Конакава оглядел комнату с таким видом, будто ему чего-то не хватало. Паприка опять еле удержалась, чтобы не рассмеяться, и спросила:
– Что-то не так?
– Скажите, когда мы смотрели запись, что-нибудь выяснилось? В смысле, что может пригодиться для лечения?
– Поймите, анализ снов – это и есть лечение. И вы уже лечитесь. Кстати, как вы себя чувствуете?
– А я и не подозревал.- Конакава просиял.- Да, конечно, мне стало легче. Даже не догадывался почему. Признаться, так много я говорил о себе впервые в жизни.
«Кто бы сомневался!» – подумала Паприка, а вслух произнесла:
– Знаете, мне еще о многом хотелось вас расспросить. Чтобы анализировать сны, просто необходимо знать пациента как можно лучше. Но я подумала, что если дотошно расспрашивать вас на первой же встрече, это может выглядеть как допрос и только вызовет отторжение.
– Я вас понял. После признания становится легче на душе не только у преступников. В следующий раз поговорим на самые разные темы.
Их взгляды встретились, и они рассмеялись. Паприка почувствовала, как на нее действует обаяние Тосими Конакавы.
– На службу? – спросила она, когда Конакава встал.
– Нет, сначала домой,- ответил он.
«Хочет еще раз уснуть, но в своей постели? Или же немного расслабился и уже засыпает после бессонной ночи? Или очень плотно позавтракал? Может, хочет вернуться домой, чтобы попросту успокоить жену?» Но интуиция терапевта подсказывала Паприке, что жена Конакавы нисколько с ним не считается, и Паприку всю просто распирало от гнева. Так часто бывает у незамужних женщин по отношению к чужим женам.
Конакава надолго запомнил улыбку Паприки, провожавшей его в дверях. «Она говорила, что проникает в сон,- но для чего?» – думал он, шагая по коридору к лифту. И тут вспомнил ее фразу. «Внутри управления все шатко…» Шатко. Еще как шатко! И понимает это не только он, человек, далекий от политики.
«Она подтвердила, что ключ к раскрытию преступления удавалось получить во сне. Я сам сегодня обнаружил свой. И там чуть ли не сразу поблизости вспыхнул пожар. Когда криминалисты работали на месте преступления. Это как-то связано с убийством в Хатиодзи. Нужно проверить».
Размышляя о «висяке», он вошел в лифт и нажал кнопку первого этажа. Едва тронувшись, лифт тут же остановился на пятнадцатом.
Вошел молодой человек, и его вид ошеломил Конакаву. Ему, старому полицейскому, отчего-то показалось, будто он сам причинил кому-то зло. Такого с ним раньше не бывало. Красивый молодой человек походил на шедевр греческих скульпторов. В выражении глаз и форме рта улавливалось сходство с тем, чей распечатанный портрет сейчас лежал в кармане пиджака Конакавы. Только подбородок другой. «Парень, пожалуй, сотрудник того же института и, вполне вероятно, сын мужчины, которого я видел во сне».
Молодой человек подозрительно глянул на Конакаву. Полицейский знал, что посторонние в этот дом вообще попасть не могут, и ему стало неловко. Но он не собирался объяснять, кто он и зачем сюда пришел. К тому же стоило им посмотреть друг на друга – и попутчик почему-то оробел.
Раскрылись двери лифта, и Морио Осанай увидел человека, которого тут же принял за сыщика. Взгляд такой же, как у полицейских, проходивших в больнице медосмотр: они переутомлялись, и у них развивались неврозы. Однако от него не ускользнуло, что костюм мужчины пошит из дорогой ткани и сидит на нем идеально, а вот сам мужчина держался неуверенно. Стоило их взглядам встретиться, он почему-то встревожился. И Осанай успокоился.
«Пожалуй, родственник кого-нибудь с шестнадцатого этажа. Наверняка Ацуко Тибы или Торатаро Симы. Нет-нет. Судя по одежде и внешности, скорее всего – тайный любовник Ацуко Тибы. И время подходящее, чтобы возвращаться домой после ночи, проведенной у нее». Осанай решил не подавать виду и уставился на панель с кнопками. Однако едва он об этом подумал, взыграло любопытство, и он оглянулся – мужчина стоял, прислонившись к стенке кабины.
И очень внимательно рассматривал его. Осанай ощутил холодный блеск впившихся в него глаз и опять невольно оробел.
«Если выяснится, что он действительно любовник Ацуко, и его увидят здесь еще хотя бы раз, скажу Мацуканэ из «Биг морнинг», чтобы подкараулил его на входе с фотографом«,- злобно подумал Осанай, как только мужчина вышел из лифта в фойе.
