— А что происходит тем временем?
— Мы окажемся под перекрестным огнем…
— Нет, — сказал Спеннер. — Агентство под огонь не попадет. Все шишки достанутся автору.
— Точно, — кивнула Бродбент.
— И ты хочешь предложить «Миру Нано» эту пародию, — сказал Робенштайн.
— А что тем временем творится в «Мире Нанотехнологий»? — продолжала Бродбент как ни в чем не бывало.
Финней сказал:
— Это просто. Огласка. Публичность. Такая, какую не купишь за деньги. Ролик оказывается во всех электронных журналах. Репортеры рассказывают об этом в новостях. Как ты и сказала, Биглоу, эксперты задают свои вопросы. «Мир Нано» и «Наноклин» привлекают к себе такое внимание, которое им не обеспечит ни один рекламный ролик.
Бродбент постучала себя пальцем по кончику носа.
— Именно то, чего мы добиваемся, — заключила она. — Если вы возьмете на себя труд немного подумать, то поймете, что наихудший вариант оборачивается наилучшими последствиями.
— Если это так, — сказала Харрис, — то, что же мы будем иметь в лучшем случае?
— Ролик, который завоевывает все награды, но не может продать товар, — сказал я. — Пока вы не примете одно решение на всех.
— А если все пойдет… как бы это сказать… нормально?
— Ролик выполнит свою миссию, и «Наноклин» займет положенную нишу на рынке.
Бродбент кивнула.
— Если мы примем этот ролик, то окажемся в беспроигрышной ситуации.
— Нет-нет-нет, — сказал Робенштайн. — Эта вещь выглядит слишком вызывающе.
— Она просто ассоциируется у тебя с тем хулиганским нападением. Вот и все, — заметил Левин.
Робенштайн поперхнулся.
— Левин, это переходит всякие границы.
— Ладно, — сказала Бродбент опасно мягким голосом. — Просвети нас. Скажи нам, что плохого в этом ролике?
— Пембрук-Холл лишится доверия, — заявил Робенштайн.
— Доверия? — переспросил Спеннер.
— У нас имеется репутация, которую следует поддерживать, а это… это…
— Прошу прощения, — сказал Левин, — но что такое наша репутация, мистер Робенштайн? Со дня основания мы воротили носы от всех традиций, существовавших в рекламном бизнесе. Принцип объединения людей в творческие группы был неизвестен, покуда мы его не ввели. Мы заставляли своих же собственных людей соревноваться друг с другом, чтобы увидеть, чей ролик лучше… Над нами смеялись. Нас проклинали. И несмотря ни на что, Пембрук-Холл стал силой, с которой приходится считаться.
— Хотя это благополучие и выстроено на крови, — пробормотала Харрис себе под нос.
— Я все слышу, — сказал ей Левин. А потом — Робенштайну: — Ты можешь осуждать молодого Боддеккера. Ты можешь считать, что его ролик никуда не годится. Но помни одну вещь: допустим, это пародия, допустим, у нас возникнут проблемы, но это в рамках традиций Пембрук-Холла. Мы должны показать «Миру Нано» образчик нашей продукции, а не банальщину, которую может сделать любое другое агентство мира.
Некоторые из присутствующих согласно кивнули — Финней, Спеннер, Бродбент.
— Итак, — сказал Левин. — Я выставляю этот ролик на голосование.
— Минутку, — снова встрял Робенштайн. — Мы еще не видели работы мисс Бродбент.
— Тем не менее я призываю голосовать, — отозвался Левин. — Что же касается мисс Бродбент, она, кажется, не имеет ничего против. Не так ли, мисс Бродбент?
Она кивнула.
— Вы не можете этого сделать!
— Мистер Робенштайн, — прошипел Левин, — я возглавляю компанию. Это означает, что я могу делать все, что пожелаю. Когда вы встанете во главе Пембрук-Холла — если это вообще произойдет, — тогда вы тоже сможете делать все, что захотите. Я доступно излагаю?
Робенштайн помрачнел и кивнул.
— Объявляю голосование. Предлагается выбрать ролик «Их было десять» в качестве проекта Пембрук-Холла для «Мира Нанотехнологий», — проговорила Харрис. — Пусть каждый скажет свое слово.
— Автор воздерживается, — сказал я. В данном случае действовали те же правила, как и при голосовании внутри творческой группы.
— Против, — сказал Робенштайн. — Однозначно.
— Мисс Бродбент?
— Вообще-то в произведении есть недочеты, которые следовало бы…
— Давайте не будем больше анализировать, — сказала Харрис. — Ваше слово?
— За. Ваше?
— Против. Мистер Левин?
— Кому-то неясна моя позиция?
— Мистер Левин — за, — подчеркнула Харрис. — Двое за, двое против, один воздержавшийся.
— За, — сказали Финней и Спеннер чуть ли не хором.
— Мисс Биглоу?
— Против.
— Мистер Норберт?
— Против.
