Почти в ту же секунду Терри замечает, что Мэгги стоит возле надгробия с большим кельтским крестом и разговаривает с какой-то группой родственников, на ней унылый темный костюм, и она легонько затягивается сигаретой. Очень даже, думает про себя Терри, слизывая с верхней губы слой выкристаллизовавшейся соли. Он встречается с Мэгги глазами и вначале пускает в ход слабую улыбку, а затем печальный кивок, выражающий соболезнование.
К Терри подкатывает Стиви Коннолли, сын Алека. Стиви – жилистый парень с вечным полувозмущенным выражением лица, которое он унаследовал от отца.
– Ты, что ли, батю моего нашел?
– Ага. Тихая типа смерть.
– Ты был его дружком, – с упреком произносит Стиви.
Терри помнит, что отец с сыном никогда не были близки, и в чем-то ему сочувствует, поскольку и сам находится в похожем положении, но не знает, как реагировать на заявление Стиви.
– Ну, окнами вместе занимались, – вежливо отвечает он и вспоминает еще одну насыщенную событиями главу своей жизни.
Сомневающийся хмурый взгляд Стиви, кажется, говорит: «Ага, и гребаным домушничеством», но, прежде чем он успевает озвучить эту мысль, над кладбищем пробегает рябь из голосов и знаков, призывающих скорбящих медленно собраться вокруг могилы. Священник (Терри мысленно благодарит Алека за то, что, будучи католиком, он все же завещал, чтобы его похороны были как можно более краткими и светскими, а это значит – по канону пресвитерианской церкви Шотландии) отпускает несколько бессодержательных реплик, в основном о том, каким общительным был Алек и как ему не хватало его любимой Терезы, которую у него жестоко забрали. Теперь они наконец-то будут вместе не просто в символической форме, а навечно.
Поются псалмы, и священник самоотверженно пытается поддержать энтузиазм лишенного церковной акустики и, вероятно, самого слабого и робкого хора в истории христианского мира. Затем небольшую речь произносит Стиви. Ему едва удается скрыть свое отвращение к Алеку, учитывая роль, которую он сыграл в смерти его матери, после чего он приглашает желающих произнести речь, подняться к микрофону. Повисает нервозная пауза, и начинается тщательное исследование мокрой травы под ногами.
Наконец, после недолгих уговоров сына и племянницы Алека, Терри поднимается и встает на ящик за микрофоном. Он смотрит на море лиц перед собой и изображает обаятельную, как ему кажется, улыбку. Затем он постукивает по микрофону, как это делали стендап-комики на выступлениях во время Эдинбургского фестиваля экспериментальных театров.
– Когда Алек получил результаты анализов и понял, что дороги назад нет, он пустился в эпический запой и вылакал половину запасов со склада местного «Лидла»! Уж такой это был человек, – громогласно выдает Терри, предвкушая взрыв хохота.
Но собравшиеся вокруг могилы в основном молчат. Те немногие, кто все же решается как-то отреагировать, разделяются на издающих сдавленные смешки и задыхающихся от ужаса. Мэгги сочувственно качает головой и смотрит на Стиви, который сверкает побелевшими костяшками пальцев и со свистом процеживает сквозь стиснутые зубы:
– Он думает, что это, сука, речь шафера на свадьбе какого-нибудь забулдыги!
Терри решает не сдаваться и продолжает поверх усиливающегося недовольного ропота:
– Ну а потом он решил засунуть голову в духовку. Но Алек есть Алек, – хрипит Терри, – этот пиздюк так нажрался, что перепутал духовку с холодильником. Простите за мой французский, но так и было. И вот полез он, значит, в этот морозильный отсек, но не смог впихнуть туда свой сраный котелок из-за корзины с чипсами «Маккейн» и засунул голову в пластиковый ящик по соседству, а потом заблевал его нахрен! – Смех Терри прокатывается по холодному, промозглому кладбищу. – Будь это, сука, кто-нибудь другой, можно было бы свалить все на таблетки, но это же был Алек!
Стиви вслушивается, морщит лицо, у него начинается приступ удушья. Он смотрит на Мэгги и других родственников, словно взывая о помощи.
– Что он несет? А? Что вообще происходит?
Но балом правит Терри, ветер взметает его кудряшки, его несет на всех парах, и ему уже нет дела до реакции присутствующих.
