…Нестор, я слышал, что весна на Украйне в этом году затяжная была и с провиантом у твоих хлопцев совсем плохо. Народец-то местный сам не знает, как из-под голода выбраться. Слышал, что большевики вас совсем решили одолеть и прохода никакого нет и перспективы, судя по всему, грустные будут.
…мне все больше кажется, что уходить тебе надо с людьми, или хотя бы самому, в Румынию, а там уж ко мне как сможешь… чем смогу помогу.
На милость красногвардейцев не рассчитывай, даже если и посулят амнистию. Не помню, писал ли тебе, но в свое время был у меня со своими мыслями Ульянов. Так вот скажу тебе, брат, что гнуснее и страшнее человечишки я еще не встречал. Просто какая-то шагающая гильотина. Никаких компромиссов и мирных ходов предпринимать не будет он. Жесток страшно — таких еще поискать. Не верь его посулам.
Я слышал, как это и не смешно, что у него, Ульянова, кличка в гимназии была — «вонючка». Не знаю — может, он уже тогда разлагаться стал.
…Степана во что бы то ни стало переправь ко мне. Славный пацан. У меня остались еще старые связи в балтийских странах, я дам тебе знать о них.
Обнимаю, береги себя и хлопца.
П. В.
А в домике Ильича в Уфе, где Ленин останавливался по дороге в сибирскую ссылку, в село Шушенское, я давал пионерскую присягу.
Кстати, Ленин умер, а дело его живет.
Такие дела.
Кстати, Махно тоже умер. Умер в этом самом Париже и похоронен на кладбище Пер-Лашез неподалеку от Мориссона, а дело его живет.
Такие дела.
Кстати, дело Мориссона тоже живет в сердцах и «стучится в двери травы».
Кстати, это Махно изобрел всем известную тачанку, которую так активно потом использовал в пустоте товарищ Чапаев Василий Иванович. Но до сих пор непонятно, зачем Сальвадору Дали Петька нужен был.
Думаю, что все это соответствует действительности. С Максом я тоже встречалась в Париже, в 1994-м, во время нашей краткосрочной поездки в Нант, к нашему хорошему другу Вовчику Пастухову. Страшный урод этот Макс. Строит из себя суперзвезду, а когда я его зажала в коридоре, (сказались пары коньяка), чтобы познать, как хоть французы целуются, только обспускал всю меня слюнями и несмело и слабо пожал левой рукой правую мою ягодицу. У меня даже в этом месте и зоны то нет. Липкий подонок.
Мой-то Мишель тем временем пьян-пьянешенек валялся на софе в наушниках и наслушивал эту его группу «Махно». Ничего украинско-национального в этой музыке, если ее даже можно так назвать, нет. Никакого там «…с нашим атаманом не приходится тужи-и-и-ить…» нет. Панк и панк себе. Нудятина.
Тем более что все по-хранцузски пелось.
Непонятно. Бла-бла-хр-хр-хр.
МГ
Панк-рок-командой «Махно» руководит Максим Апостолло, коренной парижанин, 1965 года, рождения, холост, волос имеет черный и длины до плеч, голос высокий, я бы даже сказал — дискант, одевается как бомж, но в чистое, короче — хороший парень, хотя и смертник. Врачи говорят, что у него в голове его панковской сидит тромб, который нельзя никак из головы изъять, и когда придет время, а это никто не знает, то этот тромб затромбит своим существованием какой-то важный сосуд и смерть Макса наступит моментально. Макс, дурандас упертый, мучиться не будет.
Сам ты мудень.
МГ
Такие дела.
Макс живет в знаменитом сквоте — «Холодильнике», возле страшных зданий Национальной библиотеки, одного из пяти великих и, в большинстве своем, не очень удачных «проектов президента Франсуа Миттерана». Живет прямо по соседству с Женькой Еловой, бывшей женой Олега Елового, художника-минималиста из Екатеринбурга. С Олегом мы не раз давали «сильную», когда я опять «навсегда возвращался в Россию» в его доме, одноэтажном дворянском гнезде, около высотки бывшего облисполкома, а ныне губернаторских пенатов.
А один раз мы с ним, после очень сильной (выпивки) совсем сильной, лупанули в губернаторский дом из подствольного гранатомета, который мне необходимо было довезти в Москву до Борз-Али Исмаилова, чеченского князя с израильским паспортом, чтобы заработать таким образом денег на обратную, в город-герой Амстердам, дорогу.
Ну, это уже совсем другая история.
А пока — Макс.
Да, так все и было, не врет муженек-то мой покойный.
