Например, богатенький армянин высовывается из машины и на ломаном русском делает Свете «комплименты». Считается, что каждая Белая женщина клюет на деньги, коньяк, дорогой «мерс» и прочую дрянь. Дальше следуют совместные посещения саун, номера в отелях, рестораны, аквапарки, поездки за рубеж, на дорогущие пляжи, где все наводнено смешанными парами со всего мира.
Южные курорты – убийцы белой расы. Там заключаются позорные для белого человека пакты по совместному использованию генофонда.
Продукты этого использования наводняют мир, изначально не понимая, в чем их предназначение.
Армянин действительно появился. Подрулив к обочине, покатил медленно. Света шла и не обращала на него внимания. Я разозлился, встал поодаль, наблюдая. Что делать в случае обострения ситуации, я себе никак не представлял. Из всех белых мужчин, находящихся с блондинкой на одном тротуаре, заметил хоть что-то один я.
«Мерс» откатил на проезжую часть, ничего не добившись. Света стойко выдержала натиск. В этом чувствовалась манера профессионала, всем красивым женщинам приходится обзаводиться комплектом невидимого оружия, чтобы отстаивать свои честь и независимость.
Еще одна опасность появилась спустя минуту, когда света приблизилась к подземному переходу. Из-под земли, словно мерзкие черные карлики, вынырнули не то даги, не то азеры, шестеро. Света оказалась в их неровном кольце, состоящем из гортанной речи и липких взглядов. Естественно, я не понял, что они говорили, потому что стоял метрах в двадцати. Может быть, как это у них принято, они снова наплевали на то, что живут в другой стране, и упражнялись в искусстве лая и хрипа.
Сцена длилась секунд десять. Света остановилась, посмотрела на них сквозь очки, а потом решительно двинулась к ступеням лестницы. Один даг или азер что-то громко сказал, остальные захохотали. После этого, оглядываясь на блондинку, двинулись своей дорогой.
Я отвернулся, боясь, что они заметят зверское выражение на моем лице. Как все, боялся встретиться взглядом с чужаком. Белый сейчас воспринимает как само собой разумеющееся, что перед неполноценными народами надо склонять голову. Один поборник общечеловеческих ценностей, с которым давным-давно у нас было шапочное знакомство, всерьез полагал, что черных надо холить и лелеять, а не то они обидятся. И все потому, что «они тоже люди». На этом его измышления заканчивались, упираясь в вопрос наподобие этого: «Если белые будут заботиться о Черных, кто позаботится о Белых?»
Прохожие, к числу которых я принадлежал в тот день, не напрягают себя неудобными вопросами. Никому неохота получить по морде. Чужаков всегда много. Нормальный русский человек перед ними оказывается в меньшинстве. Я сам превратился в ходячую аллегорию потери кровного инстинкта.
И сгорал от стыда. На ум приходил мой начальник, шепчущий: «Мудак, мудак, мудак, мудак…»
Света скрылась в подземном переходе. Мои ноги будто приросли к асфальту. Мир представлялся мне огромным горячим черным шаром с багровыми прожилками. Он, чудовище, распахнул рот, чтобы меня проглотить. Мимо меня прошли два парня с бутылками пива, они вернули меня обратно в действительность. Я посмотрел и увидел, что бандиты исчезли. Вокруг тишь да гладь. Ничего иного обывателю не требуется.
Мне пришлось забыть то, зачем я шел, и двинуться следом за девушкой. Хорошо для среднего незаметного человека на улице вдруг ощутить себя ангелом-хранителем. Но быть ответственным за чью-то судьбу, пусть хотя бы на десять-пятнадцать минут, нелегкая задачка. Для некоторых невыполнимая. Я преисполнился храбрости, готовый защищать блондинку от любых посягательств. Моя кровь неслась по жилам с бешеной скоростью. Это еще не было пробуждением в полном смысле слова. Я был далек от того, чтобы окончательно осознать самого себя в связи с похожими на меня людьми, но, кажется, первый шаг сделал. А блондинка в шортах ничего не подозревала.
Она печатала шаг, словно солдат.
Выпятив грудь вперед, выказывала этому миру презрение.
Я так считал. Потому что влюбился…
В ушах у блондинки сидели наушники. Я заметил, что у нее нет ничего, что обычно есть у женщин на улице, даже если просто гуляют. Ни сумочки, ни ридикюля, ни целлофанового пакета. Пока я строил гипотезы, в чем тут причина, блондинка зашагала по лестнице, ведущей в подземный переход. Солнечный свет сделал ее волосы почти совсем прозрачными. Неожиданно я понял, что расстояние между нами сократилось до опасных пяти метров, и мне пришлось сбавить темп. Не хватает только, чтобы незнакомка заподозрила в моем лице скверные намерения.
