Некоторых зданий не стало, другие пришли в дряхлость и ни на что более не годятся, кроме как служить подпоркой для рекламы самого новейшего сотового телефона.
А так всё то же самое. Те же кони на мосту, и всё так же непременно попадёт приезжий под мелкий дождь не менее трёх раз и не менее четырёх раз сфотографируется он на фоне обязательных видов. Художники предложат ему
те же самые картины, какие они всегда предлагают хоть в Москве, а хоть бы и в Париже.
Дойдя до канала Грибоедова, приезжий обязательно проголодается и узнает, что все питейные и пищевые заведения на Невском проспекте предлагают еду и напитки либо никуда не годные, либо за необъяснимые совершенно деньги.
Дальнейшая судьба приезжего нам неизвестна. Дойдя до самого конца Невского проспекта, он либо повернул налево — к Медному Всаднику, или же направо — к главному сокровищу Эрмитажа, каковым, как всем известно, является картина художника Рембрандта, ещё при коммунистах облитая кислотой неким маньяком. А может быть, пошёл он вовсе прямо — в казематы Петропавловской крепости, где поджидает его за каждым углом страшный лысый царь-пётр на коротеньких ножках, изготовленный по случаю заезжим скульптором Шемякиным.
Скульптор, впрочем, давно уехал назад к себе в Америку, но истукан ничего про это не знает. Поэтому он, как те полтора землекопа, которые в каждом встречном подозревали двоечника Виктора Перестукина, нападает на всякого посетителя, надеясь опознать в нём своего создателя. Не для того даже, чтобы сдавить ему руку бронзовой десницей, а так — просто посмотреть ему в глаза.
Ну а про приезжего наверняка известно лишь одно: ровно в полночь он будет стоять среди тысяч других на стрелке Васильевского острова — единственном в Петербурге месте, с которого можно наблюдать знаменитые Белые Ночи.
Однако вовсе не обязательно брести по Невскому проспекту до самого конца. Достаточно дойти до Аничкова моста и, полюбовавшись там на коней с яйцами и мужиков, прикрывших чресла тряпицами, свернуть направо.
Пройдя вдоль реки-фонтанки, необходимо купить в универсаме прямо напротив цирка-чинизелли бутылку портвейна и затем пройти мимо чижика-пыжика, чтобы убедиться в том, что его в семнадцатый уже раз спиздили. Потом пройти мимо замка, в котором императора-павла, известного угнетателя народного генералиссимуса Суворова, удавили даже ещё до того, как он расставил в этом замке новую мебель. Затем нужно повернуть за угол, и вы окажетесь у самых ворот Летнего Сада.
Если вы как-то причастны к художественным искусствам и состоите в каких угодно творческих союзах, вы будете приятно удивлены тем фактом, что вход для вас, наряду с инвалидами, пенсионерами и ветеранами всех закончившихся и ещё продолжающихся войн, совершенно бесплатный. А остальным, ничем не примечательным гражданам, придётся-таки раскошелиться на десять рублей.
Далеко не каждый готов вот так просто расстаться с этой суммой, и поэтому в Летнем Саду почти всегда мало людей. Там можно совершенно спокойно сидеть на скамейке, пить из горлышка портвейн, если вы его, конечно, купили, и ни о чём вообще больше не думать. Потому что думать о чём-либо в Летнем Саду — это надо быть совсем уже ебанутым идиотом. Не для того он вовсе предназначен.
Когда портвейн закончится, можно осмотреть аллегорические статуи. Для того, чтобы вы случайно не перепутали Коварство с Добродетелью, возле каждой статуи установлена специальная табличка. А то они очень мало друг от друга отличаются: почти у всех отбитые носы и очень грязные руки и ноги. Так что самая главная мораль, какую можно вывести из осмотра, — это вывод о том, что да, действительно: надо, надо умываться по утрам и вечерам.
Кстати сказать, в каждое полнолуние совсем неподалёку можно встретить и самого наиглавнейшего радетеля чистоты: он, гремя шайками и размахивая мочалками, с рёвом носится туда и обратно по садовой-по сенной, пугая ночных пьяниц и патрульные машины вечно голодной милиции.
Никаких новомодных гигиенических средств он не признаёт, так что, изловив жертву, отмывает её добела хозяйственным мылом и начищает ей зубы мятным порошком, какого давно уже не продают в магазинах.
В Летнем Саду обитает животное Кухельклопф.
У животного Кухельклопф нет ни рук, ни ног, ни глаз, ничего нет — круглое.
