Доктор Брашер ссылается на свидетельства трех состоятельных джентльменов, которые, как можно догадаться, лечились от алкоголизма:
Член одного привилегированного лондонского клуба сообщил мне, что, когда там заказывают коктейль, обычно просят добавить «чуть-чуть», то есть немного абсента. Член другого лондонского клуба утверждает, что «самые закаленные любители коктейлей часто заказывают коктейль с „кайфом“», а «кайф» этот достигается за счет добавления основного алкогольного компонента… или некоего количества абсента. Третий пациент говорит: «Когда в моем клубе заказывают коктейль, официант спрашивает: „С ним или без него?“, то есть с абсентом или без абсента».
Брашер довольно подробно обсуждает доводы против абсента, главным образом — из французских источников, добавляя несколько собственных устрашающих пассажей.
Такое мнение близко к мнению французских врачей, но существует и более умеренный взгляд. Брат Ивлина Во, Алек дает нам возможность взглянуть на эру коктейлей в своей книге «Восхваление вина». Он вспоминает, как пил абсент в «Комнате Домино» лондонского «Cafe Royal»:
Я пил его с подобающим почтением в память Доусона и Артура Саймонса, Вердена, Тулуз-Лотрека и «Nouvelle Athenes». Я пил его лишь однажды, так как не выношу его вкуса. В те дни заказывали сухой мартини «с добавкой», который состоял наполовину из джина, наполовину из вермута, а добавкой был не ангостурский биттер, а именно абсент. Даже в таком небольшом количестве, по-моему, он начисто портил коктейль. Но, должен сказать, сейчас он мне понравился бы. [67]
В романе Ивлина Во «Упадок и разрушение» (1928) абсент появляется как комический символ жизни, «быстрой» и достаточно испорченной. С честным молодым человеком по имени Поль Пеннифезер, исключенным из Оксфорда за непристойное поведение (в котором он совершенно невиновен), приключаются одно за другим странные несчастья, начиная с кошмарной работы в школе и кончая тюрьмой. Он попадает в тюрьму из-за влюбленности в Марго Бист-Четвинд, которая жила изысканной жизнью, как выясняется, за счет публичного дома в Аргентине. Читатель, скорее всего, должен догадаться, что все это плохо кончится, после того как Марго предстает перед ним «глядящей в опаловые глубины своего абсент-фраппе», который к тому же приготовил ее десятилетний сын.
Абсент играет мрачно-комическую роль и в другом романе Во «Сенсация», на этот раз — благодаря своей «предельности». Уильям Бут, журналист английской газеты «Зверь», пьет «настоящий шестидесятипроцентный абсент» с угрюмым датчанином Эриком Олафсеном:
— … Что ты будешь пить, Эрик?
— Гренадин, пожалуй. Этот абсент очень опасен. Из-за него я убил своего дедушку.
— Ты убил дедушку?
— Да. Разве ты не слышал? Я думал, это все знают. Я был очень молод в то время и пил много шестидесятипроцентного. Убил топором.
— А можно узнать, сэр, — спросил скептически сэр Джослин, — сколько вам было лет?
Всего лишь семнадцать. Это был мой день рождения, вот почему я столько выпил. Поэтому я переехал в Яксонбург и теперь пью это.
Он уныло поднял стакан алого сиропа.
Олафсен опасен, когда он пьян.
— Когда я был очень молод, я часто напивался. Теперь очень редко, один-два раза в год. Но всегда я делаю что-нибудь не то! Наверное, — предположил он, просветлев, — я напьюсь сегодня вечером.
— Нет, Эрик, не надо.
— Нет? Хорошо, не сегодня. Но скоро. Я очень давно не напивался.
Это признание повергло всех в непродолжительную мрачность. Все четверо сидели и молчали. Сэр Джослин потянулся и заказал еще абсента.
В достоверных и ностальгических описаниях эмигрантского пьянства у Малькольма Лоури, англичанина в Мексике, и Сэмюэля Беккета, ирландца в континентальной Европе, меньше тонкого комизма и британского здравого смысла. Лоури был алкоголиком всю свою сознательную жизнь и страдал, по его же словам, «delowryum tremens» во время своего «Tooloose Lowrytrek» [68]. Обычно он просил у друга разрешения «немного отпить от его хереса» и выпивал всю бутылку. Пил он и лосьоны, которые употребляют после бритья, а однажды выпил целую бутылку оливкового масла в надежде, что это — средство для укрепления волос. В Сохо ему мерещились слоны, на его умывальнике — грифы, и он так сильно дрожал, что ему пришлось соорудить целую систему блоков, чтобы доносить бокал до рта.