На подземной парковке Осанай сел к себе в машину. Как он и предполагал, «маргинал» Ацуко Тибы стоял в углу парковки: хозяйка еще не выезжала. Впрочем, это Осанай в тот день дежурил с раннего утра, поэтому и ехал на работу раньше коллег.
По дороге в институт Осанай чувствовал, что за ночь нисколько не отдохнул. Видимо, перебрал накануне вечером с утехами со своим шефом.
Клиника Инуи располагалась в четырех кварталах от дома Осаная, в небольшом проулке. Холостяк Инуи жил здесь же, на верхнем, четвертом этаже, и Осанай часто приходил к нему в гости. Стоило им заполучить МКД, который Инуи окрестил «дьявольским семенем», как они тут же решили выяснить функции нового модуля. Нацепив по МКД, они до самозабвения предавались игрищам на широком ложе. И теперь, по пути на работу, Осанай представлял, что могли вытворять Косаку Токида и Ацуко Тиба, создавая свои психотерапевтические установки. Механически вращал руль, а мысли его вновь переносились к той прекрасной ночи и фантастическим ощущениям. И ему даже казалось, что стоит об этом подумать – и усталость отступает.
– Берегись!
Осанай надавил на тормоз.
– Эй! Куда прешь? Тебе что здесь, переход, что ли? Чайник! Накупят машин, а ездить не могут! Совсем нюх потеряли!
«Эй-эй, полегче. Думаешь, таксист – так можешь подрезать? Ты за кого меня держишь? Ты, дикарь! Тебе до меня, Морио Осаная, как до луны. Я выдающийся доктор психиатрических и неврологических наук, рано или поздно получу Нобелевку. На колени! Тупица! У меня за плечами Солнце. За мной стоит профессор Сэйдзиро Инуи. Он – Бог! Мир вращается вокруг него – человека-светила, он поглощает всяких Косаку Токид и Ацуко Тиб, едва те успевают чиркнуть по небосклону. А я – его первый ученик, меня он облагодетельствовал своим покровительством. Еще немного – и взойдет звезда профессора Сэйдзиро Инуи, он станет директором Института клинической психиатрии и назначит меня членом попечительского совета».
Осанай получил новый урок любви, когда проник в сон своего учителя. Пусть это было во сне, зато Осанай познал величие ума Инуи, глубину его чувственности и стальную волю. Осанай был сражен наповал. Восхищение перед учителем переполняло его сердце.
Безграничная сила интеллекта Инуи переносила Осаная в неведомый параллельный мир, и там, в мгновенья удивительных ощущений они догадались, что модуль наделен иммунной гиперчувствительностью, благодаря которой зона его действия продолжала расширяться. У Осаная отпала необходимость наведываться в обиталище учителя. Теперь он мог проникать в сон Инуи, который спал в нескольких сотнях метров от его квартиры, на расстоянии. И наоборот.
Инуи предупреждал об опасности перехвата изображения в случае, если поблизости работала психотерапевтическая установка. Однако институт с его многочисленной аппаратурой был в двух с лишним километрах, и вряд ли кто пользовался установкой в такой поздний час. Даже если аппаратура стояла в квартирах Косаку Токиды и Ацуко Тибы, они наверняка не включали ее по ночам, и когда Инуи и Осанай под покровом ночи пользовались модулями, вряд ли кто-то мог их обнаружить.
Добравшись до института, Осанай перекурил у себя в лаборатории и пошел в больницу. Там, увлекая за собой шлейф стажеров и медсестер, ожидавших его в ординаторской, совершил утренний обход. Состояние Нобуэ Какимото постепенно ухудшалось, как ему этого и хотелось. Утомление не проходило. В самый разгар осмотра больных шизофренией на него подействовало их аномальное состояние, и в паху у него потяжелело. Поверх голов стажеров он сделал знак глазами Мисако Ханэмуре – чтобы зашла в обеденный перерыв к нему в лабораторию.
В полдень Морио Осанай объявился в кабинете сотрудников – такое бывало редко. Он не мог смириться с тем, что его стол не в директорате, а здесь, поэтому канцелярию свою вел у себя в лаборатории, однако Инуи велел ему присматривать за поведением Токиды и Ацуко. Стол Осаная стоял рядом с вечно распахнутой стеклянной дверью из директората, и заходившие сюда пообедать Ацуко и Токида были у него как на ладони.
В тот день Косаку Токида обедал в одиночестве. Осанай перекинулся через проход парой фраз с Хасимото и его коллегами и изучал график работы, когда с сэндвичами и кофе вошла Ацуко Тиба. Не оглядываясь по сторонам, она подошла к своему столу, а усевшись, немало удивилась, заметив Осаная.
– Нуты даешь! – улыбнувшись, воскликнула она.- Осанай, ты чем дальше, тем больше похож на господина Инуи. Я подумала, это он сидит за твоим столом.
