— Я думаю, мне бы очень понравился твой папа, — сказал Сновидец.
Дже~нис провела рукой по глазам отца на портрете. Глаза закрылись. Раздался тихий щелчок, и шкатулка открылась. Внутри, в матрице из сверкающих искр, лежала крошечная человеческая фигурка, вырезанная из хрусталя.
— Папа, хочу представить тебе моего друга Сновидца, — сказала Дже~нис очень серьезно.
Фигурка, вплоть до мельчайших деталей, была сработана с таким мастерством, что Сновидец бы не удивился, если бы она сейчас села и заговорила. Он наклонился над крошечным человечком из хрусталя, словно колосс из древней легенды.
— Рад познакомиться, — сказал он.
Дже~нис хихикнула. А потом вновь посерьезнела:
— Это самое ценное, что у нас есть, Сновидец. Я тебе доверяю. Береги его.
— Буду беречь, — сказал он.
— Когда будешь проходить через сканер, — продолжала Дже~нис, — держи его у сердца, и устройство тебя пропустит. Папины воспоминания и мысли войдут тебе в голову, но тебе будет казаться, что это твои мысли и воспоминания, только какие-то странные и как будто чужие. Но ты не бойся. Мама часто брала его душу с собой, и я подглядывала за ней, как она проходит через сканер… Она плакала, мама. Один раз я тоже так сделала, и тоже почувствовала его мысли, только я ничего не поняла — по-моему, там было что-то такое… связанное с любовью.
Сновидец улыбнулся.
— Так, надо подумать… я ничего не забыла? — задумчиво проговорила Дже~нис. — Ой, да! Если тебя вдруг поймают, лучше сразу покончить с собой. Я слышала, что стало с одним человеком, которого поймали в Храме. Это так страшно… самое страшное из всего, что я знаю. А когда потом сделали его Кристалл Души, его хранили в таком жутком месте, где темно и полно пауков.
— Значит, я буду очень стараться, чтобы меня не поймали, — очень серьезно сказал Сновидец.
— Я пойду первой, — сказала Дже~нис, — а ты — за мной. Иди только по главной улице, никуда не сворачивай. Тебе нужно войти через главный вход. Когда войдешь в Храм, следи, чтобы лицо всегда было закрыто. Там много всяких конструкций, умных устройств. Они наблюдательные. Если они заметят хоть что-нибудь подозрительное…
— А как я найду твою маму? — спросил Сновидец.
— Маму зовут Те~иеш. Тебе нужно подойти к Кристаллам Жизни перед алтарем и прикоснуться папиной душой к круглой отметке на самом большом кристалле. Мама выйдет к тебе. — Дже~нис направилась к двери. На пороге она обернулась, посмотрела в глаза Сновидца и, наверное, подумала про себя: «Интересно, что они видят, эти глаза?»
— Ты говорил, ты сочиняешь истории и сказки. А про меня сочинишь? — спросила она. — Я тоже хочу быть в какой-нибудь из твоих сказок.
Он протянул руки, словно хотел задержать ее, позвать обратно. Но не задержал, не позвал. Он не мог оторвать взгляда от этой девочки, такой живой, такой славной — и такой хрупкой в этом убежище, в этом маленьком и ненадежном убежище.
— Ты уже есть, — сказал он. — Ты уже есть.
— Надвинь шляпу пониже, — сказала она. — Когда солнце заходит, люди меняются. Становятся более подозрительными.
Уже шагнув за порог, она обернулась.
— Тебя нет, — сказала она.
На этот раз он сумел побороть искушение.
Сновидец чуть-чуть подождал, прежде чем выходить.
Все равно сперва надо было переодеться. Он умылся в крошечной ванной — такой маленькой, что он даже не смог выпрямиться в полный рост, — и снял свою старую, изрядно пообтрепавшуюся одежду. Одежды было не жалко, но на ткани еще оставались частички Земли; конечно, он их не видел, но чувствовал, и ему не хотелось бросать их здесь. Воспоминания сгустились, как тучи в сознании: почти суеверное благоговение, окаменевшее на лицах людей в тот день, когда он покинул родительский дом; пронзительная тишина и толпа, расступившаяся перед ним, чтобы он смог пройти; легкие прикосновения их рук… Он смотрел на свое отражение в зеркале: мускулистое, подтянутое, стройное тело… несколько шрамов — отметок на память о былых битвах… но, по сути, оно было точно таким же, как и в тот день. И лицо… большие глаза, жадно вбирающие в себя образы… сосредоточенные черты человека, замкнутого в своем внутреннем одиночестве. Хотя он заметил и кое-что новое: ранимость за маской спокойствия, хрупкую силу — такую тихую и уязвимую.
