Конакава несколько растерялся. Еще не хватало рассказывать свой сон подчиненному! Еще подумает – начальник разнюнился. Однако Конакава решил рассказать.
– Ну, его я видел несколько раз: место убийства рядом с тем особняком в Хатиодзи. И в конце той сцены непременно начинался пожар. В детстве я из шалости устроил небольшой пожар в кладовке нашего дома. Думал, что вижу сон про тот случай, но вдруг вспомнил, что после убийства поблизости сгорел дом.
– И это весь сон? – воскликнул Кикумура.- Выходит, вы сразу догадались, что сон может дать подсказку для раскрытия преступления?
– Да нет, с чего бы? Тогда я даже об этом не думал. Просто кое-что навело на мысль…- Конакава неожиданно для себя покраснел, пытаясь замять этот разговор. Но Кикумура не унимался:
– Вот бы все начальство занималось раскрытием преступлений так же усердно, как вы.
Кикумура намекал на полицейских чинов, с головой ушедших во внутреннюю политику управления.
Как только старший суперинтендант Кикумура вышел из кабинета, Конакава позвонил Тацуо Носэ. До сих пор он не удосужился сообщить другу о результатах лечения. Поэтому, едва Носэ поднял трубку, Конакава попросил прощения. Носэ тут же ответил:
– Рад, что ты поправляешься. Хоть заговорил, как раньше, и то хорошо!
– Да, спасибо тебе. Мне действительно стало намного лучше. По ночам опять сплю.
– Лечение закончилось?
– Как тебе сказать… Еще нет.
– Чем тебя Паприка лечит? – заинтересованно спросил Носэ.
Тацуо Носэ сам недавно вышел на работу. Несколько раз он порывался позвонить Тосими Конакаве, чтобы спросить, как у того дела. Но вечно откладывал. Носэ боялся, что Конакава догадается о его любви к Паприке – с примесью ревности.
– Да по-всякому.- Казалось, Конакава не знал, что ответить.
«Черт, явно чем-то приятным»,- подумал Носэ и, сдерживая зависть, сказал:
– Ну и как тебе лечение? Нравится?
– Да, с каждым разом становится легче,- уклончиво ответил Конакава, догадываясь о настроении друга.
– Все-таки Паприка прекрасная женщина. Как считаешь? – допытывался Носэ.
– Считаю, что да.
– Воистину загадочная. Интересно, кто она такая?
– Как? Ты что, не знал? – удивился Конакава.- Ацуко Тиба. Врач из НИИ клинической психиатрии. Они вместе с Косаку Токидой разрабатывали психотерапевтическую установку. За это их выдвигают на Нобелевку. Паприка – она и есть.
Носэ едва не лишился чувств.
– Торатаро Сима ничего мне об этом не говорил,- не в силах совладать с собой промолвил Носэ.- Вот кто она, оказывается. Я знал только фамилию. А ты что, спрашивал у нее?
– Зачем? Об этом я могу узнать и сам.
– Да, ты можешь. Но не слишком ли она молода для знаменитости?
– Ты судишь по тому, насколько она выглядит? На самом деле ей двадцать девять. Я навел справки, видел фотографию. Ошибки быть не может. Паприка – это Ацуко Тиба.
Носэ уже, в общем, не удивлялся. «Интересно,- подумал он,- улетучилась моя сказка? Или нет?» Иллюзия была сильна с самого начала, и в сердце у него по-прежнему оставалось место для Паприки – той, что существовала особняком от некой Ацуко Тибы.
– Разбил твою мечту? – спросил Конакава. Он переживал за умолкнувшего друга.
– Да нет, с чего ты взял? – ответил Носэ и тяжко вздохнул.- Представляешь, она даже голос меняла! Звоню, мне отвечает другая женщина… постарше. Но я не заметил, чтобы с ней жил еще кто-то. Мне и тогда это показалось странным…
– А скажи,- перебил его Конакава,- она не говорила о своих проблемах?
– С ней что-то случилось? Нет? Знаешь, недавно кто-то поставил ей под глазом синяк. Я подумал – может, кто из пациентов. И еще – порой мне казалось, будто она хотела мне в чем-то признаться, но потом вдруг уходила в себя.
Носэ не на шутку встревожился, пытаясь не мытьем, так катаньем выяснить, к чему клонит Конакава,- и тот рассказал ему один случай:
– В одном сне я увидел лицо – как потом оказалось, замдиректора их института. Разумеется, я видел его впервые и грешным делом подумал, что Паприке не дают покоя мысли о нем.
– Да, странно. Не припоминаю, чтобы при поиске снов той установкой сознание Парики вливалось в мое зримым изображением.
– Как-то неестественно тогда получилось.
– Согласен.
