Раньше, чем я смог бы сказать «Блаватская», раздутое тело выкатилось на отдалённое побережье, и я вытерпел месяцы шторогрызного беспокойства, пока шло расследование — но, наконец, какой-то головорез под опекой полиции попытался сколотить свой честно отработанный приговор, разболтав о весёлом зрелище, свидетелем которого стал в доках. Полиция налетела на его слова, как на маразматическую бабку.
Естественно, тот факт, что в доках я был одет в известное облачение Фибиана, привёл их по следу в дурдом, и теперь уже неподдельно невменяемого полицейского констебля, орущего про невидимых змей, повесили раньше, чем он осознал, кто он и за что. Конец удовлетворил и полицию, и злодея — если последний термин можно применить ко мне, к которому обратились как к заслуживающему доверия джентльмену, чтобы подтвердить личность моего дяди в дурдоме. Разве могли ребята в синем ошибаться в таком вопросе?
— Конец ещё одной главы, а, Гувес? — крикнул я, откинувшись на диване.
— Самой последней для некоторых особ, сэр.
— Ладно тебе, старина, не будь таким торжественным. Бывают вещи и похуже, чем повешение.
— Например, сэр?
— Повешение в опере. Ха-ха-ха. Там — это наверняка. А теперь кинь-ка мне газету, старый волк. В ней статья про покойного.
— Сроду не думал, что найду вот так контуры в жалобе.
— Ужасно адская штука.
— Ага, Генри, ну наконец-то. Передвижной обезьянник пролетел через ленту ограды и стремительно развернулся. Шеф Генри Блинк толчком распахнул дверь — батон сигары посреди одутловатого лица — и выкатился наружу, вдыхая ночной воздух.
— Я уже чую вкус этого ареста. Выстрел в движок? — Он нахмурился на фейерверк вспышек стада журналистов.
— Генри, — сказал энергично Майор, — ты знаешь Джека.
— Прорыв границы, зырьте сюда — Майор, Гарпун Спектр и Шеф Терминала в пыльнике!
— О, сомневаюсь, что мистер Кома потребует правосудия, — сказал Майор с нервной улыбкой.
— Готов спорить на твою шоколадную жизнь, что не потребует. — Блинк неуклюже протопал мимо трёх мужчин и осмотрел тело, чей третий глаз был распахнут, как люк после взрыва газа. — Охранник, однако. Есть улики?
— Ждут тебя, Генри. Вон даже Джек.
— Коронер захочет знать. — Блинк махнул на прессу. — Убрать отсель стервятников и обеспечить охрану территории. Тя чё, не учили в коп-школе, Джек? Есть успокоительное для вон того парня?
— Мне не нужны успокоительные, Генри, — Кома чиркнул спичкой и поджёг амортизатор. — Покойника более чем достаточно.
Гарпун Спектр весело прищурился на Блинка.
— Никак не въедешь, Генри?
Блинк вытащил сигару из своего лица, как вилку из кабана.
— А? Чё за шум? Ты сделал на нём денег?
— Единственное, что я сделал — решил, кого буду представлять.
— Здесь Рекс Камп и Док. Настоящее кобылиное гнездо активности. Эй, Мэнгрув — кальмаровые серьги?
Но не успели Коронер и доктор Мэнгрув дойти до тела, как прирычал белый грузовик и начал разгружаться. Парень в мантии выплыл из дыма.
— Вам запрещено трогать тело. Майор начал терзать пальцы.
— Генри, это мистер Вингмейкер, главный пингвин церковного картеля.
— Типа сопереживаю вашим чувствам, падре.
— Не в том дело. — Вингмейкер распахнутыми глазами разглядывал тело. — Прикажите своим экспертам убираться.
— На каких основаниях?
— У меня есть картельная мистификация, замаскированная под распоряжение суда.
— Значит, вы бросились в комнату судоложества. Как ребёнок ябедничать учителю.
— Истинно так, — пробормотал Вингмейкер, потом оттолкнул медиков в сторону. — Посмотрите, мистер Блинк. Это может стать величайшим религиозным событием со времён Святого Маккейна.
Блинк перевёл взгляд с улыбки Гарпуна Спектра на тело. Лужа крови вокруг головы жертвы точно воспроизводила классическую форму молящейся Девы Марии. Люди Винг-мейкера уже возводили разборную часовню вокруг тела.
— Ну, уж не будем раскидывать пальцы, — прорычал Блинк. — Я понимаю, вы не в курсах, как один край личности выступает из другого. Но нашему Джону Доу[14] придётся выполнять разрушительную программу гниения независимо от вашей чертовски священной блокады. А пока всё складывается дьявольски удачно для мясных мух.
Доктор Мэнгрув прошла мимо с ящиком инструментов.
— Приказ подтверждается, Шеф. Нет ничего, кроме очевидного.
Рекс Камп угрюмо прошествовала за ней.
— Тот же приказ твоим экспертам, Блинк, — сказал Джек Кома. — Шакалам разошлём повестки за эту фотосессию.
— Наконец-то ты думаешь, как коп.
— По положению тела, это привидение появилось с нашей стороны границы.
