Джим Кэррол - Дневники баскетболиста

Прямо через аллейку, открывающуюся под окном дальней комнаты в «Штабах», где я отвисаю на выходных, отлично видно окно спальни той высокой роскошной телки. Дома отстоят друг от друга не более чем на шесть футов, и, похоже, она не в курсе насчет существования такого изобретения, как шторы, потому каждое утро можно наблюдать сцены ее одевания на работу, а вечером — раздевания на ночь. И впридачу, когда у нее выходной, она часами разгуливает у окна, потрясая своими пышными формами, или пялится в зеркало, поигрывая великолепными дойками. Эта сука до такой степени обнажается, что, откровенно говоря, меня от нее последнее время тошнит. Она настолько долго торчит у зеркала, что я бы спровадил ее пинками и заменил кем-нибудь еще. Предпочел бы, для разнообразия, рыжую бабу. Мне из-за ее вечного присутствия даже несколько неудобно приводить к себе девчонку. Как-то раз притащил одну чувиху неделю, может быть, назад, мы залегли в койку, тут я обернулся через плечо, — и вот она появляется в чем мать родила. Мне захотелось выпрыгнуть из постели от моей подруги, чтобы просто потаращиться на ту бабу. Вы, наверное, скажете, что мне следует на нее накричать или что-то в этом роде, но последствия будут ужасные, хана всему.

В наши дни просто сходить в гости — это уже страшный геморрой. Вчера вечером занесло меня в кулуары студенческой общаги Нью-Йоркского университета. Я хотел навестить обитающую там первокурсницу Банни Бигэлот. Я знал номер ее комнаты, и потому, войдя внутрь, направился сразу к лифту (ненавижу лифты, как я уже говорил, но лестницу я не нашел). Короче, нажимаю кнопку, и, черт возьми, пиздец не заставляет себя долго ждать! Подлетает охранник в форме, довольно хамски спрашивает, чего мне здесь надо, и волочит меня к «столу для посетителей». Меня осматривают, будто какую-то тряпку, звонят Банни, заставляют меня описать, я вынужден демонстрировать этому типу удостоверение личности (у меня с собой только бумага о вынесении условного приговора с прохождением испытательного срока), а потом заполнять карточку, где они проставили время, и, наконец, меня препроводили к лифту.

Если вам очень хочется знать, в дверях меня встретила Банни, мы покурили травушки, потрахались, покурили еще, после опять потрахались и поприкалывались над учебником по логопедии.

Пришло время прощаться, и тут начинаются настоящие беды. На сей раз, я отыскал лестницу и решил спускаться по ней... Банни пошла перекусить, то есть она идет со мной. Она находит несколько неумным топать вниз восемь пролетов, но меня после марихуаны в лифт не затащить. Я пробормотал какую-то чушь насчет «возврата к естественному состоянию», лишь бы не признаваться, что боюсь до чертиков. Итак, мы очутились у ведущей на улицу толстой стальной двери, типа как в «Могильниках» или другом подобном заведении. Я толкаю ее с целью открыть, но ко мне подскакивает Банни и останавливает меня. «Que pasa?»[25] — вопрошаю я. Выясняется, это что-то типа экстренного выхода и следует нажать сначала одну кнопку, когда выходишь, а затем другую, снаружи, а то по всему зданию сработает сигнализация. И, кажется, она сработала. Подскочила вся охрана, меня прижимали к стене, пока Банни не объяснила им, в чем дело. Они выпустили меня, но предупредили, что мне запрещается приходить сюда до конца года. Очень странно: мало того, что тебе выебут все мозги, если пришел, так, боже мой, еще чтобы выйти, ты должен нажать дурацкие кнопочки! Тут что-то не так, много о себе воображают или еще какая-нибудь хрень в этом роде.

Сейчас по выходным я нередко встречаюсь с женщиной старше меня; она подруга матери одной из моих чувих... очень богатая и, в смысле секса, очень привлекательная. Однажды вечером я слышал в телевизионном ток-шоу, как одна дама распиналась, что женщины достигают пика сексуальности к сорока, а мужчины — к шестнадцати-восемнадцати годам. Теоретически мы должны составлять идеальную пару сексуальных партнеров, но есть одно но... Она-то, разумеется, на пике своего развития (по правде говоря она просто ненасытна), но я, хотя в мыслях и готов удовлетворить все ее желания, тело мое частенько бывает настолько накачано джанком, что при наших встречах я способен лишь на пару палок за ночь. После она валяется рядом со мной, а я тупо гляжу в потолок... или в экран, если удается уговорить ее включить телек. Есть и другие проблемы. Так, она неспособна иметь детей (была дважды замужем, в настоящий момент разведена), и я уверен, что она рассматривает меня примерно в этом ключе. Общий приятель рассказал мне, как она показывала мою фотографию друзьям, кто не в курсе событий, и говорила, что я ее сын. В результате возникают" дополнительные непонятки в наших постельных отношениях. Что это? Проявление эдипова комплекса? Ваше мнение, доктор? Но мало того, на этом дело совсем не заканчивается, ни фига. Главным образом смущает меня то, чем после небольшой вступительной сцены мы, основательно подойдя к делу, предаемся воплощению ее любимой фантазии. В жанре лесбийского инцеста. Я меняю прикид (точнее, она переодевает меня), и отношения между матерью и сыном превращаются в отношения между матерью и дочерью. Но есть еще более интересный нюанс. В этих играх я разыгрываю роль матери, а она дочери... короче, я спустя некоторое время совсем запутался, мужчина я или женщина, мама или папа, сахарок, перчик или хвостик плюшевого щенка. Пиздец... но, по крайней мере, из меня получается очень симпатичная девушка, когда она напяливает на меня сей потешный наряд.

