По сюжету клипа я – писательница, которую мучает творческий кризис. Она, то есть я, в апартаментах что-то пишет, комкает, рвет и снова пишет и снова – рвет написанное. А ночью разбивает компьютер и устраивает истеричную вакханалию на поляне. В одиночестве. Обливается шампанским, разрывает на себе одежду, танцует под луной, валяется в траве, прыгает через костер. Вот и все. Никакого особенного смысла, кроме глубинного метафизического. Так мне объяснял Стасик, режиссер клипа.
– Понимаешь, ты здесь – женщина-бомба. Ты долго взводила свой часовой механизм, кропотливо и монотонно занимаясь тем, чем должна заниматься, и достигла точки Х. А достигнув ее, взорвалась! Всей неудержимой дикостью женской природы. Ее темной стороной, которую обычно запихивают так глубоко в подсознание, что никаким психоаналитикам самыми хитроумными удочками не достать ее оттуда. Взрыв в нашей истории – самое главное! Визуализация женского психоза, чувственного, разрушительного и такого же естественного, как сама природа, как ее землятресения, цунами, ураганы. Всё это – вещи одного порядка. Если у нас получится, как задумано, – Оскар наш.
– Ну ты придумал! Писательница, которая взрывается? Тогда Гвидо прав, и я точно – воплощение образа самой дикой интеллектуалки. Ура!
– Не совсем интеллектуалки, скорее – ведьмы перед шабашем. Это круче! Ты сможешь. Я в тебя верю.
Я долго колебалась, спросить Стасика или не спрашивать… Ребята говорили, что он делал несколько клипов «Аллигархам» и вообще… давно работает с Гвидо. Спросить хотелось… Тем более что ответить мне мог только человек, давно знающий моего продюсера… Приставать с расспросами к ребятам в студии – хм… с ними мы каждый день встречаемся… потом – лови на себе взгляды! А Стасик – приехал, снял, уехал… Наконец любопытство пересилило.
– Стасик, – я отвела его в сторонку и принялась заговорщически шептать в ухо, будто бы выясняя психологию поведения актера в сложной мизансцене, – очень личный вопрос… только отвечай честно и потом – никому!
– Давай попробуем, – Стасик взглянул на меня ободряюще.
– Понимаешь… Мне кажется… Кажется, будто Гвидо… ну… что ли, ревнует меня к Славке… Он запретил нам общаться… Как-то у него все болезненно… Я не могу понять, короче…
– Да проще первого дубля!
– В смысле?
– В смысле – очень просто. Лет пять назад Славка переспал с женой Гвидо. Тот их застукал. Но ничего не сделал. Не захотел или не смог расстаться ни с женой, ни со Славкой…
– Переспа-а-ал?! С жено-о-ой?! Гвидо-о-о?! О-о-о-у-у-у-у!!! – я опустилась на корточки и накрыла голову ладонями.
Весь первый день мы проснимали мою борьбу с бумагой. Я была неподражаемой. Честное слово, еще ни одна народная артистка Голливуда не комкала бумажные листы в таком количестве и с таким разнообразием ужимок и гримас, как я в тот день. Кажется, мы уничтожили, разорвали и раскидали по комнате пару амазонских лесов, которые так любит спасать Стинг.
– Где я буду спать? – измочаленная лицедейством, я задала этот вопрос Гвидо, после того как Стасик хлопнул в ладоши и заявил: «Стоп, камера! Всем спасибо!»
– Да выбирай любой номер, весь пансионат в нашем распоряжении, – заявил Гвидо с уважением к моей выносливости и артистизму, – впрочем, как твой продюсер, приказываю занять люкс! Надо поддерживать имидж! Даже в глазах обсуживающего персонала. Надо, ма шер, такой бизнес.
– Да? В таком случае… хэй ю! Немедленно все убирайтесь из моего номера! Артистка устала, ей надо принять ванну!
Пока операторы, осветители и прочие техники сматывали провода и освобождали мои апартаменты от ненужного барахла, я открыла воду в джакузи и, пока она наполнялась, вышла покурить на балкон. Ночь задушила меня ароматами увядания, таинственным подмигиванием звезд, шелестом листьев и обещаниями, обещаниями… Идеальная ночь для романтики. Только я – одна и полностью обессилена. Сил нет даже на то, чтобы еще раз вытащить телефон и подержать палец на кнопке. Даже нечего думать о том, чтобы попробовать соблазнить портье… ха-ха! Кажется, кино начинает ко мне прилипать… Я докурила сигарету, вернулась в номер, убедилась, что все отвалили, закрыла дверь изнутри, сбросила одежду и поплелась в ванную комнату. Из наполненной джакузи торчала чья-то голова.
