Но около полуночи неожиданно в замочной скважине поворачивается ключ.
— Позволь, я тебе объясню… Выслушай меня, по крайней мере!..
А. убежал на другой конец комнаты, застыл между окном и телефоном.
Низкий столик опрокинут. С голым человеком справиться легко.
— А-а-а-а-а-а-а!
С. мыслил свою жизнь как некую игру, snapdragon, блюдо с горящим спиртом, из которого надо пальцами выхватывать изюминки, стараясь не обжечься.
Он проиграл. Проиграл, как проигрывал все остальные игры. Как всегда, в глубине души он знал это. И деньги тоже у него кончились как раз вовремя, и слова прощания с теми, кого он оставил на других континентах, были сказаны, кратко и трезво.
С какого-то времени С. изо дня в день терял опору, его жизнь истончалась. Он часто вспоминал свое первое путешествие в Индию много лет назад, знал, что нужно туда вернуться, что там должно произойти то, чего он не в силах был сделать своими руками. Случай, разумеется, не замедлил представиться. Журналистом. Free-lance.
Есть фотография С. в роли Томаса Беккета на сцене одного из европейских университетов. Фотография нечеткая, по бокам белые пятна, в центре неясная тень, на фоне которой выделяется человек в мантии, в полный рост, лицом к зрителю. Бритое лицо немного запрокинуто, тонкие бакенбарды спускаются вдоль полных щек. Голова, макушка которой теряется в тени, слегка повернута влево, серый свет падает только на ее правую половину. Взгляд устремлен вдаль, рот нежен, нос хрупок. Руки, утонченные, но полные жизни, расцветают на белизне ткани.
End will be simple, sudden, God-given[4]
— О Боже! Что я наделал! Что со мной будет! Прости меня, С.! Прости меня!
А. не произнес ни слова, он принес из ванной комнаты все полотенца, белые полотенца.
— Помоги мне одеться и вызови "скорую помощь". Я им скажу всё, что ты захочешь…
А. и B. спешат одеть С. Это непросто. Багровые полотенца липнут ко всему. Всё липнет, всё багрового цвета. Они надевают на него трусы, носки, багровую рубашку, багровые брюки. А. собирает полотенца, кроме одного, которое С. держит у печени. B. направляется к телефону, как автомат.
Пристали двое неизвестных, потребовали кошелек и часы. С. сопротивлялся, позвал на помощь, его ударили ножом. Он смог доползти до квартиры своих друзей, которую только перед этим покинул. Те вызвали "скорую помощь", его отвезли в больницу, где положение показалось настолько обнадеживающим, что С. попросил никому не сообщать о случившемся, но на четвертый день его состояние серьезно ухудшилось, и еще через день наш друг умер.
Он говорил: My death-wish is real enough.[5] Он говорил: Like the moon, I dwell in my own shadow.[6] Он говорил: то, что я чувствовал на сцене, когда они все бросились на меня, не было мне неприятно. Он говорил: иногда, когда я купаюсь в море, я хочу, чтобы волны унесли меня… И его особая манера надменно поднимать брови, когда он произносил какой-нибудь софизм.
A burnt-outcase, человек в свободном падении.
Он умер с пустыми руками, дитя Гермеса, покровителя путешественников и водителя умерших. Он пролетел, как метеор. Нет, он просочился, как вода. Он не оставил даже книги, лишь несколько статей и незаконченных стихов. Он оставил прощальное стихотворение. Он сделал жизнь вдумчивой подготовкой к смерти, он торопился жить, обжора, сластолюбец, пьяница и весельчак, всегда был в лихорадочном возбуждении, в непрестанном движении, как волна или пламя, как темнеющий и дрожащий огонь или ручей в сумерках, в наступивших уже сумерках, вечно пьяный, вечно окруженный эфебами, вечно один. Один, как феникс, образ души, возрожденной приходом смерти и сгорающей через правильные промежутки времени, чтобы возродиться из пепла. Родина Феникса — Индия.
Третий час ночи. С. покидает вечеринку в квартире S. Пьяный, естественно. Он хочет вернуться в свой отель пешком, это недалеко, в конце проспекта; приличный, по бомбейским меркам, квартал, довольно близко от Ворот Индии, где неделю спустя будет развеян прах С.
Одна сторона проспекта застроена зданиями, в которых размещаются конторы, и ночью в них никого нет, а на противоположной стороне располагаются бараки сквоттеров. Их присутствие позволяет выдвинуть официальную версию нападения. Удача для двух людей, которые никогда не знали удачи.
С. идет вдоль домов. Нет, несмотря на холод, улица не пуста. У бездомных нет выбора. Сероватые мумии, скелеты свинцового цвета, пожираемые пылающим голодом, они лежат вдоль стен на заплеванной земле как упаковки со смертельной опасностью, между скелетами коров и собак.