– Мне стало интересно. Тогда я попросил Паприку распечатать для меня этот портрет из сновидения и пробил по своим каналам.- За какую-то неделю Конакава изменился до неузнаваемости – он говорил красноречиво и увлеченно.- Директор психоневрологической больницы Инуи. Его больница совсем недалеко от дома Паприки. Так вот, вчера я проезжал потому кварталу на служебной машине и завернул к больнице. Здание солидное, хоть и стоит в переулке. К моему удивлению – точь-в-точь как то, что я видел во сне. Но тогда оно показалось мне посольством. Так вот, могу с полной уверенностью сказать: до вчерашнего дня я ни разу не бывал в том переулке. И вот что еще интересно – Паприка, отслеживая мой сон, совсем не заметила, что «посольство» в реальности – это больница Инуи.
– Лишний раз подтверждает, что ее сознание не вливалось в твой сон.
– Именно! Сдается мне, в институте неладно. Тебе не кажется, что ее очень сильно что-то беспокоит?
– Кажется.
– Сегодня мне в одиннадцать на очередной сеанс. Спрошу в лоб.
– А стоит ли? – возразил Носэ.- Если бы для нее это было так просто, давно бы обратилась за советом к тебе или ко мне. По-моему, так.
– С тобой она не откровенничала, верно?
– Знаешь, я чувствовал – ее что-то сдерживало. Ну и по ней было видно, что она пытается что-то скрыть. Вот я и переживал.
– Раз уже она не решилась открыться тебе, тем более не расскажет мне, полицейскому. Видимо, дело секретное.
– Ладно, раз так – слушай! Когда я сказал, чем ты занимаешься, она очень испугалась. Почему? Думаю, догадываешься: использование психотерапевтической установки за пределами института противозаконно.
– Ну, это понятно. Известный ученый, соискатель Нобелевской премии. Одни хвалят, другие хулят. Хорошо, если у нее мелкие неприятности, но вполне вероятно, что под нее копают, плетут интриги. Можно, конечно, дать команду пробить институт, выяснить, что у них там нового, однако нельзя, чтобы даже самое пустячное следствие управления как-то сказалось на ее репутации. Поэтому я подумывал прежде расспросить ее саму.
В тот миг, когда Носэ пришел в голову еще один способ – обратиться к директору Торатаро Симе, на коммутаторе загорелась зеленая лампочка секретарши.
– Подожди,- сказал он Конакаве и переключился.- Что там?
– Вам пора ехать в фирму «Аояма сэйки».
– Это где презентация новинок высокоточного приборостроения? Туда можно и не ехать.
– Но вы же обещали…
– Ах да. Тогда ладно.- Носэ распорядился подать машину, а сам вернулся к разговору с Конакавой.- У тебя сегодня вечером есть работа?
– Нельзя сказать, что нет, но ради Паприки работа подождет.
«Ага! – подумал Носэ.- Никак тоже влюбился в Паприку? Еще бы сказал: „Ради любимой Паприки“». А вслух произнес:
– Одно бесспорно – что-то не дает ей покоя, и хоть чем-то хочется ей помочь. Может, встретимся, обсудим?
– Давай.
– Тогда после ужина в девять в «Радио-клубе»?
– Идет.
Носэ положил трубку. Ему очень захотелось увидеться с Паприкой. «Я не нарочно создаю повод для встречи с ней,- уверял он себя.- Я серьезно за нее переживаю».
Водитель оказался тот же, что и в день, когда с Носэ случился приступ. С тех пор он дважды приезжал по вызову секретарши Носэ, но ни разу не обмолвился о приступе – даже не позволил себе поинтересоваться здоровьем пассажира. "Надежный мужик«,- подумал про него Носэ.
Выехав на проспект, попали в небольшую пробку. Миновали перекресток, а дальше – ни с места. По другую сторону разделительного газона сигнала светофора дожидался темно-зеленый «маргинал». Носэ бросил взгляд на машину и обомлел.
Сзади в машине сидел Торатаро Сима – но выглядел он очень странно. Носэ показалось, что Сима словно застыл, бессмысленно таращась на лобовое стекло. Его правая рука вытянулась вперед, будто в нацистском приветствии.
– Ну-ка, посигналь,- попросил Носэ водителя, открывая окно.
– Что, прямо здесь?
– Да, нужно, чтобы на нас обратила внимание вон та женщина.
Водитель дал сигнал. Машины разделяли три-четыре метра, однако Торатаро Сима даже не подал виду. Наконец взглянув на женщину за рулем, Носэ невольно вскрикнул:
– Паприка? Неужели она?
Нет, не Паприка – Ацуко Тиба. В деловом костюме, без веснушек Паприки и с другой прической – она производила впечатление элегантной женщины, но никак не обычной симпатичной девчонки. Однако интеллигентность, красота, без сомнений, ее. Носэ крикнул громче:
– Паприка!
Ацуко не услышала – она слишком глубоко задумалась. Никого и ничего не замечая вокруг, не обратила на Носэ ни малейшего внимания. Тот почувствовал неладное. Не похоже на Паприку, собранную всегда и во всем.