Борз-Али Исмаилов тоже существует (и благополучно — на нефтяные и арабские деньги) в Париже, и плюс ко всему собирает подаяния на беженцев из Чечни от любвеобильных голландцев в свой что-то типа «Комитет помощи независимой Чечне» в Амстердаме. Хороший парень, но ничего с ним не поделаешь — по другую сторону баррикад.
Борька совсем не похож на чечена. Невысокий коротышка, плотный такой, блондин. Лицом светел. Правда, глаза темные. Исподлобья смотрит так всегда. Говорит мягко, но веско.
Например, однажды он мне сказал в Амстердамском русском клубе «Дриспан»: «Война в Чечне закончится тогда, когда в Чечне закончится нефть». Веско так сказал, а глазами так всю меня раздевает, раздевает, а руки-то его вот уже где, в скважину мою нефтяную тянутся своим нефтепроводным шлангом. А тут наши войска как стукнут его по руке по чеченской. Это Олежка Тамбовцев, герой-любовник из Астрахани, на него в пике зашел. А сидели мы в русском клубе. Ну, драка завязалась, конечно. «Зарэжу/», все дела.
Наши русские победили в этой зачистке за меня.
Приятно.
Борька с Ритиком Фирюбиной и открыли этот первый русский клуб в Амстердаме па Нэс 33, прямо около Дама. Уже потом ясно стало, что деньги свои бандитские в этом клубе отмывал, да потом оружие для своих братьев по борьбе покупал.
Вот только деньгами и именем на чечена и похож.
Кстати, как я потом узнала, это он помог красавцу Джохару Дудаеву перебраться в Европу живому и здоровехонькому. И тот сейчас преспокойно живет в Брюсселе. А наши-то, то есть русские, его похоронили триста раз. Борю-то (Борю-Али то бишь) там с ним и видели. А Дудика-то, между прочим, видели там не только с Борей, но и еще вместе с Артемкой Боровиком. Европа небольшая, все русскогово-рящие знают друг друга в лицо.
Совок совка, как говорится, видит издалека.
Зачем Борьке нужен был гранатомет? Непонятно. Может, грохнуть какого-нибудь очередного президента собирался или самолет с Артемкой на землю посадить при взлете.
Не моего ума дело. Тише будешь — дольше будешь.
Хорошо хоть мой дельфин тряпочный не продал эту «Муху» князю, а сам революцию районного масштаба ре-шил сотворить. Сохранил статус-кво в высших кругах государственного аппарата.
Борис Николаевичу спасибо скажи.
МГ
Так вот. У Макса ничего нет, кроме гитары «Фэндер»-джаз-бас и голубого «Рено-160», 1992 года рождения.
Я в первое свое знакомство с Максом, тогда они с Жаклин меня встречали на Северном вокзале Парижа, в шутку обозвал его тачку «папелацем». В первый раз человека вообще увидел, а он оказался таким настырным, грит, а че это означает? Ну, я грю, да это из фильма одного постсоветского прикольного очень, про инопланетян, с философской подоплекой о цветовой дифференциации штанов. И вдруг Макс на эту цветовую дифференциацию повелся. Говорит мэне, хочу-не-могу, видеть хочу, слющай. Я думал, шутит. Нет, на следующий день вместо Лувра повез меня в какой-то русский магаз по продаже паленой видеопродукции, ну давай, грит, показывай, где этот фильм — хочу!
Ну, взял я эту «Кин-дза-дзу», сидел два часа переводил им, как идиот, но фильм произвел на французиков неописуемое впечатление, особенно в моменте, где со спичками наших обули. Если уж быстро закруглиться на этой теме, то скажу, что Макс после нашего знакомства потратил 478 франков своих кровных на номер машины с индивидуальным высказыванием. Назвал он свой номер на машину, лайсэнс плэйт — PAPELATS. И еще наехал на Пьера, и тот нашел деньги на то, чтобы это муви перевести с русского на французский. Так что все французы, кто сейчас в Париже и около смотрит «Кин-дза-дзу» по-хранцузски — скажите за это мерси Максу.
Максовский папелац водит не сам Макс, а Жаклин, его подружка, длинноногая красавица-панкушка (так вот рождаются стихи!). Все это для? Чтобы случайно Макс не дал дуба во время вождения авто и не принес значительные разрушения городу Парижу. Жаклин горда тем, что пилится с человеком, который скоро и внезапно умрет. Иногда она даже мечтает, чтобы Макс умер во время их занятий любовью. Чтобы прикатила скорая помощь со всеми фанфарами и высвободила некрасивый, белый, мертвый член Макса из красивого тела французской девушки. А конец — телу венец. Потом об этом напишет в «Фигаро» Жан-Пьер Люкэ, в отделе чрезвычайных историй.
