А старик Жондырлы — сумел.
Но это не принесло счастья роду Хана.
— Сакрын ичтыр басак! — сухая, как старая ветка, рука Жондырлы-ака ткнула в сторону Гюзель-Лелат. — Кондыргэн басак! Басак!
Женщина вскочила с колен.
Никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены. Молодая мать нарушила запрет.
— Кэчюм йок! Йок! — отверг мольбу Хан. И бесстрастным голосом приказал: — Жондарбай!
— Нет! Не надо! Остановись! — кричала Гюзель-Лейлат. — Не трогай его, прошу тебя, Великий Хан! Я на всё готова, только не убивай его!
— На всё? — с недоверием спросил Хан. В его глазах блестели огоньки недоверия. А вдруг эта дивной красоты женщина снова предаст его?
— Да… — голос Гюзель внезапно поник и взгляд упал на роскошные шкуры, застилавшие полы юрты.
— Ты уйдёшь на рассвете. Вместе с отродием. — Хан пренебрежительно ткнул пальцем в мальчика, младенца, спящего на руках матери. От резкого толчка ребёнок начал шевелиться и Гюзель-Лейлат испугалась, что сейчас малыш заплачет и тогда не миновать им беды.
— Да, Великий Хан… Как ты захочешь… — Хану показалось, что это его решение даже обрадовало неверную и он пожалел, что не мог быть жёстче с ней. Он ведь любил её…
Он прекрасно помнил как они встретились. Длинноволосую, стройную, черноглазую монголку из соседнего ханства он приметил сразу. Мог ли он тогда подумать, что эта чистая на первый взгляд девушка пойдёт на такой позор и предательство…
Мягкий степной ветерок растрепал волосы Хана, трава колыхалась подобно бескрайнему океану, нежно увлекая за собой мысли далеко за горизонт. Сейчас его уже не волновала недавно найденная серебристая фигурка Волка, вселяющяя ужас в сердца людей. Тяжёлые думы упали на старую голову Хана, сделав его лицо ещё более морщинистым. Конечно, у него много жен, но Гюзель… Нет! Она предала! Это преступление по отношению к Великому Хану! И оно карается смертью! Никто не должен знать о таком его мягкосердечии. Рука Властителя степей не дрожит!
Гюзель-Лейлат все еще приходила в себя в юрте. Она только что чудом избежала ужасной смерти и уберегла дитя. И всё для него, для Хабула. Они любили друг друга, хотели бежать и быть вместе, но судьба сыграла злую шутку, сведя ее с Ханом… Да, он любил её, потомок знатного рода, хранил как зеницу ока, но сердце её осталось неприступным для него. Воспоминания остались в далеком прошлом, сейчас нужно позаботиться о себе и ребёнке. Дитя Хабула. Гюзель скорее собрала мешок со всем необходимым, уложила сына и рядом, убаюкивая, легла.
Стража не стала церемониться и грубым пинком разбудила женщину. Бросив короткое «Пора» они вышли из юрты, предоставляя возможность собраться до конца. Когда со сборами было покончено, Гюзель взяла на руки ребёнка и вышла с мешком за плечами. Возле юрты стоял конь, не боевой и далеко не породистый скакун, но и этого было более чем достаточно. Рядом стоял всё тот же старик Жондырлы, он невзлюбил её с самого первого мгновения. Посмотрев на Хана она вновь вспомнила тот ледянящий ужас, исходивший от него накануне. В глазах промелькнул страх и от Владыки не укрылся этот взгляд.
— Ты боишься меня? — Гюзель не сразу поняла вопрос это был или же утверждение.
— Все земли боятся тебя, Повелитель… — Она надеялась скорее закончить эту сцену, пока не произошло непоправимое.
— Это тебе. — сказал Хан, показывая на коня. — Вам этого будет достаточно. Я больше не хочу видеть тебя, ни сейчас, ни когда либо еще. Уходи. — С этими словами Хан отошел от лошади и показал рукой на горизонт степи.
К середине ночи Гюзель-Лейлат все же добралась до Хабула. Он встретил её с нежностью и заботой, понимая, через что ей пришлось пройти ради него. За поздним ужином они обсудили всё произошедшее.
— У меня есть кое-что для тебя. — Гузель достала из правого мокасина что-то маленькое и блестящее.
— Ты с ума сошла! Что заставило тебя забрать его?! — В глазах Хабула появился внезапный испуг и ужас.
— Я взяла его для тебя! Теперь ты будешь Великим Ханом! Теперь ты будешь Правителем степей и всего мира! Сыновья твои станут легендами! Это Волк мне всё сказал! Я слышала как он зовёт меня, необъяснимая сила тянула меня к нему!
