Она была для меня такой реальной. Я знал ее, как свои пять пальцев. Знал абсолютно все. Эта страна называлась…
— Да, эта страна и была реальной, — продолжал Тео. — Мы создали собственный мир. Все, все продумали. У меня, кажется, даже была жена. Забыл, как ее звали. Но она была самым прекрасным крокодилом, когда-либо жившим на свете. Хотя я даже не мог вообразить, что крокодил может быть некрасивым. Ты иногда еще мечтаешь об этой стране, Дэйв?
— Иногда.
И они обнялись с такой любовью и силой, что я почувствовал себя изгоем, чужаком.
Дэвид знал, что между нами все кончено, хотя я и не сказал ему ни слова. И я впервые понял, что, возможно, по-своему он все-таки заботится обо мне. По крайней мере, понимает меня.
— Тео вечно отбивает у меня парней, — улыбнулся он. — Ну, я в любом случае тебе не подходил. Ты слишком уж хотел обладать мною, что ли… Мы ведь никогда и не знали друг друга по-настоящему, правда?
