– Я его встречу через несколько часов, – добавила Таня. – Сумасшедшие не ты и не я. Сумасшедший Андрей – он ринулся в омут с головой, потому что не верил, не боялся и был не осведомлён. Он сознательно так поступил.
Пространные речи не вселяли надежды. Казалось, надо мной зло шутили. Но не могли разные люди одновременно сговориться и всё эдакое подстроить, не верилось. Скрупулёзное расследование причин этой пропажи и всего остального, по-видимому, ни к чему бы ни привело.
– Получается, дорога эта является неким буфером? – я стал ей доверять, что ли.
– И буфер, и защита, но почему так происходит, я объяснить не могу, – Таня перевела взгляд на дорогу. Всё это время она смотрела сквозь стебли подсолнечника.
Мы пошли дальше. Казалось, что Андрей должен выйти – есть ли смысл ему прятаться от нас? Но он не выходил.
Я спросил:
– А что там, в конце пути? Мне кажется, что посёлка нет. Может, остановимся?
– Серёжа, я не знаю, поэтому стоит идти, – она внимательно посмотрела на меня. На её лице не дрогнул ни один мускул. Действительно, очень странная девушка. И очень красивая!
Мы шли молча. Не разговаривая. Каждый думал о чём-то своём. Я вспоминал Майю, а Таня, не сомневаюсь, думала о своём муже. Её сухая реакция на исчезновение Андрея меня удивляла, другая девчонка заплакала бы, а эта – нет. Почему так? Слишком много вопросов и мало ответов.
Таня неожиданно сказала:
– Удивляюсь, как такой человек, как Андрей, мог так глупо поступить, опрометчиво?
– Об Андрее думаешь?
– О нём, конечно, – со вздохом ответила она. – Как не думать? Но дело не только в этом…
– Боишься, чего бы ни случилось с ним?
– Уже случилось, но он вернётся. Только что это будет за человек, ей-богу не знаю.
Татьяна сумела понравиться мне, но чувствовалось предупреждающее «быть бычку на верёвочке». И я отогнал дурные мысли. Майя не простит.
После пяти или шести часов ходьбы жажда была плохим попутчиком. Я предложил попробовать пожевать молодую кукурузу – кочаны только-только наливались молочной белизной. Таня отнеслась к этой идеи с некоторым скепсисом, типа выйдет ещё хуже. Я отломил кочан – сырой продукт, за вкус не берусь, а мокренько будет, – очистил и первым попробовал: терпкий привкус, но не противный, заглушил потребность пить. Девушка последовала моему примеру, закашлялась, сгрызла зёрна ещё раз – заодно исчезло чувство голода.
Наш путь лежал дальше. Честно сказать, я уже не горел желанием идти вперёд, не видел смысла. Было разумнее, я предполагал, повернуть обратно – из-за всякого пустяка может человек много выстрадать. Правда, пугало то расстояние, которое я преодолел, – может, я ошибаюсь, и совсем скоро всё закончится, сказать, благополучно, мы придём в посёлок и забудем, как дурной сон, что с нами приключилось: Таня встретит Андрея, я найду мастера, чтобы починить автомобиль…
– Не молчи, – сказала Таня, – говори, и так гнетущая обстановка.
– А что говорить? – мне не особо хотелось разглагольствовать.
– Расскажи про себя. Мне интересно. Я о тебе совсем не знаю.
Странная просьба. Распространяться о себе не хотелось, так как стал я излишне осторожен, боялся даже того, что не таит в себе особой опасности. Я не привык быть открытым, Майя много про меня не знала, кстати сказать. Но Таня мне нравилась, и я решил довериться, не вдаваясь в подробности, выложить, представим так, вершки. Ведь иногда, конечно, хочется довериться человеку, но здесь, правда, сработал автостоп. Я сказал:
– Говорить особо-то нечего… Не знаю, за всё время моего, скажу так, существования у меня никогда ничего не получалось: в школе учился посредственно, наука навевала скуку; дрался плохо, чаще получал по физиономии, чем давал сам; работать не любил, и это не странно – физический труд вряд ли облагораживает: в трудовом лагере преподаватели меня называли лодырем; в армию не пошёл – откупили родители. Я сейчас всё это говорю – где-то не договариваю. – И замолчал.
Таня спросила:
– Куришь?
– Тебе дать сигарету?
– Если есть, пожалуйста.
– В такую жару и курить особо не хочется, – я протянул девушке огонь от зажигалки, и сам закурил.
Мы остановились.
– У нас у всех есть свои червоточины, – сказала девушка, глубоко затянувшись дымом.
– Поэтому, видимо, так и складывается. Понимаем, видим, а менять – желания нет, приложить усилия надобно. Если бы ни ты, Таня, я повернул обратно, – признался я. – Всё сказанное – задним умом выстрадано. Ни я один такой – многие.