— Четверо — за, четверо — против, один воздержавшийся. — Харрис перевела взгляд на Хотчкисса. — Остались вы.
Он смотрел в свой ноутбук, избегая встречаться глазами с кем бы то ни было.
— Мистер Хотчкисс, — сказал Левин, — нам нужен ваш голос, чтобы принять решение.
— Нет, — сказал он.
— Нет? — переспросил Левин. — В каком смысле «нет»? Вы голосуете «против» или отказываетесь голосовать?
— Я голосую «против», — выдавил Хотчкисс. И прежде, чем я успел хоть как-то отреагировать, он добавил: — Прости, Боддеккер, ничего личного. Просто я не думаю, что этот сценарий…
— Мистер Хотчкисс, — зашипел Левин. — Мы тут не «Оскара» вручаем. Вы не обязаны излагать свою мотивацию.
— Да, сэр, — промямлил Хотчкисс.
Результаты голосования: четверо — за, пятеро — против. Не принято.
Словно ветер пронесся по комнате, когда все разом выдохнули. Харрис смотрела на Левина; мне показалось, что она довольна исходом событий.
— Впрочем, другие агентства далеко не так демократичны, как наше. Они не используют систему голосования.
Левин пожал плечами.
— Никто не совершенен.
Я откинулся на спинку стула, ослабев от облегчения и радуясь, что все наконец закончилось… Нет. Если честно: я пытался убедить себя, что радуюсь. И если совсем честно: я был уязвлен и расстроен. Мое самомнение получило здоровенную плюху, и, что самое ужасное, я сознавал — мои бандиты ничуть не лучше пещерного человечка Хотчкисса, Хоки-Поки Биглоу или веселых феечек Норберта. Я убеждал себя, что половине моей творческой группы нет дела до этого ролика, поскольку они все равно останутся на плаву. Это не очень помогало. Вторую половину я в любом случае подвел. Они зависели от меня, они на меня рассчитывали, а я… Слабак, шепнуло мое агонизирующее достоинство. Слабак, слабак, слабак…
Я попытался отмахнуться от этих мыслей. Случалось, мои ролики проваливались, но это никогда не превращалось в трагедию. Я продвигался дальше и достигал успеха. Правда, теперь все это в прошлом. После речи Левина о конце света и о значимости наноклиновского проекта не так-то просто смириться с поражением.
Однако я продолжал твердить себе: моя группа еще преуспеет в Пембрук-Холле, и я заполучу этот чудесный дом в Принстоне.
А пока я должен выбрать ролик, который был бы лучше, чем мой собственный. Тот, который будет представлять Пембрук-Холл в «Мире Нано». К счастью, это нетрудно и займет от силы насколько минут. Остались лишь ролики Робенштайна и Бродбент.
Реклама Робенштайна начиналась звуками органа. Посреди бесплодной африканской равнины стояло множество стиральных машин, выстроенных полукругом. Они пыхтели и подрагивали, переполненные бельем. Вокруг сидели обезьяны. Они выискивали друг у друга блох и ожидали, пока машины закончат. Торжественно затрубили фанфары, и обезьяны оживились. Что-то привлекало их внимание и вызывало дикий восторг. Когда рев фанфар поднялся до верхнего крещендо, стало ясно, что предмет их радости — не что иное, как коробка «Наноклина» футов пяти в высоту. Тем временем село солнце и на небо выкатилась луна. С обезьянами же произошло нечто странное: они дружно двинулись вперед, подобрали с земли кости и начали колотить ими по стиральным машинам. На заднем плане другие обезьяны вынули из машин деловые костюмы и надели на себя. Теперь вступил весь оркестр и главная из обезьян, облаченная в стильный полосатый костюм, зубасто улыбнулась, подняла кость и отшвырнула ее от себя. Кость взвилась в воздух, камера следила за ее полетом, пока та не исчезла среди мерцающих звезд. Музыка постепенно стихла, остался лишь орган, и на экране возникла надпись: НАНОКЛИН — СЛЕДУЮЩИЙ ШАГ В ЭВОЛЮЦИИ СТИРКИ…
— По крайней мере не пещерный человек, — буркнул Левин. Текст мигнул и сменился сценарием Бродбент.
— Левин, — запротестовал Робенштайн.
— Мы к этому вернемся, — сказал старик с опасной ноткой в голосе.
Ролик Бродбент начался с показа некой рекламы, которая внезапно сменялась помехами на экране, а затем надписью: СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. Следующий кадр представлял задыхающегося корреспондента новостей, который говорил о том, как упрощается теперь процесс стирки, и об уникальном новом продукте, который это обеспечивает. Далее появлялись кадры, снятые в прачечных самообслуживания, потом — чудаковатый ученый в аудитории, излагающий принцип работы порошка. Интервью с женщиной, которая приобрела столько свободного времени, что начала брать уроки игры на фортепиано и устраивать приемы. Затем снова появился корреспондент, объяснявший, где можно купить «Наноклин». В финале ролик возвращался к прерванной рекламе чего-то.