— Это безумие! Как много пройдет времени до того как Хан хватится фигурки?! — Видно, что Хабул сильно нервничает.
— Мы будем уже далеко отсюда. У тебя ведь есть люди, мы соберём войско, ты же сам говорил мне это! Возьми, возьми его! Отныне он твой, Владыка. — Гузель отдала Волка мужчине, ненамного старше себя, тому, кого полюбила с первого взгляда.
Несколько месяцев длилась погоня Хана за своим Волком, так подло украденным воровкой и блудницей. Он уже был немолод и годы брали своё с каждым днем всё больше и больше. Он упустил, упустил своего Волка, упустил Гузель-Лейлат. Надо было прирезать эту суку и её сученка! Ничего, его дело продолжат сыновья, верные и сильные, стойкие и мужественные. Вот кто будет править миром! Вот кто сделает всё ради семьи. Они справятся, он верил в это. Жондырлы поможет им, пока степная кровь ещё течет по его жилам.
За прошедшие десять лет после смерти Хана, его злейшего врага, Хабул успел сделать многое, даже невозможное. Он вновь собрал воедино разбитую Монголию и стал тем, кем его когда-то нарекла его любимая Гюзель-Лейлат — Великим Ханом. Но злой рок имеет свойство неповиноваться желаниям людей, какими бы они ни были. Война забрала у него женщину сердца. Её следов так и не нашли, лишь разорванные платья, смоченные свежей кровью. Но всё же теплится в Хабуле надежда найти Гюзель и вернуть себе по праву.
— Скажи мне, как ты это сделала? Как ты стащила у Хана эту фигурку? Как ты смогла избежать этого коварного старика Жондырлы? — В глазах Хабула был неподдельный интерес и беспокойство.
— Это уже не важно. Важно, что теперь мы все вместе, с нами Волк и нам больше ничего не угрожает! — Гюзель явно что-то скрывала и не хотела делиться своей тайной. И Хабул сдался.
— Ты права, конечно, но Хан ни перед чем не остановится, чтобы найти его. — Волнение начинало переростать в лёгкую панику, но Хабул умел держать себя в руках.
— Он никогда не найдет нас, я уверена. — Она посмотрела Хабулу в глаза и лаского обняла за плечи.
— Прости мне мои сомнения. Я не хочу потерять тебя. Потерять нашего сына.
Гюзель-Лейлат улыбнулась, кротко и нежно, отчего сердце Хабула вновь застучало быстрее.
В ночь её исчезновения, когда напали на их племя, Хабул был в самом жару битвы, пытаясь усмирить буйных монголов и объединить под своим началом. Услышав приближение вражеских воинов, Гюзель схватила свои тряпки и платья, разбросала по юрте и обрызгала лошадиной кровью. Никто не должен был её видеть и никто не увидел. Оставив беспомощного ребенка старой монголке, что брала его к себе угощать лепешками, Гюзель исполнила задуманное и скрылась в суматохе нападения на племя.
Она знала где эта линза. Она бежала к ней, словно это единственная её цель в жизни — добраться до неё. Убедившись, что погони нет, Гюзель-Лейлат достала маленькую серебристую фигурку бабочки и стала преображаться: исчезли круглое лицо и суженные глаза, такие черные и глубокие, формы тела стали более миниатюрными и волосы изменили свой цвет.
— Как же здорово быть самой собой, — сказала Ника.
«Живой»
Данила Осипов — Рарог
Юрту наполняла дымная вонь. Чадили и трещали объятые огнем кизяки, метались по стенам тени.
Возле костерка замерла Гюзель-Лейлат. Уронив голову, вглядывалась в хнычущий сверток на своих коленях, потряхивала, баюкала.
Хан задумчиво восседал на коврах, созерцая лежавшую перед ним небольшую фигурку цвета начищенного серебра.
Зыбкий свет выхватывал неподвижные лица стражи и Всезнающего. Именно последний и привел ханское войско к могиле великого Чингиза, которую никто не мог сыскать вот уже сотню лет.
А старик Жондырлы — сумел.
Но это не принесло счастья роду Хана.
— Сакрын ичтыр басак! — сухая, как старая ветка, рука Жондырлы-ака ткнула в сторону Гюзель-Лелат. — Кондыргэн басак! Басак!
Женщина вскочила с колен.
— Кэчюм дыр! Хавсанатгэйдысалдынык! Кэчюм дыр! Кэчюм дыр! — тонко закричала, сбиваясь на визг и вой, отступая вглубь, пряча за спину свёрток.
Никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены. Молодая мать нарушила запрет.
— Кэчюм йок! Йок! — отверг мольбу Хан. И бесстрастным голосом приказал: — Жондарбай!
