— Твою мать, — прошипел Хокинс по дороге к стойке. — Есть какие-нибудь предположения, кто это такие?
Билли поднял голову, словно изучая висевшее меню, полированное покрытие которого давало ему возможность рассмотреть их потенциального противника.
— Хуй знает. Это может быть кто угодно. По крайней мере, не наши, а это главное.
Хокинс кинул взгляд на зеркальную поверхность меню.
— Судя по выражению их лиц, мы с тобой вляпались. Как разыграем эту карту?
— У нас нет выбора, — помолчав, ответил Билли. — Я беру питье, а ты — хавку.
— Классный ход, — пробормотал Хокинс, наливая две тарелки кипящего томатного супа. Он подождал, пока Билли не вернулся с двумя хромированными чайниками, и оба мимо кассы и ошарашенных официантов двинулись прямо к группе удивленных пацанов.
— Не возражаете, ребята? — весело осведомился Билли. — Как дела?
Круглолицый мужик лет тридцати в голубой рубашке от Тедди Смита оглядел их с ног до головы и несколько нервозно улыбнулся. Такого он явно не ожидал.
— Проиграли 1:0 в Олдхэме, — ответил он. — А вы?
— Тоже просрали 7:1 на «Олд Траффорде». Хокинс видел, как меняются выражения их лиц. И в этот момент он понял, что опасность миновала. По крайней мере, для них двоих. И он внутренне улыбнулся, представив себе, что происходит у них в головах. Только что ты пожирал глазами потенциальную жертву, а еще через секунду она стоит рядом с кипящими жидкостями в руках. А вдобавок ко всему унижению еще и выясняется, что это «Вест Хэм». А этот клуб славится своими психопатами.
— Прости, старик, вы?.. — Хок не договорил, чтобы унизить их еще больше.
— Из «Кембриджа», — с излишней веселостью откликнулся круглолицый.
— А, точно, хороший клуб. В свое время я участвовал в нескольких заварушках с вашими ребятами, — промолвил Билли, будучи уже уверенным в том, что кипящая жидкость останется в чайниках и не превратиться в оружие, — Подвиньтесь. А то мы умираем от голода. — И он, подойдя к столу, поставил на него чайники, заставляя ребят потесниться.
Хокинс чуть не рассмеялся, когда отправился за чашками, отчасти восхищаясь наглостью Билли, но в основном от чувства огромного облегчения. Когда он вернулся за стол, все уже делились сигаретами и обменивались рассказами о разборках с разными конторами, с которыми им приходилось сталкиваться на станциях обслуживания. Все это напоминало встречу старых друзей.
Билли и Хокинс пожали руки на стоянке каждому из «кембриджцев» и пожелали им всего наилучшего. Знакомство оказалось довольно приятным, хотя все прекрасно понимали, что в основном это было связано с тем, что Билли и Хок оказались из Бригады смертников кокни. Не надо было обладать особым умом, чтобы догадаться об этом. А поскольку к лидерам ведущих контор традиционно относились с определенным уважением, оба теперь испытывали странную гордость, представляя, как кембриджские пацаны будут в течение нескольких месяцев рассказывать об этой встрече.
Короткий гудок оповестил о том, что первая из машин уже готова отправиться, и тут Билли внезапно подошел к ней и постучал по крыше. Молоденький шофер остановил машину и встревоженно опустил стекло, тогда как Хокинс и пассажиры застыли, не зная, чего ожидать.
Билли присел на корточки и заговорил с убийственно серьезным видом. Однако через секунду все уже разразились хохотом, после чего с последним гудком исчезли за поворотом. Билли с улыбкой проводил их взглядом.
— Ты видел? Они там все чуть не обосрались.
— А что ты им сказал? — поинтересовался Хокинс.
Билли достал сигарету и закурил.
— Я сказал, чтоб они не забыли, что завтра День матери.
Четверг, 13 апреля 2000 года, 15.00.
Билли вышел на теплое весеннее солнышко и закурил сигарету. Он ненавидел больницы. Смрад «Доместоса» и смерти оседал у него в ноздрях и на одежде и держался неделями, постоянно напоминая ему о чем-то дурном. Теперь даже было трудно найти симпатичненькую сестричку. Большинство тех, кого ему довелось сегодня видеть, были страшнее смертного греха.
Он обернулся и стал ждать задержавшегося Хокинса, которого ему так хотелось поторопить, чтобы наконец убраться отсюда подальше и выпить столь необходимую пинту.
Встреча с Пижамой в таком состоянии стала для него шоком — настоящим потрясением. Он слышал, что его избили, но совершенно не представлял себе, что до такой степени. Было очевидно, что он очень и очень не скоро станет самим собой.
