Чем ближе он подходил, тем больше ему попадалось людей, о которых нетрудно было догадаться, что они тоже идут туда же, куда направлялся и Вэкэт. В их облике было что-то неуловимое, что нельзя просто увидеть, а нужно почувствовать. То ли особая праздничность, то ли какая-то значительность в их взглядах или в осанке.
А вдруг он встретит там Агнес? Ведь может же она приехать в Таллин!
Решив подождать у входа, Вэкэт стал в сторонке. Едва только появлялась молодая девушка, он устремлял на нее взгляд и держал ее на прицеле своих глаз, пока не убеждался, что это не Агнес.
Люди подходили к Вэкэту и справлялись, нет ли у него лишнего билета. Чем ближе становился назначенный для концерта час, тем больше появлялось жаждущих получить билет, и у Вэкэта возникла тревожная мысль, что Агнес не приехала.
Девушки под пристальным взглядом Вэкэта смущались, отвечали негодующим взглядом или же неожиданно улыбались приветливо и обещающе. Обманутый этими улыбками, Вэкэт иногда принимал их за Агнес и едва не кидался навстречу. Но настоящей Агнес не было. Не появилась она и за несколько минут до начала, когда Вэкэт уже бежал к гардеробу, торопливо раздеваясь на ходу.
На сцене было пусто. Стояло лишь несколько стульев, и перед ними пюпитры для нот. "Впервые на концерте", — едва успел подумать Вэкэт, как под аплодисменты на сцену вышли музыканты. Их было не так уж и много. Когда музыканты уселись на свои места, появился еще один человек во фраке, в белой рубашке, с белым галстуком-бабочкой. Он был высок, длиннорук и худощав. Темные волосы с яркой проседью сильно поредели на макушке. Вэкэту вспомнилось замечание старого Номылина: "Отчего это русские лысеют с макушки? Можно подумать, что они стоят на голове и крутятся".
Аплодисменты вспыхнули с новой силой. Человек поклонился как-то странно, словно насильно улыбнулся и встал спиной к зрительному залу, подняв в правой руке небольшую палочку. Она была величиной с большое шило, которым дядя Вуквун сшивал моржовую кожу на байдарах. "Это и есть, наверное, дирижер", — догадался Вэкэт.
Дирижер взмахнул рукой, и сильные звуки заполнили притихший зал. Они шли от хрупких на вид скрипок, от виолончели, на которой играла тонкая женщина, от каких-то неведомых Вэкэту духовых инструментов.
Вэкэт слушал музыку, и печаль, которая лилась от скрипок, заполняла его сердце, трогала невидимые струны, о которых Вэкэт раньше и не подозревал; думалось о том, что далеко, очень далеко забрался чукотский паренек.
Кончилось первое отделение. Вспыхнул яркий свет, и, отзываясь на аплодисменты, дирижер повернулся к слушателям Он слегка кланялся, поворачивался к оркестру, делал знаки, что и оркестр заслужил похвалу. Оркестр тоже кланялся, и эта церемония продолжалась долго, пока зрители не устали аплодировать, а дирижер и оркестранты — кланяться.
Публика двинулась к выходу. Вэкэт не знал, куда они идут, но на всякий случай тоже встал.
В просторном зале публика двигалась по кругу. Стояли группы, разговаривали, видимо, обменивались впечатлениями.
Вдруг возникло чувство, что его пронзило насквозь электрическим светом! Вэкэт не мог поверить глазам! Да, перед ним стояла самая настоящая Агнес, с ее длинными темными глазами. На ней было плотно облегающее фигуру платье из какой-то ткани, переливающейся как рыбья чешуя.
Агнес остановилась в нескольких шагах резко, неожиданно, словно наткнувшись на невидимую стену. Ее спутник — высокий, стройный седовласый эстонец — что-то озабоченно спросил, но Агнес не ответила и все смотрела на Вэкэта, который тоже не мог отвести глаз.
Агнес выдернула свою руку из руки спутника, шагнула навстречу. Вэкэт тоже сделал шаг к Агнес.
— Это ты? — спросила Агнес.
— Это я, — ответил Вэкэт.
— Но это невозможно! — воскликнула Агнес.
— Почему? — спросил Вэкэт.
— Ой, что я говорю? — тряхнула головой Агнес. — Невозможно не то, что ты приехал, а то, что мы встретились здесь!
Зазвенел звонок, созывающий публику в зрительный зал.
Агнес оглянулась. Ее спутник стоял в двух шагах.
— Папа, а это Вэкэт, — каким-то растерянным голосом произнесла она.
Мужчина подошел, крепко пожал руку Вэкэту и представился:
— Георг Юханович… Я вообще-то уже догадался, но не меньше Агнес удивлен такой необычной встречей. — Георг Юханович говорил с едва заметным акцентом.
Нетерпеливо звенел звонок.
Агнес подхватила под руки отца, Вэкэта и потащила их в зал. У широких дверей она вдруг остановилась и спросила:
— Сколько дней в Таллине?
