— Спасибо за участие в нашем проекте…
Моя кожа еще не остыла после жаркого света прожекторов. Ассистентка подталкивает меня в спину, еще один шаг — и я окажусь голый на улице, и тут я заглядываю в пакет и вижу какую-то регбийную майку неопределенной торговой марки, в яркую контрастную полоску, с цельнокроеным воротником и широкими рукавами, которые вообще-то должны быть заужены. Я вижу эту некондиционную майку и раздраженно топаю ногой.
Это не моя одежда. Да, на пакете написано «137», это мой номер, но моя одежда, мои ботинки, мистер Тото — все осталось в подвале. Мне надо вернуться. И ассистентка обязана меня пропустить. В противном случае, говорю я ассистентке, я позвоню в полицию. Я стою на пороге и жду, раздраженно стуча ногой по бетонному полу.
Ассистентка смотрит на часы у себя на руке и говорит:
— Ладно. Она говорит:
— Хорошо. Вздыхает и говорит:
— Идите ищите свою одежду.
Я выхожу к лестнице, встаю на верхней ступеньке, смотрю сверху на тех, кто еще ждет своей очереди, и говорю: Джентльмены. Я стою, широко раскинув руки, и говорю: Перед вами — идеальный «ноль» по шкале Кинсея.[7]
И тот молодой актер, номер 72, он замирает, не донеся до рта чипсу. Он держит под мышкой моего мистера Тото и говорит:
— Она умерла? Бранч Бакарди говорит:
— И чего?
Он стучит пальцем себе по лбу и говорит:
— Они не могли снять тебя крупным планом. Так что никакой громкой славы тебе не светит.
Я тяну время, растягиваю удовольствие. Медленно спускаюсь по лестнице. На экранах под потолком Касси Райт берет за руку глухонемого слепого актера. Складывает его пальцы в шепотку, засовывает его руку себе во влагалище, прижимает покрепче и говорит: «Вода…» Моя любимая сцена в «Сотворившей секс-чудо». Я тяну время, неторопливо спускаюсь по лестнице. Потом также медленно подхожу к тому месту, где стоит Бранч Бакарди. Мальчик, номер 72, молча протягивает мне мистера Тото, и я так же молча его забираю.
По-прежнему не говоря ни слова, я улыбаюсь и убираю волосы со лба, так чтобы Бакарди мог видеть надпись: «СПасИбо, Дэн». С автографом Касси Райт.
Молодому актеру, номеру 72, я говорю:
— Это она придумала.
Я посылаю воздушный поцелуй в сторону лестницы и говорю:
— Твоя мама — истинный ангел.
Бранч Бакарди закатывает глаза. На его бритой груди больше нет медальона. Он говорит:
— Значит, ты все-таки сумел ее трахнуть.
Не хочу хвастаться, но я сделал все в лучшем вице, так что даже начал сомневаться: а что, если мой бедный папа — там, в Оклахоме — не такой извращенец, как он тогда на себя наговаривал?
Актер номер 72 что-то сжимает в кулаке — золотой медальон на цепочке.
Он смотрит на Бакарди и говорит:
— Я вот тоже начал сомневаться… Девочка-ассистентка кричит с верхней площадки:
— Джентльмены, минутку внимания… Бумажные пакеты стоят у стены, среди них есть и мой. У меня ощущение, что, пока меня не было, в комнате стало еще темнее. Даже мерцающий свет телеэкранов кажется уже не таким ярким. Актер номер 72 говорит:
— Мистер Баньян?
Он разжимает кулак и сует мне под нос раскрытую ладонь. На ладони лежат две таблетки. Он спрашивает:
— Какую из них вы мне дали… ну, чтобы у меня встало?
— Мне нужны следующие номера… — кричит девочка-ассистентка.
Эти таблетки, они абсолютно одинаковые.
— Номер 471… — говорит девочка-ассистентка. — Номер 268…
Я моргаю. Наклоняюсь поближе. Слишком резко и низко, так что втыкаюсь носом ему в ладонь.
— Погоди, — говорю.
Закрываю правый глаз и не вижу вообще ничего. Мой левый глаз, он вообще ничего не видит. Он ослеп. Что это? Микроудар, или как там оно называется… ну, о чем так занудно твердили ассистентка и Бранч Бакарди.
Но это мой звездный час. Бакарди очень старался мне все испортить, но у него ничего не вышло, я оставил его в дураках. И теперь я уж точно не дам ему повода для злорадства. Я потихонечку пробираюсь вперед и натыкаюсь бедром на край буфетного столика. Вслепую, не видя вообще ничего. Тяну руку. Беру первое, что попадается. Отправляю то, что попалось, в рот и начинаю жевать. Я ни капельки не напрягаюсь. Я бодр и беспечен.
Девочка-ассистентка говорит:
— …и номер 72.
Молодой актер кивает на свою ладонь. Он говорит:
— Я вас очень прошу, скорее. Какую из них мне принять?