Рассказывают, будто бы целый мешок животного Кухельклопф купил сам царь-пётр у одного голландского жулика, думал, что это картошка. Но это врут, скорее всего. В Петербурге вообще так: они когда не знают, откуда взялось, то значит царь-пётр привёз из Голландии.
Животное Кухельклопф живёт под землёй на глубине метров пятьдесят, не меньше, дальше копать не пробовали. По ночам оно выкапывается и скачет. Вреда от него особенного нет. Только однажды несколько животных Кухельклопф спиздили галошу у ночного сторожа и забросили в речку-фонтанку, но он ничего не заметил — это старая была галоша, он её уже давно не носил.
Ещё говорят, что двух животных Кухельклопф видел на рельсах машинист поезда в районе станции метро лесная, как раз перед тем, как там случился Провал, но это уже точно врут.
От животного Кухельклопф может быть польза: если его изловить, высушить и натереть на мелкой тёрке, то этот порошок можно добавлять в соления — огурцы или помидоры. Тогда огурцы будут хрустящие, помидор ни один не полопается, и баночки простоят лет пять запросто, даже не помутнеют.
Одна женщина (опять врут) поймала животное Кухель-клопф и принесла домой, чтобы истолочь. Залила кипятком и пошла в магазин за лавровым листом. Вернулась, а оказывается, к ней в квартиру приходили другие животные Кухельклопф: всё в доме переломали и нарисовали на стене Жопу.
В действительности же никому ещё не удалось изловить животное Кухельклопф: уж очень оно скачет. Просто пиздец как скачет.
Так что никто не знает, что там у этого животного внутри — может быть, действительно картошка.
На самом же деле провал в петербургском метро случился в том самом месте, где царь-пётр убил и закопал своего сына, царевича-алексея.
При этом он даже не захватил с собой батюшку, для того чтобы хоть как-то по-христиански отпеть царевича.
Из-за этого Скелет царевича-алексея вскоре сделался беспокоен и стал карабкаться наружу к людям. Но поскольку царевич и при жизни-то был не очень большого ума, а после смерти и вовсе, Скелет никак не мог сообразить, где тут верх, а где низ, и поэтому копал то влево, то вправо, то наискосок. Таким образом, он за несколько веков изрядно разрыхлил грунт.
Когда же под ним проложили ветку метро и пустили поезда, Скелет обрадовался и пополз на звук. Там он прогрыз бетонное кольцо и рухнул на рельсы, где и был моментально раздавлен проходящим поездом. Обломки Скелета расползлись кто куда, и на месте остались только Челюсти.
Поначалу Челюсти тихо глодали проложенные в туннеле кабели, но когда их пару раз ёбнуло током, в них вдруг проснулась невиданная сила, и как-то раз они за день изжевали восемь метров контактного рельса и насмерть закусали путевого обходчика. Все попытки изловить Челюсти были безуспешными, потому что от действия электричества Челюсти сделались очень Хитрые.
В конце концов удалось подманить Челюсти к троти-ловой шашке. В результате взрыва у Челюстей выбило два зуба, а свод тоннеля рухнул. Ни одна бригада, посланная на расчистку завала, не вернулась.
В общем, плюнули на это дело и пустили поверху бесплатный автобус до станции площадь мужества.
Однако в связи с приближением трёхсотлетия Петербурга о провале вспомнили снова.
В середине лета двухтысячного года наконец удалось оглушить Челюсти вакуумной бомбой и запереть их в вольфрамовый контейнер. Однако изнутри контейнера раздавался такой страшный зубовный скрежет, что в начале августа контейнер погрузили на флагманский корабль Пётр Великий и утопили от греха подальше где-то в Баренцевом море.
Больше про Челюсти пока ничего не известно.
Из других частей Скелета более других отличился средний палец правой руки.
Он выкопался на поверхность в районе Коломяг и, видимо на электричке, добрался до комаровского кладбища, где взялся выцарапывать херы и покои на барельефах и бюстах. Но это продолжалось недолго, так как с ним очень быстро своими методами разобрались тамошние обитатели, даром, что при жизни почти все были люди тихие и интеллигентные.
Так что лежит сейчас этот палец, уже окончательно навсегда Мёртвый, в баночке из-под индийского чая три слона, закопанной за оградой комаровского кладбища.
Про остальные части Скелета почти ничего не слышно. Только иногда хрустнет что-то под колёсами вагона — значит, ещё один позвонок выполз погреться на рельсы.
Говорят, что если однажды соберутся в одном месте хотя бы по одной кости от всех убиенных престолонаследников, нынешний царь тут же сам обратится в Скелет, которого нельзя убить никаким человеческим или небесным оружием, но этого пока никто не проверял.
