— Это европейцы и американцы, которые продают колтан и привозят оружие. Они эксплуатируют ресурсы нашей страны и оставляют умирать наших детей за свои прибыли прямо в копях.
Учитель указывает на горизонт. Там возвышаются горы Масиси, где расположены крупнейшие залежи колтана:
— Там наши дети. Их посылают на смерть.
Мальчик рядом с ним сам однажды попытал счастья в копях:
— Сидишь в грязи и боишься, боишься, что земля на тебя обрушится. Постоянно где-то стреляют. Ты под охраной солдат и милиции, где бы ты ни был. Одни гонят других, но нам это безразлично. Они отнимут у тебя инструмент... Если тебе повезет, то за это ты получишь пару сотен конголезских франков. В Гоме получают в десять раз больше, но, если они тебя застукают здесь с колтаном, то тогда... — Он кладет мне на лоб указательный и средний пальцы: «Чпок!»
Три недели спустя после этого разговора, 21 марта 2001 года, в 50 километрах к северо-западу от Гомы почти 100 человек погибли в колтановом шурфе: обрушился свод над входом в туннель.
УБИТЬ, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ
Почти все мои собеседники настаивают, чтобы я не называл их имен. Слишком многих уже подвергли аресту или даже навсегда «убрали» после того, как они поговорили с иностранцами. Страх перед повстанцами велик.
Незнакомка рассказывает мне, что в копях работают, прежде всего, руандийские хуту. По сообщению ООН о нелегальном разграблении сырьевых ресурсов Конго, большинство пленных — из Руанды. Их обвиняют в истреблении целого народа тутси в 1994 году, теперь в наказание они ведут добычу колтана, которая финансирует снабжение руандийской армии.
— Кроме того, там трудятся гражданские из Конго, которых заманили посулами в места разработок этих руд, — говорит лидер одной женской группы. — Как рабы, под охраной вооруженных повстанцев, которые скупают у них руду по смехотворной цене. Если кто-то недоволен — его расстреливают.
Глава повстанцев Оносумба знает, что в его армии доходит и до превышения полномочий. Но это, по его словам, исключения, с которыми борются:
— К сожалению, многие приходящие к нам на службу в войско не имеют никаких понятий о нравственности, — сокрушается он. — Армия для них — это место, где можно делать что хочешь. Поэтому сегодня при наборе рекрутов мы уговариваем родителей, чтобы; те отдавали нам самых воспитанных сыновей. Это единственный путь, лишь так можно побороть нарушения человеческих прав (30).
При этом речь чаще всего не о морали, а скорее о чистоте ощущений: «Эта мешанина войн приводит к появлению очень большого числа изголодавшихся людей, которые сражаются ради пропитания и добычи снаряжения», — сообщает ООН. Благодаря этому в регионе царит «ужасающий масштаб насилия», включая «систематические изнасилования девочек школьного возраста». В этих бесчинствах участвуют руандийские воинские подразделения» (31).
«НАШИМ СОЛДАТАМ ТОЖЕ НАДО ЕСТЬ»
Если дело пойдет так, как рассказывает глава повстанцев, то торговля колтаном поможет улучшить ситуацию.
— Экспортом колтана мы финансируем наш социальный план, —утверждает Оносумба. Прежде всего, налоговые поступления с экспорта колтана должны гарантировать стабильную зарплату наемным работникам.
— Фирма «Somigl» — один из самых важных источников наших поступлений, — уточняет представитель повстанцев по связям с общественностью, высокопоставленный господин в темных солнечных очках, с золотым «ролексом» и в костюме от Армани.— Монополия «Somigl» на колтан приносит нам миллион 300 тысяч долларов США в месяц; из них мы платим зарплату своим гражданским служащим, остаток уходит на социальные проекты. Но и нашим солдатам надо что-то есть (32).
— Здесь никто никогда не видел ни одного конголезского франка из этих сумм, — сетует руководитель одного из социальных учреждений. — Все больницы, школы и социальные проекты оплачиваются населением, конфессиональными приходами и благотворительными организациями. Или не оплачиваются вовсе. Тогда все уходит по каналам теневой экономики.
Кроме того, мадам Гуламали не оправдала ожиданий. Пока что фирма «Somigl» перечислила лишь один процент из того миллиона долларов, на который надеялись повстанцы. Через неделю после моего визита в Гому, 28 февраля 2001 года, повстанцы отменили монополию на колтан.
