Кэл обдумывает мои слова. – А я все еще буду твоим братом? – Конечно. – Но ведь ты об этом не узнаешь. – Еще как узнаю! – Ты будешь повсюду мне являться? – А тебе этого хочется?
Кэл нервно улыбается: – Наверно, мне будет страшно. – Тогда не буду.
Кэлу не сидится на месте. Он мерит комнату шагами от кровати до шкафа. После больницы в наших отношениях что-то изменилось. Нам уже не так легко шутить. – Кэл, если хочешь, выброси телек из окна. Мне так это очень помогло. – Не хочу. – Тогда покажи мне фокус.
Он убегает, чтобы взять все необходимое, и возвращается в своем особом черном пиджаке с потайными карманами. – Смотри внимательно.
Кэл связывает углами два носовых платка, прячет в кулаке, потом медленно разжимает палец за пальцем. Платки исчезли. – Как ты это сделал?
Он качает головой, постукивая по носу волшебной палочкой: – Фокусники никогда не раскрывают своих секретов. – Покажи еще раз.
Вместо этого Кэл тасует колоду и раскладывает карты: – Выбери одну, запомни, но мне не говори.
Я выбираю пиковую даму и прячу в колоду. Кэл снова раскладывает карты, на этот раз лицевой стороной вверх. Дамы нет. – Кэл, ты молодец.
Он плюхается на кровать: – Еще нет. Вот бы сделать что-то большое и страшное. – Если хочешь, распили меня пополам.
Он ухмыляется и тут же заливается слезами, сперва молча, а потом навзрыд. Насколько я помню, плачет он второй раз в жизни. Значит, ему это действительно нужно. Мы оба делаем вид, будто с этим ничего нельзя поделать, как с кровотечением из носа, и его чувства тут не при чем. Я обнимаю Кэла и прижимаю к себе. Он всхлипывает у меня на плече; его слезы мочат мою пижаму. Мне хочется слизнуть их. Настоящие, живые слезы. – Кэл, я люблю тебя.
Это так просто. Я рада, что сказала ему об этом, хотя от моих слов Кэл разревелся в десять раз сильнее.
Пункт тринадцать: обнять братишку, когда за окном опускаются сумерки.
Адам залезает ко мне в кровать. Он натягивает одеяло до подбородка, будто замерз или боится, что на голову ему рухнет потолок. – Завтра твой папа купит раскладушку и поставит ее здесь для меня, – сообщает он. – Ты больше не будешь спать со мной в одной постели? – Вдруг тебе самой этого не захочется? Что, если тебе не захочется, чтобы к тебе прикасались? – А если захочется? – Тогда я тебя обниму.
Но он напуган. Я вижу по его глазам. – Ладно, я тебя отпускаю. – Тс-с-с. – Нет, правда. Ты свободен. – Я не хочу быть свободен. – Он наклоняется и целует меня. – Если я тебе понадоблюсь, разбуди меня.
Он быстро засыпает. Я лежу с открытыми глазами и слушаю, как по всему городу гасят свет. Шепчут «спокойной ночи». Сонно скрипят пружины матрасов.
Я нашариваю руку Адама и крепко стискиваю.
Я рада, что существуют ночные портье, медсестры и дальнобойщики. Меня утешает мысль, что в других странах, в других часовых поясах женщины полощут в руках белье, а дети ручейками стекаются к школе. Где-то в мире в это мгновение какой-нибудь мальчишка взбирается на гору под веселый звон колокольчика на шее у козленка. Я очень этому рада.
Зои шьет. Я понятия не имела, что она умеет шить. На ее коленях разложена лимонно-желтая распашонка. Зои вдевает нитку в иголку, оборачивает нитку вокруг смоченного слюной пальца и завязывает узелок. Кто ее этому научил? Я не свожу с нее глаз, а Зои шьет, словно всегда этим занималась. Собранные на затылке светлые волосы открывают нежный изгиб шеи. Зои сосредоточенно закусила нижнюю губу. – Живи, – прошу я. – Ты ведь будешь жить, правда?
Она быстро поднимает на меня глаза и слизывает с пальца яркую капельку крови. – Черт!-выдыхает Зои. – Не знала, что ты проснулась.
Я хихикаю. – Ты цветешь. – Я жирная! – Она привстает на стуле и в доказательство выпячивает живот. – Я размером с медведя.
Как бы я хотела быть ребеночком в ее животе. Быть маленькой и здоровой.
Памятка для Зои.
Не рассказывай дочери, что планета гибнет. Показывай ей только прекрасное. Береги ее, заботься о ней, несмотря на то что твои родители не смогли позаботиться о тебе. И никогда не связывайся с парнем, который тебя не любит.
– Как ты думаешь, когда родится ребенок, ты будешь скучать по своей прежней жизни?
Зои бросает на меня серьезный взгляд: – Оделась бы ты, а? Вредно целый день сидеть в пижаме.