— Это труп. Кома отвернулся.
— Привидение.
Блинк и Гарпун Спектр пошли к машинам.
— А твоя точка зрения, Гарпи? Ты у нас стал набожным?
— Когда это оплачивается.
— А что, было дело?
— Насчёт этого тела, я думаю, у нас в руках истинное чудо.
— В моих — ни шута.
— Помнишь давным-давно слоны в Индии, пьющие молоко?
— И что? Я могу выпить пропасть молока. Тоже чудо?
— Те животные были из камня. Камень, Генри, слышишь, что я говорю?
— Ах, чёрт, это всё просто выдумки в твоих мозгах.
— Ну, слава богу, — подхихикнул Спектр, — не самый важный орган.
Блинк дошёл до передвижного обезьянника и снова раскурил сигару. За рулём ждал танкист.
— Ладно, я пошёл за бубликом и кадушкой сердца тьмы. Вингмейкер соблаговолил дать доступ к одному факту, чтоб его благословило. Вишь отпечатки копыт вокруг гробонаполнителя? — Он нырнул в машину.
— Чистые, как образец.
— Преет работает там, где запрещена обувь с рифлёной подошвой. Труднее бегать.
Блинк хлопнул дверью, и машина порычала прочь.
— Офис, — буркнул Спектр.
По сути, прошёл год с тех пор, как Джонни Фейлсейф приставил морскую раковину к уху и услышал насмешливый хохот. Он стал сам себе начальник эффектным и кружным маршрутом. И где-то в дороге вбил себе в голову, что он больше, нежели оловянная статуэтка в оловянной кабинке. Ему довелось читать, что давным-давно жили бедняки, которые получали небольшие деньги: теряли паспорта и добредали до немецкой границы, чтобы прикинуться беженцами. Его впечатлило. Похоже, на границе может поменяться всё. На мексиканской границе — американцы менялись в нацистов. Так что он вышел из офиса и пошёл прочь из Светлопива, через Наш Прекрасный Штат, пиная пыль, пока не достиг границы Терминала. Это случилось чуть раньше разрыва между штатами, и там ещё не было оборудованных огневых позиций — просто Джонни Фейлсейф переходил туда-сюда и пытался зафиксировать еле уловимое ощущение законов, меняющихся вокруг его тела. Он думал, что воспринял мельчайший сдвиг давления на себя, но и что? На него всё равно давили.
Он знал, что когда-то однажды Леон Вордил хакнул кодекс и добавил законов — сначала по прогрессии, потом в экспоненциальной опухоли — что полностью уничтожило последние следы человеческой активности. Вычистить авторизованные указы из случайных добавлений оказалось напрягом для мозгов, задачей на годы. Один делегат, появившись перед прессой, — смеялся и бил себя в лицо грохочущим листом алюминия.
В наши дни насыщение авторизованного кодекса сделало прикол с троянским законом излишним. Но Фейлсейф стал одержим этой точкой перехода границы, где одна дамба ограничений уступала место другой. Нет ли там точки между ними — хотя бы минуты — где нет ни той, ни другой? Он пал на колени на краю штата, прищурившись на микроскопический шрам на земле, заполненный оживлённой свободой. Образец, забранный в почвопробник, под увеличением показал роящееся небо, и Фейлсейф загнал вглубь два листа оргстекла, чтобы извлечь тонкий пограничный сэндвич. Обычный светоч сможет проецировать на стену незаконную активность, и Фейлсейф постучался к Дону Тото в «Задержанной Реакции» на улице Валентайн.
— Видел когда-нибудь торнадо, Тото? Крематорий, мой крутой друг. Световые шоу — ничто. Есть мысль, что ты готов к яркой штуке. Выдающаяся штука.
— Выдающаяся? Звучит неплохо. Фейлсейф поставил лист перед софитом, и стена превратилась в шербет, взбаламученный, как лицо Юпитера.
— Неистовая штука, Джонни.
— Автоматическая, в таком аспекте. И буквально за пару моментов придавит то грозное дерьмо, которое ты, похоже, так любишь.
— Постоянно меняется.
— И даст клиентуре намёк на высокие материи, Тото.
— По любому, беру. Назови свою цену, твою мать.
Фейлсейф открыл бурную торговлю образцами границы, которые использовали в световых шоу по клубам от Греды до Дворца Креозота. Он стал поставщиком заведений от побережья до побережья, включая «МК-Ультра», тематический монархистский подвальчик в Питсбурге, где клиента обслуживали как двух или более разных людей и деньги брали на выходе за всех. Владелец Нед Речид видел, как ЭНЧ[15] выбивает визуалы, чтобы создать уникальное ощущение. Не как в старых казаках-разбойниках, где только грязный отпечаток цвета выдавливался из тесного акта интерпретации. Всё заполонили шипящие чайники, и Нед решил украсть промышленный секрет Фейлсейфа и наделать кучу. Он весьма удивился, когда под покровом ночи Фейлсейф поехал на границу в бронированном песчаном багги, встал на колени на вулканизованную землю и вбил в почву створчатую панель, словно экспозиционную пластину.