– Я натурщицей подрабатывала у одного художника, – стала она говорить, глядя куда-то в сторону. – Антонов его звали. Имени не знаю, так все его называли, мужчина в возрасте. Он смотрел на меня всякий раз и всегда повторял, что чрезмерная красота внушает ужас. Я не видела, как он делает наброски карандашом на бумагу и, взглянув после, приходила всякий раз в крайнее негодование, когда рука художника портила ту самую натуру, с которой она писалась. А он часто меня приглашал в мастерскую, полуподвальное помещение, и всегда, мне казалось, издевался надо мной, превращая мою фигуру в бесформенное тело, а лицо – в некий шарж. Его восприятие окружающей действительности походило на кривое зеркало, но смешно не было, – то, что видел он, я не замечала. Почему-то я не представляла цветок розы, который смог бы меня напугать – не получалось. Разве только шипы, но я видела только сам цветок. Однажды я дала понять Антонову, что он старомоден, косвенно, не прямо, мол, где-то я уже подобное видела. Он улыбнулся и сказал, что не пытается передать в мельчайших подробностях тот объект, который он пишет, в рисунке нет новизны – самовыражение есть. Мой карандаш – это гвоздь, бумага – это стена: я царапаю на стене. Я заметила, что это преувеличение, а он сказал, типа, так должно быть. Потом он спросил, как отзываются обо мне мужчины. Я сказала, мол, всегда лестно, мужским вниманием не обделена. Он заметил, значит, во мне видят красивую девушку. Я не отрицала его утверждения. Но он добавил, что идеальная красота не имеет той самой изюминки, которая смогла бы покорить мир, или маленький его участок. Обижаться на слова художника не имело смысла, а когда я узнала, что он дальтоник, то не могла поверить, что этот человек вообще художник! Свои черно-белые наброски он переносил на полотна, наполняя жуткие сюжеты реалистичными красками, – его сознание жило в другом мире, а тело находилось, как у всех, здесь и сейчас.
– Из твоих слов я делаю вывод, – сказал я, – что мы всецело переместились в другое измерение, мир иной. Неужели эти миры так похожи друг на друга?
Я отбросил окурок, добавил:
– Не верю я этому.
– Быстро ты, Серёжа, делаешь выводы. Не скрою: и я не верю, – сказала Таня, выпуская дым тонкой струйкой, – поэтому у нас с тобой проблемы.
– Не только у тебя и у меня – по меньшей мере, у четверых, кого я сумел встретить. А у Андрея – и того хуже, видимо.
– Со своими проблемами он справится сам, так как определил своё место. А нам, кажется, надо друг другу помочь… Я давно не курила, – сказала она, – голова кружится.
Непреодолимое желание прикоснуться к Татьяне возникло спонтанно. Я не мог с собой совладать, её пространные речи делали намёк только на одно – она желала, чтобы я прикоснулся к ней. Руки сами обняли потное тело девушки, губы впились в губы – она не возражала, и я знал, что всё это вряд ли можно назвать взаимопомощью… Тлен будет, прах будет… и ощущение того, что я – добыча. Я целовал губы, а чувствовал вкус некой опасности, которая отзывалась уже знакомым гулом в ушах…
Таня увлекла меня в сторону подсолнухов – это должно было произойти! Я сорвал с неё одежду, стащил трусики. В сей момент гул прекратился, как будто всё успокоилось специально для этого соития. Я оказался внизу, девушка сверху. Что-то необычное было в её поведении – да, она имела силу, неприсущую такому хрупкому созданию. Попытка сопротивления не получилась, я был прижат к земле.
– Прыткий ты какой! – произнесла Таня. – Не дергайся, – и я узнал в ней ту самую блондинку в своей квартире. А где же шипящая буква «ш»?
Тёплые потоки энергии стали передаваться от неё ко мне – я уже пронзал её на всю свою длину. Сладкое чувство! Она – иномирянка. Я – человек. Для чего всё это? Тут же отозвалась шальная мысль, что мы заблуждаемся, раз верим, что пришельцы превосходят нас во всём. В техническом плане, наверное, – да, но в биологическом – они ниже нас. Вот им и надо наладить воспроизводство. Они живут среди нас. Только зачем они выбрали меня?
Она сказала:
– Почувствуешь приближение оргазма – положи руки на землю и раздвинь пальцы.
Глядя ей в лицо, я уже не видел ту самую Таню, с которой шёл в Латыши. Мне показалось, я смотрю в лицо красивой самке, она ужасна, но она мне нравится… Все те же черты лица, белоснежный волос, бронзовый загар точёного тела, тёмные соски маленькой груди… Но это – особь, она приворожила, она и погубит, а я буду её любить…