– В общем, дверца была открыта, но ночь выдалась такая холодная, что, когда я нашел его утром, башка его, сука, уже вмерзла в глыбу замороженной блевотины, от подбородка до самого загривка. Не знаю почему, но вместе с его головой туда вмерзло яблоко. Как-будто, прежде чем откинуться, он пытался поймать его зубами! Но Алек есть Алек, да! – Терри замолкает. Раздаются неодобрительные возгласы, некоторые качают головой. Терри бросает взгляд на Стиви, которого удерживает Мэгги, крепко вцепившись ему в руку. – В общем, тот еще алканавт! Но я рад, что его хоронят рядом с его любимой Терезой… – говорит Терри и указывает на соседнюю могилу. Затем его внимание привлекает островок травы между ними. – А вот здесь лежит та самая фритюрница, прямо между ними, – произносит он с каменным лицом, вызывая приступы гадливости и едва сдерживаемый гогот. – Короче, я на этом заканчиваю. Увидимся за стаканчиком в пивной, почтим, так сказать, память. – И Терри спрыгивает в толпу, которая расходится перед ним, как перед зачумленным.
Оставшаяся часть службы проходит без происшествий, хотя некоторые и пускают слезу, когда из покосившегося музыкального центра доносится неизменная «Sunshine on Leith»[2], пока гроб опускают в землю. Терри слишком замерз, чтобы ждать заключительной молитвы. Он волочит ноги к выходу и направляется в сторону паба «Виновница Лили», где пройдут поминки. Он первым добирается до пивной и наслаждается теплом помещения после ветреного и промозглого дня на улице. Еще нет и четырех, а за окном уже кромешная тьма. Хмурая женщина за барной стойкой указывает на два покрытых белой скатертью стола, один из которых ломится от бокалов с пивом, виски и вином, а другой заставлен неизменными поминальными закусками: сосисками в тесте и сэндвичами с сыром и ветчиной. Терри сворачивает в туалет, чтобы взбодриться дорожкой, после чего возвращается и берет бутылку пива. Пока он устраивается у стойки, в паб строем входят скорбящие. Терри не сводит глаз с Мэгги и поэтому не замечает недовольства на лице Стиви. Мэгги изящно подходит к большому камину у дальней стены, и Терри пытается угадать, сколько пройдет времени, прежде чем Мэгги подсядет к нему.
Утешая и успокаивая едва сдерживающего себя Стиви, Мэгги отводит его подальше от Терри, в надежде, что он остынет. Когда она бросает взгляд на Терри, перед ней встают их первые свидания и то, как она (напрасно, как она теперь понимает) предпочла его милому и успешному Карлу Юарту, который был так безнадежно в нее влюблен. Но в Терри была эта напыщенная самоуверенность, которая, разумеется, никуда не делась. И, нужно отдать ему должное, сидя в своей дерзкой манере за барной стойкой, выглядит он отлично. Он определенно следит за собой и каким-то невероятным образом сохранил копну неуправляемых кудряшек. Кажется, они ничуть не истончились и даже не поредели, хотя, подозревает Мэгги, Терри и проходится по ним оттеночным шампунем.
Теперь Мэгги, притворившись, что всматривается в темноту за высоким окном, бросает незаметный взгляд на свое отражение. В молодости ее миниатюрное тело и грудь никогда не доставляли ей особой радости, но стоило подобраться к пятому десятку, и Мэгги возблагодарила судьбу. Прожорливым силам гравитации негде было разгуляться, а любое возможное обвисание Мэгги пресекла жестким режимом из четырех тренировок в спортзале каждую неделю, одержимостью здоровым питанием и строгой дисциплиной умеренных порций. Кроме того, Мэгги трудно пройти мимо спа-салона, и она никогда не отказывает себе в профессиональных средствах ухода за кожей и отшелушивающих процедурах. Зачастую ее действительно принимают за старшую сестру собственной дочери, что явля ется главным предметом тихой гордости этой эльфийки.
Мэгги поворачивается и видит, что Терри поймал ее долгий, оценивающий свое отражение взгляд. Ее сердце уходит в пятки, потому что Терри расплывается в улыбке, и вот уже он идет к ней, нравоучительно покачивая пальцем.
– Ага, подловил, смотрела на свое отражение! Но я тебя не виню, мне тоже нравится то, что я вижу перед собой!
Мэгги чувствует, как невидимая рука растягивает ее лицо в улыбке.
– Что ж, ты тоже неплохо выглядишь, Терри.
– Стараюсь, конечно, ага. – Терри вычурно подмигивает.
Он не изменился, думает Мэгги. Он вообще не меняется.
Она оглядывается на камин. У Стиви в руках стакан виски, и он благодарит каких-то пожилых гостей за то, что они пришли.
– Как поживаешь? – спрашивает Терри и, прежде чем Мэгги успевает ему что-нибудь рассказать, отвечает вместо нее: – Большие перемены, развод, девчушка уехала учиться в колледж, – по крайней мере, так говорят.
– Ну что ж, у тебя безупречные источники. – Мэгги подносит ко рту бокал с виски.