В его мексиканском романе «Под вулканом» (1947) второстепенный персонаж мсье Ларюэль пьет анисовую водку, потому что она напоминает ему абсент: «Его рука немного дрожала, держа бутылку, с этикетки которой цветистый дьявол грозил ему вилами». Основное упоминание абсента появляется в ассоциативной серии цитат, в которых жизнь пьяницы представляется фантасмагорическим вихрем плохо проведенного времени:
Консул наконец опустил глаза. Сколько бутылок с того времени? В скольких стаканах, скольких бутылках он прятался «…» с тех пор? Неожиданно он увидел их — бутылки «aguardiente» [69], анисовой водки, хереса, «Хайленд Квин» и стаканы, вавилонскую башню стаканов, взмывающую ввысь, как дым от сегодняшнего поезда, выстроенную до неба, потом рушащуюся, стаканы, падающие и бьющиеся, падающие вниз из садов Хенералифе, бьющиеся бутылки портвейна, красного и белого вина, бутылки «Pernod», «Oxygenee» [70], абсента, разбивающиеся бутылки, отброшенные бутылки, падающие с тяжелым звоном на землю под скамейки, лавки, кровати, кресла кинотеатров, спрятанные в столах консульств…
«Oxygenee» — известная марка абсента, на рекламе которой изображен цветущий мужчина, с невероятной подписью «C’est ma sante» [71].
Кружащий эффект этого перечисления похож на воспоминания молодого Сэмюэля Беккета в его раннем романе «Мечты о женщинах, красивых и средних», где между делом упоминается та же марка абсента: «От синих глаз дома пришли деньги, и он потратил их на концерты, кино, коктейли, театры, аперитивы, в особенности на крепкий и неприятный Mandarin-Curasao, повсеместный Fernet-Branca, который сразу ударял в голову и успокаивал желудок, а видом своим напоминал рассказ Мориака, „Oxygenee“…» Это описание сильно отличается от столь же ностальгического рассказа о пьянстве в родной Ирландии, где он пил «крепкий портер, который помогал раздувать грусть грустных вечеров».
После Второй мировой войны, много позднее того, как завершилась джазовая эра коктейлей, репутация абсента в Англии стала еще хуже. Он продолжал существовать лишь как бледный символ 90-х годов XIX века или Парижа. В этом качестве он предстает на наивных карикатурах известного в шестидесятые годы торговца картинами Роберта Фрейзера по прозвищу «Молодчина Боб», которые он нарисовал, когда еще ходил в школу. Одна из них озаглавлена «Старый представитель богемы, закаленный многолетним питьем абсента и посещениями монмартрских кафе». Фрейзеру (как уже тогда отмечали, «не обладавшему чувством локтя») было лет десять, но уже можно было предугадать не совсем удачное будущее [72].
Абсент (а именно — албанский абсент) упоминается как «жуткий» напиток в романе Кингсли Эмиса «Усы биографа». Словом, в Америке образ абсента был наивно-зловещим и роковым, а в Англии казался забавным. Чрезмерность и крайности воспринимаются там по-другому, а порочность кажется до некоторой степени смешной, как и иностранцы, претензии на изысканность и утрированная утонченность. От Еноха Сомса до Роберта Фрейзера в Англии над абсентом посмеивались большую часть XX века. Несмотря на реальные свойства этого напитка, так и чувствуешь, что комедийный актер Тони Хэнкок выпил бы стаканчик-другой.
Глава 9. Возрождение абсента
Недавнее возрождение абсента уходит корнями в крушение железного занавеса и чехословацкую «бархатную революцию» 1987 года, которая привела к открытию Праги для западной молодежи. Лондонский музыкант Джон Мур, одно время — гитарист группы «Джизуз энд Мэри Чейн», а недавно — член группы «Блэк Бокс Рекордер», впервые попробовал абсент в Праге в 1993 году:
Как-то зимой, разглядывая бутылки в пражском баре, я заметил одну, которая казалась особенно соблазнительной. Наполненная изумрудно-зеленой жидкостью, она выглядела так, как будто могла нанести вред. Это был абсент. Я кое-что слышал о нем, но никогда не думал, что мне удастся его попробовать. Как большинство людей, я считал, что он запрещен и исчез навсегда. «…»
Первый эффект был почти мгновенным. Казалось, я скорее ввел абсент в вену, чем выпил. Не было медленного нарастания, постепенного всасывания в кровь. Вооруженный стаканом воды, я выпил остатки и заказал еще один стакан. Дружба началась.
«Абсент», который открыл для себя Мур, был маркой «Hill’s» из Чешской Богемии. По сравнению со старым, французским абсентом, богемский абсент — совершенно другой зверь: в нем намного меньше анисового вкуса, он не мутнеет от контакта с водой, и в новый ритуал его приготовления входит огонь, чего никогда не было во Франции. В данном случае Богемия — место, а не состояние души, хотя никакое их смешение не повредило бы образу этого напитка.