В сознании всколыхнулись слова, когда-то сказанные ему мамой:
— Если смотреть со стороны, наша жизнь складывается в узор — очень красивый узор, — который идеально вмещается в Мироздание. Даже самая никчемная жизнь — она все равно очень красивая. Все, что случается с нами, пусть даже с виду оно неприглядно и скверно, оно все равно заключает в себе красоту.
Он как будто воочию увидел ее глаза: такие добрые и мудрые, в сети мелких морщинок. Ее изящные тонкие руки, сплетающие кружева — певчих птиц и цветы. Он задумался об этой истории, о ее удивительных чудесах и убийственной жестокости. Что-то пришло… и исчезло… певчие птицы, жестокость… что-то пришло… и исчезло…
Чистая одежда вернула коже полузабытое ощущение хрустящей свежести: белая шелковая рубашка, льняные штаны. Сновидец надел шляпу и улыбнулся своему отражению в зеркале, убирая в карман золотую шкатулку. Держа плащ под мышкой, он вышел на улицу — в бледные сумерки.
Уже смеркалось, и жизнь на улицах города как будто приобрела новое измерение. Бесшумно и плавно, как тень, Сновидец прошел через площадь, откуда был выход на главную улицу. Фасады зданий мерцали в призрачном полусвете. Крыши домов истекали паром. На другой стороне небольшого сквера детишки сбивали палками плоды с какого-то дерева — то ли просто забавлялись, то ли хотели полакомиться.
Сновидец вышел на главную улицу, буквально запруженную народом. Он шел сквозь толпу, не тратя времени на то, чтобы глазеть по сторонам. Хотя там было, на что посмотреть. Окна сверкали рваным, метущимся светом, который выхватывал из сумрака комнат лица пленительных шлюх. Прямо на улице горели костры; на вертелах жарились туши каких-то зверей, оплетенные разноцветными нитками. Вдоль дороги стояли какие-то тонкие конусы, извергающие конвульсивные крики и истовые молитвы, органично вплетавшиеся в плотный, почти осязаемый гул толпы.
Сновидец вбирал впечатления на ходу, не отвлекаясь от главной цели и стараясь не привлекать к себе внимания. Но, как это часто бывает, то, чего ты стараешься избежать, настигает тебя, как проклятие.
Какая-то трясущаяся старуха, сгорбленная то ли тяжелым недугом, то ли старческой немощью, заступила ему дорогу. Он не успел увернуться и налетел на нее. Старуха упала, сбив с ног еще пару прохожих. А у Сновидца слетела шляпа.
Те прохожие, которых нечаянно сбила старуха, в свою очередь сбили кого-то еще. Это было похоже на странное ритуальное действо: люди падали, сбивая друг друга с ног. Потом была яркая вспышка света, потом — шипение, потом — крик. Звук удара мягкого тела о камень. Люди кричали, пытались удержать равновесие, но все равно падали… падали… вновь — вспышка света… женщина с залитым кровью лицом… а люди все падали… словно их вдруг поразила падучая эпидемия… это было совсем не смешно, но Сновидцу все равно хотелось смеяться. Уж слишком все это комично смотрелось.
Потом над улицей прошел трассирующий луч, и в динамиках взвыла сирена; в тех самых конусах, что еще пару минут назад изливались молитвенными песнопениями.
Но это было еще не самое страшное. Старуха, вся в крови и грязи, все же сумела подняться на ноги, и теперь истошно вопила, тыча пальцем в Сновидца:
— Это он! — кричала она. — Это все из-за него! Посмотрите, посмотрите на него! Посмотрите, какой он странный… Это сам Дьявол. Дьявол!!!!!!
Еще какая-то женщина (на этот раз — молодая и очень хорошенькая) набросилась на Сновидца, норовя выцарапать ему глаза. Он увернулся, но едва не упал, наткнувшись на кого-то, кто стоял сзади. Женщина снова набросилась на него.
— Демон! — кричала она. — Нечистый!
Кто-то сзади закричал:
— Убить его! Убить Демона!
Кровожадный призыв разнесся по толпе в одно мгновение. Потом был первый удар. Кто-то швырнул в него камнем. Камень попал по щеке, но еще прежде, чем Сновидец почувствовал боль, второй камень ударил его по плечу. Потом — третий, четвертый… А потом люди двинулись на него все разом. Бежать было некуда. Он оказался в кольце жгучей ненависти и напирающих тел. Он понял, что это конец.
Доведенные до исступления своими собственными пугающими фантазиями, эти люди разорвут его в клочья. Он еще раз огляделся в поисках путей к спасению и увидел, что слева есть вход в узенький переулок. Пусть и слабенькая, но надежда…