Вечером встречался со своей великовозрастной возлюбленной и, поскольку сегодня решил отдохнуть от джанка, испытывал сильное желание поебаться. И кое-что ей высказал. Сообщил, что меня достало переодеваться в женские тряпки ей на радость, что мне до пизды ее похотливые фантазии и я желаю перепихиваться традиционным способом «я — Тарзан, ты — Джейн», понятно, дура?

— Но мне это так нужно, — заскулила она... и ее накладные ресницы захлопали на всю комнату.

Я отказался ее выслушивать.

— Я заебался, — завопил я, — ты хочешь, чтобы я напяливал на себя бабские шмотки, курил хэш тоннами, торчал на спиде, глотал колеса, изображал из себя в постели твою мамашу, и теперь заявляешь, что тебя не устраивает ебля обычным способом!

В итоге я-таки повалил ее в койку и взял общепринятым способом. Она начала втыкать. Кончилось тем, что она прониклась насчет вести себя как нормальная баба под мужиком настолько, что через несколько минут мы оказались на четко противоположном полюсе сексуальных забав. Не успел я осознать, что между нами разыгрывается сцена садо-мазо по модели «хозяин-раб», как она рухнула к моим ногам в каком-то жутком обтягивающем резиновом наряде, который поспешила напялить, а я стал рявкать приказы и щелкать в воздухе двенадцатифутовым кнутом для скота, появившимся, как я предполагаю, вместе с ее прикидом. Вынужден признать, я завелся от всего спектакля, но после размышлял, в какой все выливается отстой.

Сегодня вечером просиживал штаны в «Ведре Крови», поджидая Вилли Апплеарса с дозой, которую я отправил его купить у Мэнкоула в бильярдной. Попиваю в полусне колу, как вдруг ко мне подгребает какой-то разъяренный чел. Сам он здоровый. Я стал собираться с мыслями и силами на случай, если он вздумает на меня наехать. Но не успел, так как он двинул мне так, что я слетел с табурета и шлепнулся на задницу, потом он треснул меня по ноге, сделал шаг назад и оглядел меня с ног до головы. «Мы знакомы?» — поинтересовался я. «Ты, блядь, пидор позорный, мудила ебаный, впарил мне на прошлых выходных свою беспонтовую кислоту. Гони мне десять баксов или пойдем выйдем». Я отвечаю, что совсем на мели. «Тогда пойдем выйдем!» — завопил этот псих. «Давай разберемся, — отвечал я, — если мы выйдем, кто-то круто огребет». К этому времени я уже немного пересрал. «Выйдем», — решает он. Я вскочил с пола и метнулся на выход. Он за мной. Я обернулся, и незамедлительно мою челюсть сокрушил сильнейший за все мое существование удар. «Крутой чувак», — пробормотал я. Предпринял ответный удар, но неудачно. Со своей стороны он опрокинул меня на тротуар, пнул по бедру в то же место, поставил ногу на лицо, вжал мою голову в бетонное покрытие. Отошел назад, убедившись, что мне хватит. Он был прав, сука, я отпизжен и уничтожен, первый раз в жизни кровь текла у меня из носа. Тут я заметил вернувшегося с дозой Апплеарса и утешился. Встал, чтобы побыстрее удалиться в леса и там поторчать. Глянул на мудацкого бычару и сказал: «Видишь, я ж говорил, что кто-то огребет». Время от времени мне случается получать пизды, но последнее слово всегда остается за мной. Мы отправились балдеть где-нибудь на зеленях.

Сегодня я сообщил старушке, с которой последнее время встречался, что расстаюсь с ней. Началось все с того, что я позвонил ей, находясь прошлым вечером в городе неподалеку от ее дома. Она удивилась, ведь обычно я посещаю ее лишь по выходным («Я считаю, что тебе следует по выходным покорпеть над учебниками», — любит повторять она). Сказал ей, что мне весь день было хреново и нужны лаве. Она никогда не отказывает мне в бабках на джанк, но на этой неделе я уже успел потратить ее «субсидию». Она согласилась мне помочь, и мы с Брайаном пришли к ней за зелеными. Я был так измучен, что, позвонив к ней в дверь (в противном холодном поту волны лихорадки поднимались от паховой области к мозгу, который, казалось, отвинтили с его законного места и с каждым шагом он звонко ударяется о стенки черепа), принял приглашение завалиться у нее, пока Брайан будет ходить за товаром в Виллидж. Она вручила ему шестьдесят баксов, и он ушел. Едва защелкнулась вторая дверь, как эта сука полезла ко мне. Я сказал, что она и представить не может, каково мне, и я желаю просто лечь и, истекая потом, дождаться дозы. От ее малейших прикосновений в башке взрывались злобные зудящие бомбочки. Она все же стащила с меня брюки и утащила в койку с уговором, что мы просто полежим рядом и посмотрим телек. Но, видимо, она так и не догнала мое состояние и продолжала меня лапать. Меня быстро все достало, но было слишком хреново для каких-либо действий.