стоит за мной, никак не относится к тяжким преступлениям. Я не совершал ничего ужасного! И никогда не собираюсь совершать.
– Вышеперечисленные статьи не являются для тебя чем-то значимым?
– Конечно нет! – Глеб знал, что ему не следовало это произносить, но он уже разгорячился. – Такими вещами занимается каждый в моем возрасте, но гоните вы только на меня. Знаете, в чем причина всех моих приводов?
– Ну? – Прокурор нахмурил брови.
– В невезении. Некоторым везет больше, чем мне, вот и все! Меня вы каждый раз ловите, на любую шалость подбираете статью. Относитесь так, будто я единственный трудный подросток – других для вас нет! Будто сейчас никто не выносит сладости из магазина. Никто не пьет и не дерется. Прямо в эту минуту, пока мы с вами здесь сидим и беседуем!
– Не каждый подросток ворует, пьет или дерется, – отчеканил слова прокурор. – Многолетняя практика показывает, что большое зло начинается не сразу, а постепенно, ему предшествуют десятки правонарушений, маленьких, незначительных, которые выглядят как шалость. Но все это устроено по принципу снежного кома.
Глеб вздохнул, устало опустился на спинку стула, также по своей многолетней практике определив, куда катится разговор. Сначала будут делать мозги, затем пойдут беседы о причинах его трудного поведения. Сколько можно выслушивать эти дешевые лекции? Деревянная мебель скрипнула под спиной, и тогда у Войнова Глеба промелькнула дикая, но заманчивая мысль: если прокурор поднимет тему неблагополучия семьи, он разнесет этот кабинет… разнесет в пух и прах, пусть после этого возникнут огромные проблемы! Терпеть нравоучения не в характере Войнова Глеба.
Никто не знает, что творится у него душе, но все пытаются что-то растолковать, направить на путь истинный. На лекциях в отделе по делам несовершеннолетних утверждали, что за развитие духовных и нравственных качеств, как, в принципе, за все мировосприятие подростка отвечает семейное воспитание. Подросток не вразумит, что хорошо, а что плохо, если ему это не разъяснят родители. Тот педагог провел около пяти лекций, прежде чем Войнов Глеб отправился жить в Санкт-Петербург. На новом месте поджидал не менее вдохновленный инспектор, который с пылкостью заявлял, будто поведение подростка объясняется событиями, произошедшими с ним в период взросления. Если отрицательных больше, то вы, дармоеды малолетние – так инспектор обозвал всех присутствующих на лекции – вы, дармоеды малолетние, оказываетесь в стенах исправительного учреждения и слушаете мои воспитательные речи. Третий специалист носил очки, был не то философом, не то мистиком, а также веровал: не единичный фактор влияет на формирование личности, а их совокупность. И воспитание, и социум, и жизненный опыт играют одинаковую роль, да и вообще якобы сама судьба подсовывает юной душе определенные испытания, чтобы она стала такой, какой ей стать предназначено.
Инспектора – люди опытные, все имеют высшее образование, занимают должности по вправлению мозгов, но лучше бы они сперва вправили их себе. В своих ничтожных попытках объяснить чужую душу они, очевидно, не учитывают главного условия вопроса: человек не выбирает, каким родиться. Человек выскакивает на этот свет уже с заложенной мерой добра и зла в своей натуре, и никакое воздействие жизненных сил не может определить его сущность и не продиктует, каким он будет, плохим или хорошим. Жизнь является лишь катализатором реакции – катализатором, при взаимодействии с которым наглядно выявляется соотношение светлых и темных сторон человека – и не более.
Войнов Глеб не отводил упрямого взгляда от стены, видом показывая, что не имеет желания продолжать разговор. Бессмысленный с первой минуты разговор. Напрасно он здесь разоткровенничался. Забыл, что ли, где находится? Для власти он типичный преступник, а раз так, то следует вести себя соответствующим образом.
Краем глаза было заметно, как по бумаге двигается прокурорская рука. Что пишет, интересно? Очередное постановление: где, кому и когда требуется выплатить компенсацию?
Шлепнув печать поверх влажных чернил, прокурор потянулся к краю стола и вдавил кнопку.
После продолжительного дребезжания несовершеннолетнего нарушителя взяли.
Глава 2
– Снять шнурки? – переспросил Глеб и, получив от сотрудника утвердительный ответ, опустился на корточки, чтобы расшнуровать обувь.
«Ладно! Я сделаю, но если вы думаете напугать меня, у вас, козлы поганые, ничего не выйдет».
Войнова Глеба не проведешь, он наперед знал, что будет происходить. Сейчас его посадят в машину с решетками, покатают минут двадцать, затем высадят на окраине города, где-нибудь возле леса, пнут пару раз и отпустят. Сотрудники могут попросить рублей двести на кофе, но денег у Глеба, как всегда, не окажется. Они пнут его еще раз и тогда окончательно отвяжутся. Глеб придет домой весь пыльный, перепачканный, может, с порванной штаниной, и застанет там куратора из отдела по делам несовершеннолетних. Тот начнет заливать банальщину о долге гражданина перед государством, посмотрит строгим взглядом и тоже отвяжется. Всю эту процессию Глеб проходил тысячу раз, в каких бы частях России ни находился: и в Санкт-Петербурге, и в Краснодаре, и сейчас, в подмосковном городе Мытищи везде одно и то же. Все это будто замкнутый круг.
– Ремень есть? – спросил сотрудник. – Тоже снимай.
Войнов Глеб посмотрел на человека в форме, как на тупого.
– У меня спортивные штаны, какой ремень?
– Значит, – помедлил сотрудник, – вытягивай резинку с пояса, раз у тебя спортивные штаны.
Раньше, конечно, не просили заниматься подобными глупостями, подметил Глеб, но понять органы тоже можно. Если перестать вводить в представление новые декорации, то такой придирчивый задержанный, как Войнов Глеб, просто потеряет интерес и перестанет бояться арестов. Первое время они приставляли все более сердитых сотрудников для сопровождения в бобике, а теперь добавили этот трюк со шнурками.
Когда Глеб откинул поясной шнурок в сторону, так сказать, сыграл отведенную ему роль, он стал ждать, когда сотрудник исполнит свою.
– Лицом к стене, руки за спину!
Несовершеннолетний преступник остался впечатлен приемами. Пусть было больно, ухмылка не сходила с лица Войнова Глеба даже в момент, когда холодное как лед железо стянуло запястья.
Ну а дальше все происходило по накатанной: шум рации, испуганные и удивленные взгляды посетителей участка, парадный выход гусиными шагами. Глеб злобно улыбался старушкам, а те дружно ахали и прикрывали рты ладошкой. Крепкие руки толкали в спину, хоть он торопился как мог. Шагать с заломленными руками не так уж просто, особенно в ботинках без шнурков. Но разве образины в форме могут это понять?
Сквозь дверное стекло, искрящееся солнечными зайчиками, Глеб заметил бело-синий бобик и группу из четырех человек с автоматами наперевес. Хотелось получше рассмотреть их обмундирование, но когда вывели наружу, Глеб зажмурился. Солнце било в лицо тяжелыми лучами. Шарканье ног по асфальту нарушало общую тишину. Улица молчала. Подобного пекла в последний месяц лета, такого крепкого и продолжительного, Войнов Глеб давно не встречал. В полуденное время асфальт успел нагреться до такой степени, что
