– Что у вас есть без молока? – сказал я.
– Лимонный сок? – предложила она. – Грейпфрутовый? Томатный? Кока-кола?
– Грейпфрут, – сказал я. – И чтобы стакан был полон не до краев.
Я полез в куртку и откупорил фляжку.
– Никакого алкоголя здесь, – вяло запротестовала официантка.
– Да ладно. Это мое лекарство, – рассмеялся я. – Не беспокойтесь о своей лицензии.
Я протянул ей доллар. Сегодня утром я получил свой чек. Девяносто долларов за неделю. Клем знал людей. Она дала мне сдачу, и я оставил ей щедрые чаевые.
Сок грейпфрута с бурбоном – это не так уж замечательно, но лучше, чем без ничего, во всяком случае. Мне стало лучше. Я выкарабкаюсь. Я уже начал выкарабкиваться. Ребятки смотрели на меня. Для этих сопляков двадцатишестилетний тип – уже старик; я изобразил улыбку для белокурой малышки; она была одета в голубой с белыми полосами свитер без воротника, с закатанными до локтя рукавами, и на ней были беленькие носочки и туфли на толстых каучуковых подошвах. Она была миленькая. С хорошо развитыми формами. Под рукой это, наверное, ощущалось как зрелые сливы. Она была без лифчика и соски ее вырисовывались сквозь шерстяную ткань свитера. Она тоже мне улыбнулась.
– Что, жарко? – высказал я предположение.
– До смерти, – сказала она, потягиваясь.
Под мышками у нее проступили пятна от пота. Это произвело на меня определенное действие. Я поднялся и бросил пять центов в щель автоматического проигрывателя, который стоял там.
– А потанцевать смелости хватит? – сказал я, приближаясь к ней.
– Ох, вы меня убьете! – сказала она.
Она так ко мне прижалась, что у меня перехватило дыхание. От нее пахло, как от чистенького младенца. Она была тоненькая, и я мог дотянуться до ее правого плеча и правой руки. Потом я двинул руку опять вверх и скользнул пальцами ей под грудь. Другая пара смотрела на нас и тоже принялась танцевать. Это была уже поднадоевшая песня Дайны Шор «Прогони летящую муху». Она подпевала без слов. Официантка оторвала нос от своего журнала, увидела, что мы танцуем, и вновь погрузилась в чтение.
Под пуловером у малышки ничего не было. Это сразу чувствовалось. Хорошо бы, чтоб пластинка уже кончилась, еще две минуты, и я имел бы просто неприличный вид. Она оставила меня, вернулась на свое место и посмотрела на меня.
– Для взрослого вы неплохо танцуете…, – сказала она.
– Это меня дедушка научил, – сказал я.
– Чувствуется, – насмешливо бросила она. – И на копейку не сечете.
– ВЫ меня, конечно, наколете в том, что касается джаза, но я могу научить вас другим штучкам.
Она полуприкрыла глаза.
– Штучкам, которые умеют взрослые?
– Это зависит от того, есть ли у вас способности.
– А, вижу, куда вы клоните… – сказала она.
– Вы, конечно, не знаете, куда я клоню. Есть у кого-нибудь из вас гитара?
– Вы играете на гитаре? – сказал мальчишка. У него был такой вид, будто он только что проснулся.
– Я немного играю на гитаре, – сказал я.
– Тогда вы и поете тоже, – сказала другая девица.
– Я немного пою…
– У него голос как у Кэба Кэллоуэя, – насмешливо сказала первая.
Ее раздражало то, что другие со мной разговаривают. Я тихонько дернул наживку.
– Поведите меня куда-нибудь, где есть гитара, – сказал я, глядя на нее, – и я покажу вам, что я умею. Я не стремлюсь к тому, чтобы меня принимали за В.-Ч. Хэнди, но могу наигрывать блюзы.
Она выдержала мой взгляд.
– Ладно, – сказала она, – мы поедем к Би-Джи.
– У него есть гитара?
– У нее есть гитара, у Бетти Джейн.
– Это мог бы быть Барух Джюниор. – Я зубоскалил.
– Ну да! – сказала она. – Он же здесь живет. Пошли.
– Мы туда отправляемся прямо сейчас? – спросил мальчишка.
– Почему бы нет? – сказал я. – Ей надо, чтобы ей вытерли носик.
– О’кей, – сказал мальчишка. – Меня зовут Дик. А она – Джики. Он указал на ту, с которой я танцевал.
– А я, – сказала другая, – Джуди.
– Я – Ли Андерсон, – сказал я. – Работаю в книжной лавке напротив.
– Мы знаем, – сказала Джики. – Уже две недели нам это известно.
– Вас это так интересует?
– Конечно, – сказала Джуди. – В наших местах не хватает мужчин. Мы вышли вчетвером, хотя Дик и протестовал. У них был весьма возбужденный вид. У меня оставалось достаточно бурбона, чтобы возбудить их еще немного, когда это понадобится.
