— Пусть дают еще время! — крикнул с места Калькерхин.
— А скажи, солнце можно остановить? — спросила Калькерхина Зоя Герасимовна.
Мальчик немного подумал и сказал:
— Наверное, нельзя. Разве только ночью, когда оно спит.
— Так и время, его не остановишь, — сказала учительница. — Вот ты сегодня не выучил урок, а время тебя ждать не будет, надо догонять.
— Давайте договоримся так, — предложил Василий Львович. — Вы нажмите на учение, чтобы среди вас не было отстающих. Тогда, я думаю, останется и время на чтение книг. Верно, Зоя Герасимовна? — обратился директор к учительнице.
— Да, Василий Львович, — сказала Зоя Герасимовна. — Вот если бы такие, как ты, Калькерхин, не спотыкались на каждой букве, может быть, у нас оставалось бы время и я читала бы вам интересные книги.
— А лучше всего, если вы научитесь читать сами и будете брать в библиотеке такие книги, какие вы захотите, — сказал на прощание директор.
На перемене Ринтын подошел к Калькерхину и громко сказал:
— Бывает так в упряжке: все хорошо тянут, а одна лениво идет, пятится да еще пачкает дорогу…
Колхоз выдавал премии лучшим охотникам на песца. Для этого случая в школе между двумя классами была убрана перегородка, и получилась одна длинная комната.
Выдавал премии председатель колхоза Татро. Он сидел за столом, покрытым красной материей, и казалось, что он никогда не был учителем. Охотникам было известно, кто должен получать премии, но никто не знал, какими вещами будут награждаться самые лучшие из них.
В зале было тесно и шумно. Здесь собралось почти все население Улака, а некоторые женщины пришли даже с грудными детьми.
Татро по бумажке читал фамилию охотника, называя количество убитых им песцов, и выдавал какую-нибудь вещь. Все премии были солидные, и прежде чем перейти к следующему охотнику, присутствующие долго и горячо обсуждали полученную награду.
— "Охотник Кмоль, добывший шестнадцать песцов, премируется патефоном и набором пластинок", — прочитал Татро.
— Кмоль! Кмоля сюда! — закричали кругом.
Но дяди Кмоля в зале не оказалось.
— Должно быть, дома. У них гостя ждут, — сказали в зале.
— Пусть премию возьмет Ринтын!
Ринтын поднялся на возвышение и принял из рук Татро патефон и пачку пластинок.
— Слушайте, товарищи! — поднял руку Татро, водворяя в зале тишину. Правление решило дать премию всей семье Омрырольтына. Вы знаете, что хозяин семьи без одной ноги.
Но с помощью своей жены Пыткыванны и дочери Тынавааль он удачно охотился и добыл одиннадцать песцов! Семья Омрырольтына премируется швейной машиной.
Гром рукоплесканий покрыл слова Татро. Еще бы! Какая из улакских хозяек не мечтала иметь чудесную машину, которая так быстро шьет и делает строчку, как сказочная мастерица!
После раздачи премий поставили к стенам скамейки и начались танцы. Охотники под удары бубна и ритмичное пение исполняли старинные танцы, воскрешая жестами недавние дни удачной охоты.
Слепой Йок под смех присутствующих спел сочиненную тут же на мотив "Эй, комроты" песню о семье Омрырольтына:
Эй, Омрырольтын!
Даешь Пыткыванна,
Даешь Тынавааль,
Чтоб была ванэнан![11]
Подбегая к яранге с патефоном, Ринтын заметил, что люди то и дело входят в нее. Что-то случилось! У самого порога его остановил старик Рычып.
— Тише, — шепнул старик. — В яранге гость.
— Кто?
А вдруг приехала мать? Или вернулся из тюрьмы отчим Гэвынто?
Рычып приложил палец к губам, призывая Ринтына к молчанию.
— Тот гость приехал, которого в этой яранге давно уже ждут, — сказал Рычып.
— Откуда приехал?
— Оттуда, откуда мы все, — хитро и загадочно улыбнулся Рычып, пропуская мальчика в чоттагын.
В яранге было столько народу, что собак пришлось выгнать на улицу.
Дядя Кмоль, радостный и веселый, сидел у полога и курил трубку. Ринтын обвел взглядом всех собравшихся. Все лица знакомые: старая Пээп, Кукы, Чейвытэгин, Ыттырультын.
Ринтын тихо спросил:
— Дядя, а где гость?
— Спит в пологе, — улыбнулся дядя Кмоль. — А недавно кричал.
— Почему кричал? — встревожился Ринтын. — Он больной?
Сидевшие в чоттагыне засмеялись.
— Доктор говорит, здоровый!
