— Конечно, а как же иначе? — спросила она, отпрянув от неожиданности.
Лицо Ксавье озарила улыбка.
Страхи его улетучились, Ксавье почувствовал то же самое, что каждый день ощущал на стройке, когда снимал свои пудовые башмаки: как будто у него сзади вырастали крылья. Все его восхищало, приводило в изумление, как чудо, вызывающее в душе трепет. Он часто смеялся — громко и от души. Когда они вошли в универмаг, его длинные ноги несли его, казалось, сами по себе; он не знал, что такое прилавки, и постоянно оказывался за ними рядом с продавщицами, что неизменно смешило Пегги. Все там было для него новым и неожиданным — светильники, обилие товаров, щелканье кассовых аппаратов, звон монет и шелест купюр, яркие указатели. Временами у него начинали болеть глаза, словно он пристально смотрел на солнце.
В конце концов настало время покупать костюм. Двойку, будьте любезны, двубортную, из чистой шерсти мышиного цвета, в синюю крапинку, но очень мелкую, такую, что заметить можно, только если носом в ткань уткнешься. И, кроме того, — только представьте себе! — не одну, не две, а целых три рубашки в тон костюму, и все с жестким воротничком — только вообразите себе на минуточку! Эта необъяснимая бескорыстная щедрость, желание сделать подарок просто для того, чтобы доставить ему удовольствие, вызвала у подручного слезы. Почему все это ему — Ксавье? Мисс Пегги сама выбрала ему галстук-бабочку — фиолетовый, не больше большого пальца величиной. Ксавье скептически оглядел себя в зеркале, отягощенный сомнениями, гадавший, почему эти вещи сидят на нем не так шикарно, как на манекенах, которыми он любовался в витринах универмага. Но Пегги уверила парнишку в том, что выглядел он просто восхитительно. Он шепнул ей застенчиво на ухо:
— Все на меня глаза таращат!
Она со смехом подтвердила:
— Так оно и есть!
Когда она оглядывала его с головы до ног, покусывая себе нижнюю губу, глаза ее сияли. Результат превзошел все ее ожидания, которые, надо сказать, были весьма беспокойными. Когда они вышли из магазина, она спросила Ксавье, можно ли взять его под руку, на что тот ответил:
— Конечно, конечно можно.
Они рядом пошли дальше, подручный ступал широким шагом, а Пегги просто таяла от счастья, когда женщины оборачивались, не сводя глаз с ее спутника.
Через некоторое время подручный замер как вкопанный у витрины шляпного магазина, зачарованно глядя на какую-то шляпу.
— Хочешь, мы еще тебе купим шляпу?
Ксавье не ответил. Взгляд его был прикован к витрине.
— Давай, — сказала Пегги, — пойдем тебе шляпу покупать.
Ксавье перемерил добрую дюжину головных уборов. При этом он выказывал такое бурное воодушевление, был так взыскателен и придирчив, что Пегги никогда даже представить себе его таким не смогла бы. В конце концов почти вышедший из себя продавец, усы которого чем-то напоминали вешалку для одежды, стал поглядывать на них с раздражением. Но Ксавье не обращал на это внимания. Он внимательно изучал шляпы, размышлял, глядя на них, пытаясь определить что-то, ведомое лишь ему одному. Преодолевая присущую ему застенчивость, подручный пытался объяснить продавцу, что именно ему хотелось купить. К сожалению, его американский язык был не настолько хорош, чтобы выразить все оттенки его желания.
Он ужасно расстроился — Пегги даже показалось, что он вот-вот расплачется. И тут в мгновение ока свершилось чудо. Как вспышка молнии, как любовь с первого взгляда, возникла круглая шляпа с узкими полями, такого же серого цвета, как костюм подручного, которую он тут же надел, до отказа сдвинув на затылок. У Пегги вырвалось удивленное «Ох!». Эта шляпа, казалось, с начала времен была предназначена Ксавье. А продавец еще обратил его внимание на то, что она была самой дешевой из всех, обследованных дотошным покупателем; он даже не стал упаковывать шляпу в коробку, а просто положил в бумажный пакет, из которого Ксавье тут же ее решительно достал и водрузил на голову. Счастливые, они чинно вышли на улицу. Еще когда они были в магазине, Пегги предложила купить ему заодно пару ботинок, но парнишка заявил ей, что прекрасно себя чувствует в кроссовках, и добавил, что никогда ничего, кроме кроссовок, в жизни не будет носить.