С тех пор экспорт — вновь в частных руках. В Гоме я узнал, кто является самым важным частным торговцем искомого материала: немец Карл-Хайнц Альберс, геолог из окрестностей Нюрнберга. К.-Х. Альберс руководит конголезской фирмой «Somikivu», которая принадлежит нюрнбергскому «Электрометаллургическому обществу» (70%) (33). «Somikivu» обладает правами на копи Луэше на севере Гомы. Завод по переработке сырья с этих копей был основан в 1993 году, а летом 2000 года восстановлен К.-Х. Альберсом (34). Там добывают металл ниобий — аналог тантала. «Somiltivu» отчисляет, согласно данным RCD, по 300 тысяч долларов США ежемесячно повстанцам, которые охраняют копи.
КАРЛ-ХАЙНЦ АЛЬБЕРС, ГЛАВНЫЙ ПОСТАВЩИК «STARCK»
Сразу по возвращении в Германию я позвонил Карлу-Хайнцу Альберсу в Нюрнберг. После всего, что я услышал, я ожидал, что он будет так же скрытен, что и представитель концерна из «Starck». Но во время наших многочасовых бесед геолог предоставил мне информацию о своей обширной деятельности в мировой торговле сырьем и, прежде всего, рассказал о своем интересе в Конго (35).
Карл-Хайнц Альберс — важнейший поставщик колтана на внешнем рынке среди частных экспортеров. Он значительно превосходит своих конкурентов. Он сам гордо рассказал мне об этом. Четыре самых крупных региональных торговых склада, по его словам, поставляют свой материал исключительно ему. Правовое обеспечение торговли колтаном осуществляется через фирму Альберса «Masingiro» (36), которая в докладе ООН о нелегальной эксплуатации сырьевых ресурсов в Конго приведена как пример того, чем пахнут прибыли «нескольких иностранных фирм, которые готовы осуществлять сделки, несмотря на противоречивость законодательства и отсутствие четких правил».
— В целом из региона экспортируется примерно 200 тони руды в месяц (37), — рассказал мне Альберс по телефону. Это то же число, которое мне уже назвали в начале моих исследований (38). При среднестатистической (по отчету ООН) цене в 200 долларов за один килограмм сырья в 2000 году (39) получается сумма, превышающая 520 миллионов евро в год.
— Сколько идет на счета самого Альберса?
— Мы поставляем от 100 до 150 тонн концентрата в месяц.
— Итак, от половины до трех четвертей совокупного экспорта! А кому?
— Большую часть поставок мы направляем в «Starck».
Я промолчал. Конечно, я знал уже из своих тайных розысков в Интернете, что своими закупками тантала концерн открыта финансирует войну в Конго. Немного позднее, в апреле 2001 года, ООН тоже обвинило «Starck» в незаконном присвоении конголезского сырья, причислив предприятие к клиентам Азизы Гуламали, которая в прошлом торговала оружием, а ныне — колтаном. Но то, что знаменитый германский геолог бесстрастно рассказал мне, означало лишь то, что дочернее предприятие концерна «Bayer» является ведущим скупщиком сырья, о котором ведется наибольшее число дискуссий, в регионе, охваченном кризисом (40).
— Как долго уже дела идут подобным образом?
— Они все время говорят, что «покупают все меньше, меньше,..» — говорит К.-X. Альберс, — но вообще-то, за те шесть-семь лет, которые мы здесь работаем, удалось хорошо наладить снабжение (41).
«ЧТО ТАКОЕ "НАРУШЕНИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА?"»
Все это немец поведал мне с раздражением, присущим экспертам, которые устали от вопросов дилетанта. Альберс был и знатоком вопроса, и практиком. Я понял это, когда спросил, каковы его впечатления от Конго.
— Я же часто бываю в Конго, — произнес он. Я спросил (между прочим), бушует ли там война.
— Ага.
Не знаю, смогу ли я передать это «ага». Альберс же не знает, что я лишь за неделю до нашего разговора был в Конго.
— А как вы относитесь к повстанческому правительству, о котором пишут в газетах?
— Является ли оно повстанческим или нет, не знаю, — сказал К.-Х. Альберс об основных своих партнерах в тамошнем бизнесе.—Мне это неважно..
Вместо ответа он заговорил о «методах Дикого Запада», по которым строили свою работу другие, более мелкие фирмы в колтановом бизнесе.
— Вплоть до нарушений прав человека?
Мой вопрос явно изумил его:
— Что же у вас считается нарушением прав человека? Нам следует хоть раз дать определение!
— Ну как же: принудительный труд, эксплуатация, наем детей на работу...
— Понятно. Вот детский труд — в Африке с ним сове-е-ершен-но другая история. Наем детей на работу. Здесь. В Африке. Это конституционно. — Последнее слово он произнес почти по слогам. — Но ведь дети же все равно будут работать и на полях — вот причина...