За спиной раздалось шипение автоматических дверей, и на улицу с покрасневшим от ярости лицом и с трясущимися руками выскочил Хокинс. Билли бросил на него взгляд и передал ему свою недокуренную сигарету. Хокинс взял ее, не говоря ни слова, и глубоко затянулся, пытаясь вобрать в себя как можно больше никотина в тщетной попытке успокоиться.
— Поехали, — пробормотал Билли. — Пора отсюда съебывать.
Через два часа Билли уже был у себя в кабинете. Хока он отправил домой, чтобы тот пришел в себя, и, не имея возможности воспользоваться собственным советом, вернулся на работу, чтобы не сидеть с мрачным видом у себя в гостиной и не раздражать Сэм и мальчиков. Ему нужно было подумать, и его кабинет подходил для этого как нельзя лучше.
После манчестерской эйфории вечер вторника явно не заладился. Бойцы «Ньюкасла» не появились, поэтому Билли отдал бригаде распоряжение: вместо того чтобы растрачивать силы на фанатов, задать жару полиции, на что его ребята и откликнулись не без удовольствия.
Однако поскольку «Челси» предстоял матч дома, а «Шеффилду» в среду в Уимблдоне, полиция находилась в состоянии повышенной боеготовности, и чем больше ей доставляли неприятностей, тем в большую ярость она приходила. К 10.30 они начали обстрел резиновыми пулями, а когда стало известно, что «Челси» на Кингз-кросс молотит все, что движется, положение еще больше усугубилось.
Тогда-то к Билли и пришло несколько пацанов, вдохновленных победой над «Манчестером», с предложением двинуться в северный Лондон, чтобы поучаствовать в потехе. Но он удержал их, предпочитая продолжать свою тактику взвинчивания полицейских. Он продолжал стоять на своем даже тогда, когда к нему начали поступать звонки с насмешками и ядовитыми колкостями в связи с отсутствием Бригады. А потом все пошло наперекосяк.
Как ему рассказывали. Пижама с группой пацанов пробирались к Плейстоу, когда они столкнулись с крупным отрядом полиции, попытавшимся их остановить. Когда Пижама вышел вперед, чтобы объяснить, что они идут туда просто потому, что все там живут, полицейский схватил его за шиворот и попытался затолкать в фургон. В этот момент и началась общая драка. Оттянулись все на славу. А дальше стало известно, что Пижама доставлен в больницу с тяжелыми травмами, которые были нанесены ему, по словам копов, из-за того, что он оказал сопротивление при задержании.
Это было вранье. И все это знали. И Билли во всем винил себя. Не только потому, что Пижама был одним из тех, кто хотел идти к Кингз-кросс, а он его удержал, но и потому, что у него было странное чувство, что во всем этом присутствовал элемент мести. Расплаты за то, что они одержали верх над полицейскими в Италии. И самое отвратительное заключалось в том, что они ничего не могли поделать. Потому что, даже если Пижама подаст жалобу, дело кончится словом прославленного футбольного хулигана против слова офицера полиции. Исход был заранее известен.
Но что еще больше мучило Билли, так это парадоксальность его собственного положения. Ибо, хотя он и переживал, что его друг оказался в больнице, на самом деле он добился именно того, к чему стремился: напомнить всем заинтересованным лицам, что «Вест Хэм» способен остановить любые неприятности с помощью одного слова. Даже «Ивнинг Стандарт» вполне прилично осветил события в Ист-энде, что было огромной победой.
Билли вздохнул и вынул из холодильника пиво. Несмотря на грызущее его чувство вины, он знал, что, если он хочет добиться своей цели, ему нужно продолжать давить и постоянно держать полицию в состоянии беспокойства. Однако учитывая напряженность внутри Бригады надо было держать все под контролем. В противном случае на них, а особенно на него, могли обрушиться целые потоки помоев, преимущественно со стороны прессы и политиков, уцепившихся за «Евро-2000», Каким бы ни был его следующий шаг, его следовало спланировать самым тщательным образом.
Стук в дверь прервал его размышления, и, обернувшись, он увидел Джил, которая заглядывала в кабинет.
— Вас хотят видеть.
— Если это не моя жена и не мой бухгалтер, скажи, чтобы отъебывали, — раздраженно откликнулся Билли.
Джил нахмурилась и распахнула дверь.
— Вот сами и скажите это.
Билли уже был готов разразиться целой филиппикой в ее адрес, когда она отступила в сторону и в проеме двери появилось знакомое лицо плотно сбитого полицейского.