В кафе, куда они зашли полакомиться мороженым, Пегги показалось, что Ксавье вроде как не в своей тарелке, и она решила выяснить, в чем дело. Подручный ложкой собирал со стенок стаканчика остатки мороженого, кусочки бананов, клубники и шоколада. Он почесал кончик носа. Пегги мягко коснулась его подбородка и, приподняв парнишке голову, заставила его взглянуть ей прямо в глаза, как иногда делала ее хозяйка (она была в том возрасте, когда люди любят подражать жестам тех, кем восхищаются и на кого хотят быть похожими). Она спросила его, почему он такой грустный. Он сказал, что она не права, наоборот, он очень счастлив, это его самый счастливый день в Америке.
— Есть, правда, кое-что, не дающее мне покоя…
— О чем ты?
Он спросил ее, что означает одно очень грубое американское слово. От неожиданности Пегги пришла в замешательство, кровь прилила ей к лицу, и она бросила беспокойный взгляд на людей за соседними столиками. Ксавье ждал. Пегги сделала вид, что поправляет воротничок, и прочистила горло. Потом шепотом объяснила подручному значение интересующего его слова… Парнишка обдумал ее ответ и кивнул.
Потом он буквально обрушил на нее поток невероятных непристойностей и попросил объяснить ему значение каждого слова. Она смотрела на него совершенно изумленная. Было ясно, что глупыми шутками здесь и не пахнет. Она расправила ремешок сумочки и героически согласилась ему растолковать все как есть. Пегги начала объяснения, опуская некоторые технические детали, которые могли бы показаться чересчур откровенными. Тем не менее она внимательно следила за реакцией парнишки на сказанное. Этот интенсивный курс обучения словам, отражающим известные факты жизни, завершился тем, что подручный в какой-то момент просто оцепенел, и Пегги всерьез встревожилась, потому что оцепенение это продолжалось некоторое время. Ксавье часто моргал, глаза у него горели, как две свечки. Вдруг он слегка ссутулился, и его охватил неудержимый приступ неподдельного детского веселья. Смех его был так заразителен, что Пегги не удержалась и вместе с ним расхохоталась.
— Что тебя так рассмешило?
— Мои новые соседи, которые живут за стенкой. — Подмастерье продолжал давиться от смеха. — Просто поверить этому не могу! Что с ними творится, с этими людьми?
Ксавье попытался жестами показать ей, чем, как ему казалось, они там занимаются, но время от времени он должен был прикрывать руками рот, когда его начинал душить неудержимый хохот.
Именно в этот момент Пегги, поднеся к губам ложку с мороженым, вдруг оцепенела. Через два столика за Ксавье сидел не кто иной, как Лазарь-Ишмаэль. Он сидел, повернувшись к ней лицом и глядя на улицу. Глаза его прикрывали солнечные очки. Расстроившись, она отвела взгляд в сторону.
Расстроилась она из-за того, что осознала, до чего же он был красив. Теперь он выглядел вовсе не как шут гороховый. Одежда его была совсем простой — черная рубашка и полотняные брюки. Растрепанный, с застывшей на губах горькой усмешкой, он выглядел, как падший ангел. Мог он здесь оказаться потому, что следил за Пегги?.. Она снова украдкой бросила взгляд в его сторону. Теперь он смотрел прямо на нее. Он снял темные очки. Голубые глаза, взгляд острый, как нож. Пегги вскочила, бросила на столик доллар и стремглав выбежала на улицу, потянув за собой Ксавье, который, продолжая оставаться в блаженном неведении, от души заливался смехом.
Весь день в магазинах, где Пегги покупала те мелочи, которые приобретают только женщины, и в метро (с ней он не боялся там ездить), и на Бродвее Ксавье постоянно одолевали приступы хохота, от которых его трясло, как от ударов тока. Иногда, когда с ним случались эти припадки безумного веселья, стоявших рядом людей это обижало, потому что им казалось, что причиной его смеха были они. Окружающие оборачивались и смотрели на него в упор, непонимающе мигая округленными от удивления глазами. В музее «Метрополитен» перед обнаженной фигурой, о которой что-то рассказывал экскурсовод с козлиной бородкой, подручный разразился таким неудержимым смехом, что Пегги пришлось увести его на улицу.
Ресторан, где их ждали, был расположен в центре города. Пегги достаточно часто заходила туда с хозяйкой, ее узнали, и это несказанно ей польстило. Их посадили за столику окна, чтобы всем была видна красота молодой женщины. Изнутри ресторан был оформлен в стиле ар-деко — тогда это был последний крик моды. Обитые плюшем сиденья вдоль стенок кабинок были мягкими и удобными; Ксавье чувствовал себя там просто замечательно, его восхищали мраморные колонны, обернутые тканью в кремово-коричневатых завитках.