Его ладонь пахнет сыром чеддер, чесноком, сливочным маслом и уксусом. И еще розами.
Но я вообще ничего не вижу. В комнате слишком темно, а таблетки такие маленькие.
Эта штука, которая у меня во рту, штука, которую я грызу — это свернутый презерватив. Презерватив со смазкой, судя по горькому привкусу спермицидного геля. «К-Y», судя по этому скользкому ощущению у меня на языке.
Девочка-ассистентка кричит:
— Номер 72, пожалуйста, пройдите на съемочную площадку. Быстрее.
Бранч Бакарди и все, кто есть в комнате, — ждут. И я… я тычу пальцем в таблетку.
— Вот эту, — говорю, продолжая жевать. Давясь этой горечью, предназначенной для разрушения сперматозоидов, для предотвращения новой жизни. Я тычу пальцем в таблетку. Наугад. В ту, которая попадется. В общем-то какая разница.
Я наклоняюсь поближе к мисс Райт. Крепко держа пинцет, зажимаю острыми кончиками волосок у нее на брови. Прикусываю язык. Зажмуриваюсь и дергаю. Потом открываю глаза и зажимаю пинцетом еще один неприкаянный волосок.
Мисс Райт, она даже не морщится. Не моргает, не пытается отстраниться. Рассказывает о каком-то актере, Рудольфе Валентино. Говорит, что когда он умер от аппендицита, две женщины в Японии, его фанатичные поклонницы, бросились в жерло вулкана. Этот задрот Валентино, он был величайшей звездой и секс-символом немого кино. Когда он умер в 1926 году, одна девушка в Лондоне отравилась, лежа на ковре из его фотографий. Мальчик-лифтер из парижского отеля «Ритц» покончил с собой точно так Же. В Нью-Йорке две женщины вскрыли себе вены у входа в больницу, где умер Валентино. На его похоронах многотысячная толпа обезумевших от горя фанатов побила в морге все стекла и разнесла в клочья погребальные венки.
Какой-то дрочила по имени Руди Вэлли записал песню, посвященную этому Валентино. Она называлась «Зажглась на небе новая звезда».
Подлинный факт.
Закончив с бровями мисс Райт, я выливаю на маленькую губку немного увлажняющего лосьона и протираю ей лоб. Обвожу губкой вокруг глаз. Промокаю щеки.
Наша актерская команда из шестисот рукоблудов, они еще спят. До того как их будильники начнут трезвонить, остается как минимум час. На улице еще темно, еще даже и не светает. Прожекторы уже установлены. Новые катушки пленки сложены в углу. Камеры расставлены по местам. Нацистская форма, взятая в прокате, висит наготове. Ее пока даже и не вынимали из пластиковых чехлов.
Никого нет. Только мы с мисс Райт.
Мисс Райт сидит с закрытыми глазами, ее кожа легонько растягивается под губкой, пропитанной увлажняющим лосьоном. Мисс Райт рассказывает о том, как работники морга готовят тела к погребению. Они приводят покойника в порядок, делают макияж и укладывают волосы с правой стороны, потому что, когда тело выставят для прощания в открытом гробу, подходить к нему будут именно справа. Тело обмывают вручную. Запихивают в обе ноздри ватные шарики, пропитанные отравой, чтобы насекомые не залезли внутрь. Вставляют специальную трубку в задний проход, чтобы вывести из кишечника газы. Чтобы глаза не открылись, под веки кладут пластиковые формы в виде маленьких круглых чашек, похожих на шарики для пинг-понга, разрезанные пополам. На губы наносят расплавленный воск — чтобы губы не шелушились.
Я беру новую губку и начинаю накладывать крем-основу на лицо мисс Райт. Выравниваю тон оттенка загара средней интенсивности — вокруг рта. Тщательно растираю край тона под скулами.
Мисс Райт сидит в парикмахерском кресле. У нее на шее закреплен бумажный «слюнявчик». Она рассказывает о каком-то дрыще по имени Джефф Чэндлер. Он повредил себе спину на съемках фильма «Мародеры Меррилла», в 1961 году, на Филиппинах. Смещение межпозвонкового диска. Этот Чэндлер был звездой первой величины, соперничал с Роком Хадсоном и Тони Кертисом. Записал хитовый альбом и несколько синглов для «Decca». Ему назначили операцию. Хирурги случайно задели артерию. В него вкачали пятьдесят пять пинт крови, но спасти его не удалось.
Мисс Райт сидит с закрытыми глазами, ее ресницы легонько подрагивают. Брови подняты, чтобы я могла наложить тени для век. Мисс Райт рассказывает о том, как еще один голливудский дрочила, Тайрон Пауэр, скоропостижно скончался от сердечного приступа на съемках фильма «Соломон и царица Савская».
Мисс Райт рассказывает о том, что когда Мэрилин Монро покончила с собой, Хью Хефнер приобрел место на кладбище рядом с усыпальницей Мэрилин, потому что хотел провести вечность бок о бок с самой красивой женщиной за всю историю человечества.