Ну кто же он такой? Ринтын обвел взглядом всех собравшихся. Они были явно рады гостю, а больше всех дядя Кмоль. Обычно немногословный и хмурый, он оживленно переговаривался со всеми, и сияющая улыбка не сходила с его лица.
В чоттагын вошла великанша Рытыр, мать девочки Ватваль. Показав хозяину мизинец, она сказала:
— С прибытием долгожданного гостя!
— Спасибо, тетушка Рытыр! — ответил Кмоль.
— Должно быть, гость много подарков привез?
— Хватит на всех, — засмеялся дядя Кмоль. — Последнюю жердину с яранги сниму, но оделю всех.
Только сейчас Ринтын догадался, о каком госте шла речь. Он подошел поближе к дяде Кмолю и тоже показал мизинец.
До вечера приходили люди и поздравляли хозяина с рождением сына. Каждый обязательно уносил с собой какой-нибудь подарок. Гость должен быть богатым, чтобы всю жизнь ему сопутствовала удача, чтобы в сердце каждого, кто получил подарок, осталось о нем доброе воспоминание.
До вечера, пока в Улаке не зажглось электричество, в яранге дяди Кмоля звучал патефон и приятный женский голос выводил слова новой песни. Ринтын перевел слова песни, и каково было удивление его, когда оказалось, что песня будто специально сочинена об их родном Улаке:
Вдоль деревни,
От избы до избы,
Зашагали торопливые столбы.
Эх, загудели, заиграли провода —
Мы такого не видали никогда!
Когда южным ветром унесло припай и море очистилось ото льда, дядя Кмоль после долгих просьб согласился все-таки взять с собой на охоту Петю и Ринтына.
Ринтын тщательно вычистил оставшийся от отчима дробовик, смазал топленым тюленьим жиром кэмыгэт — высокие, до колен, непромокаемые охотничьи торбаза, расправил слежавшийся плащ из моржовых кишок и остро наточил нож. Подумав немного, он сунул в охотничий мешок книжку.
Петя приволок к вельботу полный рюкзак.
Кукы спросил его:
— Что у тебя там в мешке?
Петя замялся.
— Ага! — поднял вверх палец Кукы. — Охотничье снаряжение.
Петя кивнул головой с таким видом, будто в горле у него застряла кость.
— Ну-ка, покажи, что ты взял с собой? — Кукы положил на рюкзак свою большую, как лопата, ладонь.
Петя неловко развязал рюкзак.
Кукы захохотал:
— Как же это ты? Или ты не надеешься на добычу? Разве ты не знаешь, что только голодный охотник по-настоящему упорен и настойчив?
— Оставь его, — старый Рычып остановил Кукы. — Он в первый раз идет на охоту. Всех законов не знает. Вон, смотрите, идет товарищ Кожемякин.
К вельботу спускался Кожемякин — уполномоченный райсельхозотдела. Два раза в год — ранней весной, когда начинался первый ход моржей, и поздней осенью, в пору лежбища, — Кожемякин прибывал в Улак и отсюда объезжал окрестные стойбища. Охотники уважали его за то, что он не лез к ним со своими советами, как и где ловить морского зверя.
— Его зовут у нас "моржовый начальник", — объяснил Ринтын Пете странное прозвище Кожемякина, — потому что он хлопочет о плане заготовки моржей. Если добудут больше — хорошо, но меньше — никак нельзя. Дядя Кмоль говорит, что моржовый начальник сам не ездит на охоту: на воде ему делается дурно, хотя он в наших краях не новичок и язык наш знает.
— Здравствуйте, товарищ Кожемякин, — поздоровался Кукы. — С нами на охоту?
— Некогда, — ответил начальник, пожимая руки охотникам. — Надо ехать в райисполком.
Кожемякин поставил на борт вельбота маленький чемоданчик, обитый моржовой кожей, и поправил на кожаном пальто широкий ремень.
— Как-нибудь в следующий раз, — сказал он. — Получена телеграмма, что, по данным авиаразведки, в районе Ирвытгыра появились киты.
— Спасибо за новости, — улыбнулся Кукы, — мы и без этого позаботились о гарпуне.
Большой китовый гарпун, длиной в два с половиной метра и толщиной в руку, — с остро отточенным наконечником, надетым на металлический стержень, производил внушительное впечатление.
По случаю того, что на вельботе ехало начальство, его сопровождал председатель колхоза Татро.
— На промысел? — спросил ребят Татро.
— Да, Иван Иванович, — ответил Ринтын.
— Вы уж, ребята, не зовите меня больше Иваном Ивановичем. Просто Татро. Это Василий Львович назвал меня Иваном Ивановичем, чтобы научить учащихся обращаться к учителю по имени и отчеству.
Татро совсем потерял "учительский вид". Волосы, бывшие ранее предметом особых забот, росли теперь свободно и густой черной прядью падали на лоб.