– Следую за вами, – сказал я, когда мы оказались на воздухе. Кабриолет Дика, старая модель крейслера, стоял у дверей. Он усадил девиц на переднее сиденье, а я расположился сзади.
– Чем вы занимаетесь на гражданке, молодые люди? – спросил я.
Машина резко взяла с места, и Джики встала на колени на сиденье, повернувшись ко мне лицом, чтобы отвечать.
– Мы работаем, – сказала она.
– Учеба?.. – подсказал я.
– Ну да, и другое тоже…
– Если бы вы пересели сюда, – сказал я, немного форсируя голос из-за ветра, – разговаривать было бы удобнее.
– Вот еще, – прошептала она.
Она опять полуприкрыла веки. Наверное, научилась этому трюку в каком-нибудь фильме.
– Вы, что же, не хотите скомпрометировать себя?
– Ну ладно, – сказала она. Я обхватил ее плечи и перевернул ее через разделяющую нас спинку сиденья.
– Эй вы! – сказала Джуди, обернувшись. – У вас своеобразная манера разговаривать.
Я в это время усаживал Джики слева от себя и старался ухватить ее за наиболее подходящее место. Это получалось весьма недурно. Похоже, она понимала смысл шутки. Я усадил ее на кожаное сиденье и обнял за шею.
– А теперь – спокойствие, – сказал я. – А то я вас отшлепаю по попке.
– Что у вас в этой бутылке? – сказала она. Куртка лежала у меня на коленях. Она просунула под нее руку, и не знаю, специально ли она это сделала, но нацелилась она чертовски верно.
– Не двигайтесь, – сказал я, вытаскивая ее руку. – Я поухаживаю за вами. Я отвинтил никелированную пробку и протянул ей флягу. Она сделала порядочный глоток.
– Только не до конца! – запротестовал Дик. Он следил за нами в зеркало заднего обзора.
– Передайте мне, Ли, старый крокодил…
– Не бойтесь, у меня есть еще одна. Он удерживал руль одной рукой, и, протянув другую к нам, шарил ею в воздухе.
– Эй, никаких шуток! – посоветовала Джуди. – Смотри, не отправь нас в кусты!..
– Вы – холодный разум этой банды, – бросил я ей. – Никогда не теряете хладнокровия?
– Никогда! – сказала она.
Она на ходу перехватила бутылку в тот момент, когда Дик собирался мне ее возвращать. Когда она протянула мне ее, та была пуста.
– Ну как, – одобрительно сказал я, – дела пошли лучше?
– О!.. Совсем неплохо… – сказала она. Я увидел, что на глазах ее выступили слезы, но держалась она хорошо. Голос у нее был немного сдавленный.
– А теперь, – сказала Джики, – мне ничего не осталось…
– Поедем за следующей, – предложил я. – Заберем гитару и потом вернемся к Рикардо.
– Вам везет, – сказал парнишка. – Нам никто не хочет продавать.
– Вот что значит выглядеть слишком молодо, – сказал я, посмеиваясь над ними.
– Ну, не так уж молодо, – пробурчала Джики.
Она завозилась и пристроилась таким образом, что мне не оставалось ничего лучшего, как сплести пальцы, чтобы заняться чем-то.
Колымага неожиданно остановилась, и я небрежно свесил руку вдоль ее руки.
– Я сейчас вернусь, – объявил Дик.
Он вышел и побежал к дому. Тот явно был составной частью целого ряда домов, построенных одним и тем же подрядчиком на целом земельном участке. Дик опять появился на пороге входной двери. В руках он держал гитару в лакированном чехле. Он захлопнул за собой дверь и в три прыжка добрался до машины.
– Би-Джи нет дома, – объявил он. – Что будем делать?
– Мы вернем ей гитару, – сказал я. – Садитесь. Поезжайте мимо Рикардо, чтобы я мог наполнить эту штуку.
– У вас будет прекрасная репутация, – сказала Джуди.
– О, все сразу поймут, что это вы вовлекли меня в ваши мерзкие оргии, – уверил я ее.
Мы проделали в обратном порядке тот же путь, но гитара мне мешала. Я сказал парнишке, чтобы он остановился на некотором расстоянии от бара, и вышел, чтобы заправиться горючим. Я купил еще одну фляжку и вернулся к компании. Дик и Джуди, стоя на коленях на переднем сиденье, энергично обсуждали чтото с блондинкой.
– Как вы думаете, Ли, – сказал парнишка. – Искупаемся?
– Согласен, – сказал я, – вы одолжите мне купальный костюм? У меня здесь ничего нет…
– О, мы устроимся!.. – сказал он.
Он тронул машину, и мы выехали из города. Почти сразу он свернул на дорогу, шедшую наперерез, которой едва хватало, чтобы по ней мог проехать крейслер, и которая содержалась из рук вон плохо. В общем-то, вообще никак не содержалась.
– У нас есть сногсшибательное местечко для купания, – заверил он меня. – Никого никогда там не бывает! А вода!..
– Река для форели?
– Да. Гравий и белый песок. Никто туда никогда не заявляется.
