Грета: «Мне было просто плохо от всех этих гадостей, которые писали про Джо. По-моему, он держится превосходно».
Джо: «Они не стоят обсуждений, детка».
Грета: «Совершенно не стоят».
(Должен заметить, что, говоря это, Грета держала руки расставленными, словно рыболов, рассказывающий, какая рыбина у него сорвалась.)
Грег Фуллер: На самом деле я был рад, что он согласился на интервью. В конце концов эти писаки уберутся обратно в свою высотку «Кэнэри Варф» всего лишь со снимками неудачного трюка на роликах. Не исключено, думал я, что на сей раз нам достались приличные газетчики, могло же такое когда-нибудь случиться.
Тим Лелайвельдт: Репортер: «Надеюсь, вы не возражаете, если я закончу вопросом о Ребекке Ричардс?»
(Грета напряглась.)
Репортер: «Ходят слухи, что ей грозит вылететь из сериала „Вся жизнь впереди“. Можете ли вы это прокомментировать?».
(Грета расслабилась.)
Джо: «Во-первых, хочу заметить, что это всего лишь слухи. Во-вторых, продюсерам известно мое мнение на этот счет».
Репортер: «И каково же оно?»
Джо: «Если она уйдет из сериала, для меня это будет сильным ударом. Мы — профи, и мы не позволяем нашим личным проблемам мешать работе. Ребекка — это талант, без нее „Вся жизнь“ уже не будет той, что была».
Грег Фуллер: Перерывы на еду — это кульминации любых съемок. Можно отправить группу снимать рекламу купальников на карибских пляжах, но как только потянет запахом пончиков, эффектные пышногривые модели будут просто затоптаны потоком мчащихся людей. Так что когда Кевин объявил перерыв на обед, и мы с Тодди направились на парковку, нас обоих изумило, что у фургона-кухни никого, кроме нас, не было. Почему так вышло, мы выяснили, вернувшись в павильон — все сгрудились около монтажного стола. Тодди втиснулась в толпу, чтобы выяснить, что происходит. По возвращении у нее лицо было белее бумаги.
— В чем дело? — спросил я.
— Они смотрят кассету с Ребеккой, — ответила она. — Блядь…
— Что — блядь?
— Она блядь, Грег. Это порнофильм.
— Я так и знал, что он существует, — с триумфом заявил я. — А ты мне не верила!
И тут я увидел, как журналисты выходят из гримерки Джо, где их подхватывает Боб. Второй раз за этот день меня охватила паника.
— Я их отвлеку, — сказала Тодди. — А ты иди туда и конфискуй эту кассету.
Я вклинился в толпу и нажал кнопку «стоп».
— Где, блин, ты это взяла? — спросил я девушку из монтажной группы.
— Кто-то оставил ее на моем столе.
— Ну-ка дай ее сюда. Еще копии есть?
— Нет, — сказала она, и мне оставалось только надеяться, что не соврала.
Боб Булл: Парни из «Миррор» подошли ко мне попрощаться.
— Жуть что за утро, — сказал репортер. — Но мы собрали неплохой материал.
— Рад, что вы смогли воочию увидеть историю в процессе ее создания, глазами киношников, — ответил я, надеясь, что они не заметили, что собственно съемок-то и не было.
Как только они удалились, ко мне подошла Тодди, и я сказал ей:
— Что ж, не так плохо прошло, верно? Не понимаю, с чего Грег поднял такой шум, когда они приехали?
Грег Фуллер: «Добыл?» — спросила Тодди, вернувшись ко мне.
Я хлопнул по кассете, которую упрятал под рубашку.
— Ну слава богу, — вздохнула она, — еле выкрутились, блин.
— Я не смотрел на экран, пока видео работало — был слишком занят, выключатель искал. Насколько там все плохо? — спросил я ее.
— Хуже, чем ты можешь себе представить.
— У меня отличное воображение, Тодди.
— Да, милый, это я знаю, и поверь мне, там — хуже. Даже если она была права лишь наполовину, я сейчас держал видеоэквивалент нейтронной бомбы — здания оставляет целыми, а карьеры разносит в пыль.
Тим Лелайвельдт: Репортер ждал меня в машине. Я наклонился к окну и сказал:
— Так вы даете слово, что в завтрашнем выпуске Джо будет смотреться князем? — Репортер кивнул. — И вас интересует Ребекка, ранние годы, самое начало карьеры? — Он снова кивнул. Я подал ему кассету. — И никто никогда не узнает, где вы ее взяли, так ведь? — добавил я, пока он поднимал окно.
Джо не нужен пресс-агент, чтобы вести переговоры и заключать сделки с журналистами. Ему нужен только Тим Лелайвельдт, ответственный за поставку пастилок.
