плыл в вечерней прохладе и ловил каждый аккорд.
Он видел, что здание становится другим, происходят какие-то перемены, но не мог оторвать своего взгляда от девушки с гитарой.
В это время окна стали двигаться, причудливым образом соединяясь в то, чем здание было на самом деле.
Вновь глаз, в котором соединились разные цвета, как на старинном витраже, смотрел на путешественника из дальних краёв.
Но всё это не могло отвлечь человека, смотрящего на девушку, находившуюся в самом центре зрачка, и слушавшего самую красивую песню в своей жизни. Ему казалось, что стоит ему отвести взгляд и всё это исчезнет, и он не сможет ничего вернуть. Испытывая эту тревогу, он продолжал смотреть.
А вокруг стала сгущаться тьма, ночь практически поглотила это место, и он сам слился с темнотой, став едва заметным для глаза-здания. Пошёл дождь, многие из прохладных капель повисали в воздухе, и с каждой секундой пространство заполнялось водой всё больше.
В какой-то момент эти капли, слившись, перекрыли человеку обзор и полностью отделили от него здание и девушку в зрачке, чья песня практически уже не была слышна. Через прозрачную водную стену он видел, как здание и улица, и парк растворяются и теряют свои очертания. Бросившись вперёд, он был сбит и подхвачен волной, и вновь оказался в толще воды, стараясь грести вперёд туда, где предположительно осталось здание, туда, где ему было по-настоящему хорошо.
Но его сил было явно недостаточно, и вскоре он понял, что его вновь подхватило течение и никакие попытки повлиять на то, куда его выбросит в следующий раз, ему не помогут.
Вновь, как и перед прошлым перемещением, он увидел, что приближается к источнику света, который был неразличим за поверхностью воды.
Прощение
Светлое небо перед закатом, при виде которого все бросают хоть на секунду свои дела и устремляют взор ввысь.
Но в этот раз по небу плыли вовсе не те перистые облака нежно-оранжевого цвета, а облачная рука. Пять пальцев и ладонь, летели над пространством незавершённых снов и мечтаний, где на перекрёстках неразличимых ещё мыслей стояли самые разные существа и смотрели на небо.
Рука не была статичной, она менялась, шевелила пальцами, а иногда сливалась в одну бесформенную тучу, словно сжималась в кулак. Она могла вытянуть тонкий, прозрачный палец и указать на что-то, на земле. Ветер нёс эту руку навстречу горизонту, к огромному скоплению разноцветных облаков, что гигантским телом распласталось по всей линии заката.
Соприкоснувшись с этой искрящейся массой, рука затерялась в ней, предварительно разжав тучу-кулак, и встретила остальные части всеми пятью пальцами.
Кислинка
Лунный плод вышел из-за облаков.
Сегодняшняя ночь стала чуть светлее.
Животные, завидев в небе этот вкусный плод, тянули свои лапки и коготки к нему. Также поступили и люди.
Каждый из них брал этот плод, который оказывался совсем небольшим по размеру, как яблоко, но гораздо вкуснее, чем что-либо ещё. Но на небе плод-луна оставалась неизменной и всё так же ярко светила. Сколько бы раз ни пытались снять её с небесного свода, она по-прежнему была тем привычным ночным светилом, что ещё и дарило мягкую кислинку и неповторимый фруктовый вкус, которого никогда не найти на Земле.
Вот, облака надвинулись, и скоро они закроют от всех этот источник света и пропитания, но, ни для кого не секрет, что следующей ночью этот плод снова окажется на своём месте.
Одышка
Дом дышал жильцами, втягивая их в свои просторные лёгкие-внутренности по вечерам и выдыхая их утром, заспанных и недовольных жизнью. Но с некоторых пор у дома началась одышка и часть жильцов просто не выходила из его подъездов, предпочитая, оставаться внутри и проводить своё время не так, как прежде.
Дом вытравливал из себя эту заразу, днём в нём становилось нестерпимо жарко и душно, а по ночам так холодно, что уснуть было практически невозможно.
Однако ничто не помогало наладить прежний порядок вещей.
И вот, в прохладное утро, когда на траве перед домом блестела роса, а лёгкий туман коснулся даже металлической крыши здания, одышка отступила. Жильцы дома ощутили это, и сами преобразились – они увидели мир из совершенно иных окон, что прежде. Им захотелось выйти, посмотреть на те новые цвета, что ранее скрывались в привычном облике города за окном.
Распахнувшаяся дверь с шумом выпустила застоявшийся воздух и засидевшихся внутри дома людей.
Сомнения
Плотная крышка из темноты обволокла хрупкое тельце хрустального человека, готовящегося ко сну.
Он удобно устроился и, дождавшись того, что в комнате погаснет, закрыл свои глаза.
В нём не чувствовалось необходимости во сне, но он тем не менее лёг, чтобы вновь провалиться в сон и свои переживания.
В этот момент всё случилось – сомнения тяжким грузом навалились на него, да так, что каждый квадратный сантиметр его тела ощущался по-другому, словно на него высыпали кучу песка.
Открыть глаза не получалось, да и это не могло ему помочь. Что толку, если ты открыл глаза в кромешной темноте?
Ему казалось, что эта крышка саркофага над ним, что стоит только протянуть руку вперёд, и его прозрачная сущность соприкоснётся с чем-то невероятно плотным, чего ему не преодолеть. Тревога оттого что он находится в плену, стала нарастать в нём.
За этой тёмной пеленой могло таиться что угодно как хорошее, так и плохое.
Но хрустальный человек был уверен, что ничего хорошего его там не ожидает.
Ночь без сна тянулась так долго, что, казалось, целая земная жизнь прошла от того момента, как он закрыл глаза и темнота окружила его.
Мысли путались, и время от времени он проваливался в свои сновидения, где блуждал в неопределённых, абсурдных сюжетах, ничего не понимая и яростно пытаясь проснуться, но всё было напрасно.
Сны закручивались вокруг него, и он никак не мог отделаться от того ощущения, что в своей странности эти миры намного реальнее того, что происходит в его обычном мире.
Только первый луч солнца на рассвете мог разбудить его, сбросить с него это наваждение, длящееся столетия.
Наконец-то оно наступило, и через маленькое окошко проник один луч, как раз, попавший на прозрачную кожу хрустального человека.
Его нутро наполнилось всеми цветами радуги, а по комнате стали прыгать солнечные зайчики, тёмная пелена сомнений исчезла так легко, что можно было подумать, что её никогда и не было.
Хрустальные веки приподнялись и бесцветные глаза взглянули на комнату, в которой каждый предмет из скудной обстановки был известен и знаком во всех мелочах.
Крохотное окошко пропускало так мало света.
Хрустальный человек встал