Я откидываюсь на подушки и оглядываю углы комнаты. В детстве мне всегда хотелось жить на потолке. Мне казалось, там чисто и пусто, как на румяной корке пирога. Теперь же потолок напоминает мне простыню. – Мне неловко, что я тебя подвела. Я не смогу сидеть с твоим ребенком. Ничего не смогу.
Зои отвечает: – На улице очень хорошо. Давай я попрошу твоего папу или Адама отнести тебя в сад?
На лужайке дерутся птицы. Голубое небо окаймляют рваные облака. Шезлонг теплый, будто часами стоял на солнце.
Зои читает журнал. Адам гладит мою ногу через носок. – Ты только послушай, – говорит Зои. – Эту чушь выбрали лучшей шуткой года.
Пункт четырнадцать, шутка. – Мужчина приходит к доктору и говорит: «У меня в заднице застряла клубника». «Прекрасно, – отвечает доктор, – у меня где-то были взбитые сливки».
Я заливаюсь смехом. Я похожа на хохочущий скелет. Нас послушать-Адама, Зои, меня – все равно что пытаться влезть в дом через окно. Не знаешь, какого ждать подвоха.
Зои кладет мне на руки младенца: – Ее зовут Лорен.
Она пухлая, липкая и пускает молочные слюнки. От нее приятно пахнет. Она сучит рукавами, хватая воздух. Крохотные пальчики с полумесяцами ноготков цапают меня за нос. – Привет,Лорен.
Я говорю ей, какая она большая и умная. Я болтаю всякие глупости, которые, как мне кажется, нравится слышать младенцам. Лорен смотрит на меня бездонными глазами и широко зевает. Я вижу ее розовый ротик. – Ты ей нравишься, – замечает Зои. – Она тебя узнает.
Я прижимаю Лорен Тессу Уокер к своему плечу и глажу по спинке. Слушаю ее сердечко. Оно бьется уверенно и точно. Девочка невероятно теплая.
Под яблоней танцуют тени. Сквозь листву сочится солнце. Где-то далеко жужжит газонокосилка. Зои по-прежнему читает журнал. Увидев, что я проснулась, она бросает его на траву. – Ты так долго спала, – говорит Зои. – Мне приснилось, что Лорен уже родилась. – Ну и как она, красивая? – Еще бы.
Адам поднимает на меня взгляд и улыбается: – Привет, – произносит он.
По дорожке идет папа. Он снимает нас на видеокамеру. – Не надо, – прошу я, – это ужасно.
Он уносит камеру в дом, возвращается с картонной коробкой, ставит ее у калитки и срезает увядшие листья. – Пап, посиди с нами.
Но ему не сидится. Он снова уходит в дом, приносит миску винограда, шоколадки и стаканы сока. – Хотите сэндвич?
Зои качает головой: – Спасибо, мне хватит шоколадок.
Мне нравится, как она морщит губы, посасывая конфеты.
Знаки, прогоняющие смерть.
Попросить лучшую подругу прочитать вслух самые интересные выдержки из журнала-моду, сплетни. Предложить ей сесть поближе и потрогать ее необъятный живот. А когда она соберется домой, глубоко вздохнуть и признаться, что ты ее любишь. Потому что это правда. А когда она наклонится и прошепчет тебе то же в ответ, крепко ее обнять, потому что при обычных обстоятельствах вы бы никогда не сказали друг другу этих слов.
Когда братишка вернется из школы, попросить его посидеть с тобой и подробно рассказать, как прошел день: пусть опишет каждый урок, каждый разговор, даже то, что ел на обед, пока ему не надоест и он не попросится поиграть в парке с друзьями в футбол.
Попросить маму снять туфли и помассировать ей ступни, потому что на новой работе в книжном магазине ей приходится целый день проводить на ногах и быть вежливой с покупателями. Рассмеяться, когда она подарит твоему папе книгу, потому что у нее на них скидка и она может позволить себе быть щедрой.
Видеть, как папа целует ее в щеку. Как они улыбаются. И знать: что бы ни случилось, они навсегда останутся твоими родителями.
Когда на лужайке растянутся длинные тени, слушать, как соседка подрезает розы, мурлыча себе под нос какой-то старый мотивчик. А ты лежишь со своим парнем под одеялом. Признаться, гордишься им, потому что он посадил все эти цветы и кусты, так что его мама теперь с удовольствием возится в саду.
Любоваться луной. Она висит совсем низко и окружена розовым ореолом. Твой парень рассказывает, что это оптический обман: луна кажется большой из-за угла, под которым она повернута к земле.
Сравнить себя с луной.
А ночью, когда тебя отнесут наверх и окончится еще один день, не отпустить своего парня спать на раскладушке. Признаться, что тебе хочется, чтобы он тебя обнял, и не бояться, что ему этого не хочется, потому что если уж он обещал, значит, правда тебя любит, а остальное неважно. Обхватить его ноги своими. Слушать его тихое дыхание во сне.
Услышать звук, похожий на хлопанье крыльев коршуна, на свист медленно вращающихся лопастей ветряной мельницы, произнести: «Не сейчас. Не сейчас».