ДВЕНАДЦАТЬ:
тот, с серьгой в брови из группы «fives»
Нэнси Старк: Это был всего лишь Пуэрто-Банус в мае, но если вас интересует мое мнение — это был рай. Я села на свой лежак и сняла верх купальника («Кникер-бокс», северный терминал аэропорта Гэтвик — сидел он не очень хорошо, но у меня было всего пять минут на дьюти-фри, а потом началось: «Пассажира Н. Старк просят срочно пройти к выходу номер шестнадцать!»). Я была намазана маслом «Гавайский тропик» («Бутс», тоже северный терминал) и готова в течение двух дней впитывать в себя солнце. Я надела поп-звездные темные очки («Сангласс Хат», там же) и сунула в CD-плейер («Диксонс», там же) диск Ушера («НMV», там же). И тут у меня под рукой завибрировал мобильный.
Господи, ну какому идиоту пришла в голову идея международного роуминга?
— Привет, Грег, — сказала я, облокачиваясь на офигительно пушистое полотенце (из роскошного бутика при отеле «Сегодня, лохи, в гости — к нам» — забавно будет подсчитать расходы, когда вернусь).
— Что ты там делаешь, Лола?
— Только что сошла с самолета, жду такси, чтобы добраться до гнездышка Пола и Шона. Вот-вот должно подъехать.
— Ты там не у бассейна валяешься? — буркнул он.
— Конечно, нет, — ответила я.
— Ну ладно. Зассанец с Засранцем. Что ты собираешься им сказать, когда до них доберешься?
— Конечно, заведу разговор о деньгах.
— Ты что, правда думаешь, что стоит об этом говорить?
— А о чем же еще?
— Да, ты права. И каждый раз, когда они будут смотреть на блестящий «мазератти», который они обязательно купят со своей повышенной зарплаты, они будут вспоминать, каким дебилом меня выставили. Помни, не согласовав со мной, больше пятидесяти процентов не предлагай.
— Не буду. Кстати, как идут дела там, у нас? — спросила я.
— С чего мне начать рассказывать? — ответил он вопросом. — Кевин крутился целый день, и мы сумели выжать из этого аж целых три секунды фильма. А знаешь, какой идиотизм был самым крупным? Мы грохнули на вызов на Лос-Анджелеса парикмахера для Джо почти тридцать штук. Этот стилист часа четыре возился с растительностью на голове клиента, и когда наконец сообщил, что закончил укладку, даже этот чертов Видал Сассун не сумел бы понять, в чем разница до и после.
— Да, скверный денек, — сказала я. (Вообще-то я назвала бы это «скверно-волосатый денек», но он был не в духе.)
— Да это все фигня. Ты остального еще не знаешь.
Он был прав. Я этого не знала. В этот момент мимо меня прошел самый красивый мужчина, которого я видела, если не считать того парня из группы «Fives», с серьгой в брови. Мужчина улыбнулся мне.
— Я пошла, Грег. Такси подъехало.
Грег Фуллер: Я схлопнул свой мобильный как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джо прогуливается вокруг сияющего небесно-голубого «мустанга» шестьдесят второго года, который доставили несколько минут назад.
Еще через пару минут к нам с Кевином присоединился Морт:
— Ребят, у Джо есть одно небольшое сомнение, — заявил он. — Ему кажется, что эта машина несколько старовата.
— Это вообще антиквариат, блин, — сказал Кевин. — В этом-то и весь смысл. Ни одной отстойной тачке не сравняться с «мустангом» шестьдесят второго года.
— Джо считает, что эта машина выпадает из брэнд-профиля Шайрера, который он так тщательно поддерживает.
— Блин, господи, да он кто вообще? Актер или банка кока-колы? — спросил Кевин. Если Джо и держал его за яйца, то на сей раз он явно сдавил их слишком сильно.
Он высказался ясно, но такой расклад завел бы нас в никуда. Пришло мне время строить из себя Кофи Аннана. Я послал Кевину взгляд, который должен был означать «Блин, да это же всего лишь машина, которая будет на самом заднем плане, и вообще ты сначала ни о каких машинах слышать не хотел, так не все ли равно, какая это будет модель, какого года и какой серийный номер двигателя?». Вообще-то от чуть суженных глаз и слегка нахмуренных бровей я ждал, пожалуй, слишком многого, но, похоже, это сработало, и Кевин сдал назад.
— А что подошло бы Джо, Мортон? — спросил я.
— «Додж випер» — это примерно то, что нужно, — ответил он. — Скажем, «америкэн клаб рейсер», восемь литров, амортизаторы «кони», цельные алюминиевые колеса.
— Сногсшибательно, Мортон. Похоже, мы идем прямым ходом в западню, — сказал я. — Чего еще желаете?
— Чтобы он был красный, — ответил Мортон.
