Шеф сидит за столом с чашкой кофе, в пепельнице – сигарета. Окно приоткрыто, в него затягивает холод. Он рассматривает меня, наморщив лоб.
– Ну что, Володя, первая зарплата? Понимаю, какая радость у тебя внутри по этому поводу, и полностью ее разделяю. Хотя должен сказать, что свою зарплату ты пока не отрабатываешь. Это, так сказать, аванс, и я, хоть и не хочу омрачать твою радость, но все же об этом напоминаю.
– Ну, это ведь не только от меня зависит… Проекты, про которые вы говорили, пока не работают…
– А вот в этом ты не прав, Володя. Я сейчас скажу тебе одну важную вещь: всегда надо начинать с себя. Не надо смотреть на других, кто как работает, у кого как получается – и так далее. В первую очередь – на себя. Это я тебе по-хорошему говорю, не в обиду – как старший товарищ, можно сказать.
Он вынимает из кармана пачку «зубров», отсчитывает, пододвигает ко мне открытую общую тетрадь.
– Распишись вот здесь.
Я расписываюсь на засаленной странице, против своей фамилии.
– Спасибо.
– Пожалуйста. И помни, что я тебе сказал.
Дверь в обменник – рядом с магазином «Кристалл».
Над окошком надпись от руки – «долларов нет». Выхожу на улицу. У входа тусуются три быка в пуховиках и высоких кроссовках «Reebok».
Один спрашивает:
– Что, купить хочешь?
– Да.
– Сколько?
– Двадцать.
– По четыре сто.
– Хорошо.
Он достает калькулятор, считает.
– Это будет восемьдесят две штуки.
Я вытаскиваю пачку, отсчитываю восемьдесят две купюры, протягиваю быку.
– Не-е. Ты давай сам считай, а то скажешь потом, что я наебал. Во – могу показать баксы.
Он достает из кармана потертую двадцатку, мнет пальцами. Я по второму разу пересчитываю деньги. Пальцы мерзнут, не слушаются. Бык зачем-то загибает края у двадцатки.
– Мент! – орет он и прячет купюру.
Я резко прячу деньги в карман, оглядываюсь по сторонам. Мента нигде не видно.
– Все, прошел. Считай дальше.
Я не помню, сколько сосчитал, начинаю с начала. Бык мнет пальцами купюру с загнутыми краями. На ней вместо худого вихрастого дядьки – Вашингтон с горбатым носом, в приглаженном парике – бык подменил двадцатку однодолларовой купюрой.
– Не, я не буду брать. Передумал.
Я засовываю деньги в карман.
– На хуя так делать? За такое можно и по еблищу. Ну-ка быстро отсюда, а то ходишь, как сраный Джоник…
***
Новый год. Спускаемся с Андрюхой на одиннадцатый этаж.
Он говорит:
– Тусовка эта… своеобразная. Все деловые, крутятся. Но выделываться не будут, это – нет. Нормальные, по-моему, чуваки – побухать с ними можно. Хотя Сим вот не захотел, поехал домой.
Сидим за столом. Чуваки – в пиджаках и галстуках. Девушки – накрашенные, с золотыми серьгами, кроме Иры-хиппанки: она в джинсовой рубашке, с тремя нитками бус. На столе – салат «оливье», бутерброды со шпротами, вареная картошка, сервелат, водка и шампанское. В углу работает без звука телевизор «Электрон» – идет новогоднее шоу на белорусском канале.
Кучерявый чувак в красном пиджаке, с бабочкой, сдирает ногтем фольгу с бутылки шампанского, раскручивает проволоку. Пробка выстреливает в потолок, все подставляют рюмки. С мокрой руки кучерявого стекают капли шампанского. Чувак в костюме-тройке открывает вторую бутылку.
Кучерявый говорит:
– Ну, давайте выпьем за старый год…
Я выпиваю, беру бутерброд. В центре куска батона, намазанного маслом, лежат две крохотные шпротины.
Андрюха говорит Ире:
– Я не думал, что ты тоже здесь будешь. А кто тебя позвал?
– Миша, – она кивает на кучерявого. – Мы с ним в одной группе. Ты не знал?
– Не-а. Кучерявый встает.
– Понимаю, что вы еще перевариваете предыдущий тост, но уже подошло время для следующего, и он у меня созрел. Пора наполнить бокалы. Парням рекомендую – водочкой, а для девушек осталась еще эта кисленькая вода под названием «Шампанское».
Андрюха берет бутылку шампанского, тянется к рюмке Иры. Она накрывает рюмку рукой.
– У меня еще есть.
– Ну, свобода воли – тоже правильно.
Кучерявый продолжает:
– Я знаю, что некоторые из здесь присутствующих занимаются бизнесом. Ну, значит, за то, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было!
Кто-то кричит:
– Ура!
Андрюха льет мне и себе водки, мы выпиваем. Я цепляю алюминиевой вилкой кусок сервелата, жую.
Андрюха спрашивает у Иры:
– Как тебе здесь вообще, нравится?