Один из скелетов, с огромным зобом и ногами в язвах, трогает за локоть своего соседа, которого туберкулез выпростал как овощ, оставив лишь кожицу. У того есть хороший нож с упором, добрый нож madeinEngland, очень тонкий, очень острый, несмотря на несколько пятнышек ржавчины возле ручки. Лезвие несказанно грязное, покрытое слоем маслянистой серой грязи и словно созданное таким. Скелеты наблюдают за белым человеком, сытым, хорошо одетым, который бредет, шатаясь, в ледяном свете уличных фонарей и неоновых вывесок. У обоих есть еще силы бежать. Они догоняют С., зажимают его с двух сторон, вонь от их лохмотьев бьет ему в нос. — Убирайтесь к черту, говорит он пьяным голосом. — Убирайтесь! Чахоточный требует денег, тот, что в язвах, — часы. С. упрямо велит им убираться, пытается оттолкнуть их. Внезапно нищий, покрытый язвами, заламывает ему руки за спину. С. зовет на помощь. Хотя мог бы знать, что кричать не надо. Лезвие разрезает ткань рубашки, пронзает кожу, погружается в жировой слой, затем в мускульную ткань. Протыкает брюшину, вонзается в печень, перерезает круглую связку — остаток пуповинной вены — затем два раза поворачивается вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов, сначала вправо, потом влево, разрушая на своем пути ткани печени, превращая их в коричнево-черную кашу. Лезвие яростно поворачивается еще раз, прежде чем выйти из раны с приглушенным свистом и вернуться к своему хозяину, еще горячее от крови С.
С. цепляется за решетку персидской ювелирной лавочки. Они забирают у него коричневый бумажник телячьей кожи, стальные часы Жирар-Перго и растворяются в темноте. Всё произошло очень быстро.
С. сползает на землю, но когда его рука касается тротуара и осязает что-то липкое и холодное, не его кровь, а что-то другое, то его охватывает отвращение. С. собирает всю свою энергию, он черпает ее из тех источников, которые казались ему давно иссякшими, он хватается за решетку и выпрямляется, медленно, понемногу, хрипло дыша. Его крики разбудили несколько других скелетов, нарушили оцепенение той Индии, что валяется на земле в пыли, соплях и навозе. Женщина-скелет, которая всё видела, пытается тем не менее еще и просить подаяния. Многие наблюдали эту сцену. Никто не двинулся с места.
С. начинает двигаться в направлении жилища S., держась за стены. Каждый шаг требует предельного напряжения воли. Главное — не наклоняться, иначе всё потеряно. Нужно держаться как можно прямее, несмотря на булькающую рану. Кровь, которая струится и капает на нищих, лежащих на земле, капает и по всей длине лестницы до квартиры S., который как раз выносит пепельницы и проветривает помещение. С. звонит к нему в дверь. S. открывает и видит человека в багровых одеждах. Он помогает ему войти, вытянуться на узком диване, покрытом ковром в красных и зеленых ромбиках, подле низкого столика. S. немедленно вызывает "скорую помощь".
С., наполовину в обмороке, С., который скользит уже в сумрачные поля бессознательного, посылает свой образ за тысячи километров, где его получает человек, который, имея привычку ложиться рано, уже спит. Образ С.: лежа на узком диване в зеленых и красных ромбиках, С. склоняет свое красивое лицо к правому плечу. Он очень бледен, мертвенно-бледен, взгляд выражает как его состояние, так и неизбежный исход всей ситуации.
"Скорая помощь" очень задержалась с прибытием.
"Юноша и Смерть" Стефано делла Белла. В скалистом пейзаже, где задний план занимает пирамидальная гробница, Смерть — закутанная, в тюрбане, и чреватая каким еще преступлением? — обнимает обнаженного юношу, чьи волосы — как пламя перевернутого факела.
С. осталось жить лишь несколько дней. Он умрет от того же самого удара ножом, от которого умер Каспар Хаузер, которому всё было обещано и мало дано. Spiegelschrift. Зеркальное письмо. Загадка остается, загадка, которой станет С., которой станет смерть С., со всеми ее вспомогательными смертями. In der Nacht sitzt das Finstere auf der Lampe und brullt.[7]
Темно.
Покинув квартиру, где S. устраивал party, C. хочет вернуться в отель пешком. Второй час ночи. Он немало выпил, но идет еще прямо. Он невероятно устойчив к большим количествам алкоголя. Итак, он идет уверенным шагом вдоль вполне приличного по бомбейским стандартам проспекта, недалеко от Ворот Индии, где, не пройдет и недели, будет развеян его прах.