Я шел словно на поводке. Всевозможные догадки приходили мне на ум, о ее муже, о ее любовнике, о ее начальнике (и любовнике), о любовнице, о родителях и даже о сутенере. Мысли-то мыслями, но откуда мне было знать, кто на самом деле это божественное видение с туго обтянутыми ягодицами, клонированными с обложки глянцевого журнала. Будучи проституткой, блондинка добилась бы многого. Всю положенную в их среде иерархию она прошла бы без труда и стала бы, к примеру, женой крупного банковского воротилы-еврея или бандита.
Меня затопляла злость, именно затопляла, как пишут в старых книгах. Я воображал, что беру в одну руку меч, а в другую топор и превращаюсь в берсеркера. Передо мной тысячи врагов, и каждый из них боится меня, сошедшего с палубы боевого драккара.
Но мой начальник по-прежнему сидит за столом и повторяет…
Когда-то, будучи либерально настроенным, я сторонился насилия, мне оно казалось чем-то грязным, неприличным, таким же мерзким, как свинина для ортодоксального иудея. Но вспоминая о кривом рте начальника, из которого несло пивом, я воображаю кулак, разбивающий эти пухлые губы. Губешки, похожие на рыбок-мутантов. Они расплющиваются и брызжут соком, словно раздавленные клюковки.
Я заметил, что блондинка идет в подозрительно знакомом для меня направлении. Точнее – прямиком к моему дому, который был уже через дорогу. Мы стоим в ожидании зеленого света.
Руки заплясали, когда пришлось вытягивать из пачки сигарету.
Я поспорил сам с собой, правда ли Света идет туда, куда я думаю. Оказалось, что правда. Я выиграл. В нашем доме два подъезда, он пятиэтажный. Когда-то подобные им коробочки предназначались для советской рабочей интеллигенции. Сейчас в них живут опустившиеся потомки этой мифической прослойки. Рабочая интеллигенция в России если не вымерла полностью, то близка к этому. Для нее впору устраивать охраняемые заповедники, главными посетителями которых станут евреи- и полуевреи- и четвертьевреи – олигархи. Я снова выиграл спор с собой, в какой подъезд войдет блондинка.
Вошла в мой. Я сел на скамейку перед раскрошившимся крылечком и курил, пока сигарета не кончилась. Вероятно, Белая женщина приходила к подружке либо знакомому-любовнику – начальнику-любовнику. Хотя нет, у нас в доме не живут крупные шишки. Остаются подружка и просто знакомый-любовник.
Если все так, то это просто кошмар. Я не умею отбивать женщин у их кавалеров.
На работе у меня есть одна сварливая толстая брюнетка, не оставляющая попыток меня соблазнить. Не понимаю, как она не устает вращать глазами. Почему-то бедняжка думает, что это возымеет действие. Но если брюнетка не отвечает моему либидо, у нее нет шансов.
Мне пришлось задать себе самому вопрос: чего я хочу?
Ответа на него тогда не было.
***
Человек, которого позже мы звали Генералом, пришел ко мне тем же вечером. Его привлекли происходящие во мне перемены.
Он сел напротив меня, внимательно глядя через очки. Я спросил, в чем дело.
– Я слышал ваш разговор с Поляковым, – сказал Генерал. – Я не подслушивал – случайно получилось.
Пришлось кивнуть. Разумеется, все подслушивают абсолютно не нарочно. Этот человек работал вместе со мной, ничем особым не выделялся, за исключением нескольких случаев, когда я видел его на улицах в компании странных людей. На рабочем месте Генерал – типичный русский интеллигент, тихий, покладистый. Вещь в себе.
И странные хмурые люди, идущие вместе с ним. Что странного в них? Не знаю. Казалось, они все занимаются одним дело – не работают над чем-то вместе, а посвящают собственную жизнь какой-то цели. Больше никак я эту странность определить не могу.
Приход Генерала стал настоящей неожиданностью. Не помню, когда в последний раз у меня бывали гости. В квартире, конечно, развал. Я извинился, однако визитер сдержанно промолчал.
– Какие у вас мысли по поводу вашей стычки?
Я молчал.
– Я слышал, как обозвал вас Поляков, – уточнил Генерал. – Вы считаете оскорбление справедливым?
– Нет, конечно.
– Хорошо.
– Что «хорошо»?
– По крайней мере, вы не безразличны. Это вселяет надежду.
– На что? – Совсем не понимаю, к чему он клонит. У него довольно щуплая фигура, он ниже меня, ненамного, у него светлые соломенные волосы и яркие голубые глаза, в отличие от моих темно-русых волос и серых глаз. Тем не менее у нас было большое сходство. Его характер в тот вечер мне не был понятен.