Она не отвечает. Андрюха берет бутылку водки, поворачивается ко мне.
– Будешь?
– Пока нет.
Без пятнадцати час. В коридоре на всю громкость орет магнитофон. «Two Unlimited», песня «No Limit». В комнате – только я, Андрюха и Ира. Андрюха спит, сидя на кровати, голова откинута к стене. Рот приоткрыт, в уголках – пузырьки слюны. Ира плетет браслет из тонких кожаных ремешков.
Открывается дверь, заглядывают кучерявый и девушка в голубом платье. У нее размазана помада, под колготками телесного цвета, почти на колене – вымазанная кровью прокладка.
– О-хо! – говорит кучерявый. – А ты сказала – здесь никого нет.
Девушка цепляется за стол, падает. Чувак поднимает ее, вытаскивает из комнаты.
Ира кладет браслет в сумочку на шее, говорит:
– Давай выпьем.
Я наливаю ей и себе по полрюмки водки, беру бутылку лимонада.
– Мне не разбавляй. Хочу почувствовать вкус водки.
Выпиваем не чокаясь.
Ира говорит:
– Может, пойдем отсюда?
– А Андрюха?
– А что Андрюха? Пусть спит.
Выходим в коридор. Толпа из «11-03» и народ из других комнат прыгает под «No Limit» в бывшей «ленинской комнате». Несколько человек стоят у стен или сидят на корточках.
Ира говорит:
– Давай спустимся на десятый, мне надо зайти в свою комнату.
– Хорошо.
На десятом – тише, музыка и топот слышны только с других этажей. Комната «10-01» – напротив кухни.
Ира говорит:
– Я сейчас.
Она отмыкает комнату, заходит.
На кухне – никого. Две замызганные плиты, много раз перекрашенные столы. На бетонном полу – раздавленные зеленые горошины и пятно майонеза.
Ира выходит из комнаты.
– Пошли на балкон, я покурю.
У нее в руке – пачка сигарет «Cabinet» и зажигалка.
– Наверно, сегодня можно и здесь курить, никто не возбухнет…
– Нет, хочу на балконе.
На полу балкона – два сгоревших бенгальских огня и куча бычков. Я говорю:
– Смотри, сколько окон светится, – все празднуют.
Ира прикуривает, выпускает дым.
– Ты читал Кастанеду?
Я трясу головой.
– Правильно, и не читай.
На балкон под нами выходят чувак и девушка. Она выхватывает у него бутылку вина, пьет. Он забирает бутылку, допивает, кидает вниз. Бутылка со звоном разбивается об асфальт. Парень и девушка хохочут, убегают с балкона.
Ира спрашивает:
– У тебя какое любимое животное?
– Как – какое?
– Просто – любимое животное: лев, гепард, рысь, слон…
– Никакого, наверно. А у тебя?
– У меня – жираф.
– Почему?
Она вынимает изо рта сигарету. Я целую ее. Губы пахнут табаком и шпротами.
Я спрашиваю:
– Ты любишь Новый год?
– Нет.
Она выкидывает сигарету, мы целуемся.
Ира говорит:
– Знаешь, в чем главный прикол? Я захлопнула дверь, а ключ остался в комнате. – Она начинает хохотать.
Сидим на корточках в коридоре, под дверью «10-01». Где-то играет «Дюна» – «Привет с большого бодуна». Стучат по полу ноги танцующих.
Я говорю:
– Что, может, пойдем назад, к этим?
– Не-а. Меня ломает.
– Так и будем здесь сидеть?
– Не хочешь – можешь уходить.
Ира достает из пачки сигарету.
– Дай и мне.
– Разве ты куришь?
– Бывает.
Ира подносит мне пачку, я беру сигарету. Она щелкает зажигалкой, прикуривает мне и себе. Я затягиваюсь, выпускаю дым. Ноги затекли, я встаю.
Захожу в свою комнату. Дэмпа и Дрона нет. В окне – серый утренний город. На горизонте дымят трубы. По рельсам катится трамвай, на боку – реклама фирмы «Дайнова».
***
На фонетике – два человека из двух групп: я и Элла из двести пятой. Она красивая, всегда классно одевается, пахнет дорогими духами.
Анна Борисовна закрывает общую тетрадь.
– Помню времена, когда первое января было рабочим днем – ну и учебным, соответственно. И то приходило больше студентов, чем сегодня, хоть уже и второе. – Она поднимает глаза, смотрит на нас, морщит лоб. – Ну, мне-то, по большому счету, все равно: последний год работаю. Давно могла бы пойти на пенсию, да все просят остаться.
Элла спрашивает:
– А вам не скучно будет на пенсии?
– Как это – скучно? У меня – ученики, репетиторство. Хорошие такие дети, знают, что им надо – поступить в институты. Никакой нервотрепки, ну и деньги тоже, соответственно… Надо же детям, внукам помочь. А с вами что будем делать – занятие проводить или по домам?
– По домам, – тихо говорит Элла.
– Ну, как знаете.
Выходим из аудитории.
Элла спрашивает:
– Как Новый год встретил?