Молодая мать прошла на кухню и стала вытирать полотенцем влажнее личико Эрика.
— Из-за тебя, — просто ответила она.
— Я бы не возражал.
— Знаю, возражали бы девочки. Они сепаратистки, Гай, и с мужчинами не общаются.
— До сих пор не понимаю, почему им нельзя было войти. Дом-то половой принадлежности не имеет.
Будто желая успокоить меня, Натали протянула мне Эрика.
— Но здесь живешь ты, и ты мужчина.
В душе кипело негодование: новорожденного держали под дождем, потому что у девиц, видите ли, принципы!
— Ну и что? Я ведь не поливаю стены спермой, правда? И не ношу футболки с надписью “Отсоси!”. Кстати, а почему они против Эрика не возражали? Он ведь тоже мужчина? Или эти “Дай-Кири” обнимали его, потому что он никого не изнасиловал?
Холодно на меня посмотрев, Натали схватила ребенка и бросилась вон из кухни. Головка Эрика лежала у нее на плече.
— Гай, — обернувшись ко мне, прошипела она, — потрудись, чтобы я больше никогда не слышала подобной ерунды.
Я сделал Эрика своим наперсником и в отсутствие Натали вел с ним долгие беседы. Малыш умел слушать и, когда не плакал, казался внимательным, невозмутимым и мудрым. Хотя признаюсь, в том, что он написал мне в глаз, особой мудрости нет. Но, клянусь Богом, сын меня понимал. Иногда в его взгляде я видел Джину, которая любила меня даже из погребальной урны. Любила и не осуждала. Хотя, возможно, мы видим только то, что хотим.
— Дела не ахти, приятель, — признался я Эрику. Два дня прошло с тех пор, как ужасные лесбиянки попытались утопить его под дождем. Натали, как обычно, вечером играла на скрипке, на этот раз выбрав особенно скрипучий концерт Вивальди. А я купал сына в голубой ванночке.
— Похоть прошла, я нервничаю, как в тринадцать лет перед первым свиданием. Эрик, ты с таким чувством еще не знаком… Ничего, пройдет время, познакомишься.
Мальчик загулил. Я пытался вымыть ему голову: надо же, она похожа на маленький теплый кокос!
— Когда я рядом с ней, ноги дрожат. С тобой такое когда-нибудь бывает?
Эрик потупился.
— Когда кого-то любишь, сначала трудно заставить себя признаться, однако со временем наступает состояние, когда сложнее, наоборот, не сказать. Сейчас я как раз на этой стадии. Эрик, мне нужен твой совет. Хочу признаться, но не знаю, как она отреагирует. А ты что думаешь?
Малыш не ответил.
— Парень, в мыслях настоящая каша, — посетовал я, промывая ему голову. — Как она себя поведет, когда узнает правду?
Взглянув на пенис Эрика, я увидел, что он стоит по стойке “смирно”. Точная копия полового органа его папы, только поменьше! Выходит, наградой за мою откровенность будет дикий, безудержный секс.
Как видите, я создал новый способ прорицания — членомантию, или в случае Эрика карликовую членомантию. А то, что жизненно важное решение я принял на основании непроизвольного движения пениса новорожденного мальчика, наглядно демонстрирует, в каком состоянии я находился в те беспокойные недели.
Уложив ребенка в дареную кроватку, мы с Натали сели смотреть телевизор. Она заранее отметила в программе документальную ленту о том, как в загрязненных водах Тихого океана зарождается популяция умственно отсталых дельфинов. Или, как говорилось в фильме, “дельфинов с особыми потребностями”. Журналисты решили показать: в то время как нормальные дельфины без проблем обучаются прыжкам через кольцо, отсталые подплывают к нему, пожимают плавниками и уплывают. Ничего не поделаешь, отсталость.
Приготовив себе сандвич с сыром и луком, я подсел к Натали на диван. Она тут же легла, положив голову мне на колени. В начале фильма целая команда совершенно нормальных дельфинов резвилась под водой в компании аквалангистов. Видели бы вы, как те дельфины прыгают через кольца, — так же, как и я, со скуки бы умерли. Лук на сандвиче оказался недожаренным, и глаза начали слезиться.
Услышав, как я всхлипываю, Натали села на колени и заглянула в глаза.
— Эй! — с тревогой позвала она. — Гай!
Я рыдал из-за едкой луковицы, а Натали решила, что из-за “особых потребностей” дельфинов. Свояченица обняла меня за плечи.
— Ну не плачь! — мягко попросила она.
— Не могу.
— Впрочем, ты прав, нет ничего плохого в том, чтобы показывать свои чувства.
— Я тебя люблю! — признался я.
— Я тоже, — спокойно кивнула она.