— Утром прилетел.
— И не позвонил, не зашел. — Агнес искоса посмотрела на Вэкэта. — Ты какой-то странный стал. Элегантен, скрытен. Даже не верится, что ты тот самый Вэкэт…
— Вот что, друзья, — перебил Георг Юханович. — Какое у вас место, Вэкэт? Седьмой ряд, шестое место? Очень хорошо. Я пойду на ваше место, а вы садитесь рядом. Только, — он погрозил пальцем дочери, — не говорите громко. Еще успеете наговориться.
— Спасибо большое, Георг Юханович, — поблагодарил Вэкэт.
Места были недалеко от кресла, которое занимал Вэкэт.
— Я стоял у входа и ждал тебя, — сказал Вэкэт. — Как же получилось, что я пропустил?
— А я только что пришла, — ответила Агнес. — На второе отделение. Если бы не Сорок пятая, я бы вообще не пришла сюда. Завтра у меня научный доклад в Географическом обществе. Поэтому я и приехала в Таллин. Ты придешь?
— Приду, — обещал Вэкэт.
Несмотря на нарядное платье, девушка оставалась такой же, как в тундре, и казалось, отношение ее к Вэкэту тоже не изменилось.
На сцене служитель поставил перед каждым пюпитром подсвечник и зажег свечи. Колеблющееся пламя привело в движение огромные тени на белых стенах зала. Из-за занавеса появились музыканты Отблеск желтого пламени отражался в их глазах.
Вэкэт весь напрягся в ожидании. Он хорошо помнил первые звуки «Прощальной», полные отчаянной мольбы В этом начале было заложено и торжество, и какое-то отчаянное сопротивление.
И вдруг Вэкэт почувствовал, как на глаза его навернулись слезы: в душе поднималось что-то огромное, нежное, как летнее облако, полное теплого дождя Агнес повернулась к Вэкэту, ее длинные ресницы блестели от слез. Она положила руку на ладонь Вэкэта.
Потоком нахлынули воспоминания.
…Вэкэт и Агнес снова шли по тундре, мимо оленьего стада, и важенки смотрели на них долгим немигающим взглядом огромных, как мир, глаз. Под ногами упруго пружинила тундра, куропатки с шумом вспархивали из своих укрытий. На каменистом склоне стоял суслик и иронически посвистывал. За озером садилось позднее солнце. Комары исчезли, и лишь одинокий нахальный комарик, словно запоздалый пьяница, преследовал их, садился на лица, за уши, назойливо жужжал, пока Вэкэт не прихлопнул его…
Пурга сотрясает ярангу. С потолка сыплется мелкая снежная пудра и оседает на плотный земляной пол. Скрючившиеся собаки накрылись снежным одеялом. Трещит и стреляет костер, и дым стелется волнами по чоттагину, лезет в полог. Агнес и Вэкэт сидят на бревне-изголовье и читают журнал. Вэкэт хорошо помнит этот номер "Науки и жизни". Там рассказывалось, как американские эскимосы строят снежные иглу. Потом, когда пурга утихла, Агнес и Вэкэт, взяв ножовку, отошли подальше от стойбища и попытались построить иглу. Вэкэт вырезал снежные кирпичи, Агнес их укладывала. Когда до завершения снежного конуса оставалось выложить всего лишь несколько рядов, вдруг, странно, по-человечески охнув, иглу обвалилась, накрыв девушку.
А первые весенние дни, когда небо расчертили стаи птиц и курлыканье журавлей перекликалось с нежным хорканьем новорожденных телят?..
И, наконец, тот вечер, когда слушали Сорок пятую в Красной палатке, а потом шли к яранге и Вэкэт оставил пластинку на снегу, а ранним утром ездовой олень раздавил ее копытом…
Оркестрант, закончив партию, гасил свою свечу и тихо уходил со сцены. Все меньше оставалось музыкантов, и мрак спускался с высокого потолка, но музыка оставалась такой же полной и сильной.
Потом ушел и дирижер, осторожно шагнув со своего возвышения. На сцене остался один скрипач, и весь огромный зал и сцену освещала единственная свеча. Надвинувшийся со всех сторон мрак напомнил Вэкэту ярангу, когда догорает костер в чоттагине или в жировом светильнике остается последний язычок пламени.
Умолкла скрипка. Музыкант осторожно потушил свечу, и зал на минуту погрузился в полный мрак. Потом вспыхнул непривычно яркий электрический свет, заставивший невольно прижмурить глаза, и послышались аплодисменты. Оркестр в полном составе вышел на сцену. Музыканты раскланивались, а публика неистовствовала.
— Какая прелесть, не правда ли? — сказала Агнес.
— Да, — коротко ответил Вэкэт.
Он начинал чувствовать что-то непонятное. Вроде бы все было в порядке: он встретился с любимой, послушал прекрасную музыку, все идет хорошо, похоже даже, что и отец Агнес относится к Вэкэту дружески. Но почему такое ощущение, что все должно было бы быть не совсем так?..