— Нет, я на самом деле тебя люблю. Как Тристан и Изольда… Ромео и Джульетта.
Потянувшись к пульту, Натали выключила телевизор, и в гостиной воцарилась темнота. Я видел только ее лицо, неожиданно ставшее очень серьезным.
— Правда? — спросила она.
— Да. Я люблю тебя, Натали, и ничего не могу поделать.
Девушка кивнула, будто мое признание не стало для нее неожиданностью.
— Я тоже тебя люблю.
Сладостное тепло растеклось по моим чреслам. Глаза Натали стали влажными, и я увидел в их темно-карей глубине приглашение к незабываемому сексу.
— Что? Ты действительно меня любишь?
— Да, действительно. — Тонкие пальчики коснулись моей щеки. Их танец напоминал прикосновение Христа или одного из ангелов.
Я попытался ее поцеловать, но Натали, взяв меня за руку, удержала.
— Подожди… — попросила она. — Хочу кое-что у тебя спросить.
— Да, конечно, что?
— Кто такая Джозефина?
Я почувствовал себя школьником, которому сняли штаны перед всем классом.
— Просто знакомая…
Увы, мое замешательство не осталось без внимания свояченицы.
— Кто она, Гай?
— А что? — с вызовом спросил я. — С кем ты разговаривала?
— С самой Джозефиной, — пояснила Натали. — Она звонила пару дней назад, когда ты гулял с Эриком, оставила свой номер и сообщение.
— Какое сообщение?
— Говорит, ее фото в свежем номере “Красных щечек”. Гай, что еще за “Красные щечки”?
Я почувствовал, что краснею.
— Не знаю, наверное, журнал для тех, кто страдает от общественной несправедливости.
— Нет, — покачала головой Натали, — его покупают развращенные мужчины, чтобы мастурбировать. В нем полно фотографий, на которых порют одетых в школьную форму моделей. Этот журнал унижает и женщин, и мужчин, которые его читают.
— Так же, как и “Женское начало”, — подсказал я.
— Не пытайся сменить тему!
— Ладно, — покаянно опустил глаза я, — прости.
— Джозефина как-то связана с дракой на похоронах, верно?
— Да, обещаю когда-нибудь тебе все об этом рассказать.
— Нет, Гай, — схватив мою руку, Натали сильно ее сжала, — так не пойдет. Если мы хотим быть вместе, я должна знать, что происходит. Мне нужна правда!
По спине побежали мурашки.
— Обещай, что не возненавидишь меня! Натали снова сжала мою руку.
— Милый, ну как я могу тебя возненавидеть?
Земля ушла из-под ног. Натали еще никогда не называла меня милым! Это проклятое слово и дало сил покаяться в грехах. Я рассказал все: от сексуальных проблем, которые были у нас с Джиной, и двух беспутных ночей с Джо до самой сокровенной из моих тайн — чувстве, которое давным-давно испытываю к ней, холодной, сильной, неприступной Натали.
Девушка выслушала меня, ни разу не перебив. Лицо бесстрастное — сказать, как на нее подействовали мои излияния, невозможно.
— Во время секса с Джозефиной ты пользовался презервативом? — только и спросила она.
— Конечно, черт побери! Я же не идиот!
Натали фыркнула, будто сомневаясь в истинности моих слов.
— А когда Джина была жива, мастурбировал, думая обо мне?
— Да, — нервно ответил я, — постоянно. Свояченица тяжело вздохнула.
— Брось, Натали, ты не можешь обвинять меня в том, что я дрочил!
— Нет, могу и обвиняю, еще как обвиняю!
— А пять минут назад утверждала, что любишь!
— Ну, это было до того, как я узнала, что ты дрочила!
— Да ладно! Будто сама никогда чем-то подобным не занималась!
— Не твое дело! — Ноздри Натали гневно затрепетали. Я постарался, чтобы мой смех прозвучал как можно беззаботнее. Но получилось совсем небеззаботно и вообще на смех не похоже.
— Да, понимаю, поводов для веселья предостаточно! — негодовала девушка. — Ты получил премию памяти Эллен Куэрк, а сам все это время предавал женщин. Мою сестру предал дважды: переспав сначала со мной, потом с Джозефиной.
— С тобой я спал только в мечтах.
— Какая разница! — парировала Натали. — Самый страшный разврат — семейный.
— Что это значит, черт побери?
— Между прочим, это самое знаменитое высказывание Эллен Куэрк, выгравировано у основания гребаной статуэтки, которую ты используешь как пресс-папье.
Натали вскочила на ноги, и я не на шутку перепугался.
— Ты же обещала, что не будешь меня ненавидеть! Она обернулась и посмотрела на меня. Сверху вниз…