– Факин фак! Я же попросила всех уйти! Я устала!
Голова обернулась в мою сторону:
– Привет, Перышко, – негромко сказал Слава, – я соскучился… рад тебя видеть. А ты?
Когда засыпаешь с мыслью об убийстве, никогда не знаешь, чем обернется пробуждение. С первым звонком будильника я чувствую себя коллективной реинкарнацией снежинок, всю ночь таявших в моем сонном подсознании, чтобы утром переродиться в мои сомнения. Испарина и пятки холодные, как кошачий нос, – омерзительные спутники пробуждения.
Мерцающий нездешней мудростью взгляд Сириуса, которого мне за три года совместной жизни удалось приучить, едва заслышав звонок, бить по будильнику когтистой лапой, призывает немедленно кончать с сибаритством и нырять в зияющий топями мир сыщика-любителя-поневоле-да-недотепы-влюбленного-в-придачу.
Я ныряю. Как не нырять, когда этот мир сам вчера нырнул в меня и прочно обжился где-то между ушами и переносицей? Как признаться себе в том, чего не смог бы рассказать даже безгласному Сириусу? В том, что мышцы дрожат как желе, дыхание сбивается, а еще трудно сосредоточиться на самой простой мысли. Так уже бывало много раз. Однажды в школе, когда играли в футбол на первенство района, а я стоял в воротах. Счет оставался ничейным в основное время, затем – в дополнительное, так что пришлось выбирать победителя серией послематчевых пенальти. Помню, как сквозь зеленую пелену смутно угадывал нападающих соперника с прилипшими к телам майками, как не мог оторвать взгляд от землистых бутс, толкающих от себя газон быстрее, быстрее… Как бросался в угол, выставлял вперед руки и пропускал. Я пропустил все пять мячей. Мы проиграли. Сейчас чувствую себя похоже. Паническая решимость пополам с ужасом. Стало страшно оттого, что ошибусь, сделаю не так или не сделаю так, как нужно. И останусь лежать до конца дней, погребенный под грузом ответственности, которую не оправдал. И никогда больше не смогу взглянуть открыто в милые глаза… Соберись! Соберись! Не ссы! Справишься… Вдох-выдох! Рывок – подъем!
Под щекочущими струями контрастного душа, вместе с чашкой оживляющего кофе, вместе с нежным вкусом вегетарианского омлета и первой разрушительной сигаретой, я перевариваю вчерашний день, про который каким-нибудь новым «Битлз» необходимо слагать новую песню «A day in the life». Под душем я сильно переживаю за Белку и, признаюсь, немного сожалею о гибели молодого и небездарного человека. Пусть у него и был роман с моей возлюбленной. У меня-то с ней все равно ничего не было. Вдруг ему удавалось делать ее счастливой? Хоть немного? У меня холодеют кончики пальцев… Под горький кофе, единственный напиток, который одним лишь вкусом заставляет вспоминать о буднях и об ответственности, я прокручиваю слайд-шоу с лицами всех участников той злополучной вечеринки в старом доме. Белка, Сандро, Лютый, Никита, Илона, Анка… Каждый из них мог… Так кто же? Кто?
Вперемешку с омлетом занимаюсь пережевыванием вчерашних рассказов такой коварно-прекрасной и такой сумасшедшей Анки. Глупо отпираться – она встряхивает меня. Как пакет с соком, в котором самое питательное – на дне. Встряхивает и мобилизует. Под ее лукавым взглядом невозможно быть никем другим, кроме как рыцарем без страха и упрека. У меня просто нет выбора. А ее речи?! Закрытое общество! Потомки литературных героев! Жить достойно своих литературных предков, продолжать их дело! Быть героями в жизни, превратить ее в карнавал, совершать поступки, достойные большой литературы! Фу, как напыщенно! Будто перед носом помахали павлиньими перьями… Надо же такое выдумать! Да еще постоянно жить в этом Барби-домике! Чужой бред – как дорогой французский сыр, всегда пахнет отталкивающе, но вот потом… стоит только его попробовать… Осознание этого «потом» приходит ко мне за первой разрушительной сигаретой. Я вдруг понимаю, что во мне колючим цветком начинает распускаться непривычное чувство зависти ко всем персонажам этой странной истории. Да-да! Я банально завидую тому, что они, как античные демиурги, сумели создать собственный веселый мир, тогда как я, пусть благополучно и удачливо, принужден существовать в чужом тоскливом и пугающем мире, да еще и подчиняться его законам. Сгорите, все фотовспышки на планете, я завидую им!
По MTV показывают концерт Джастина Тимберлейка в Нью-Йорке. Минуты две я всматриваюсь в экран, ловлю себя на мысли, что давно не был в Нью-Йорке и очень хочу туда. А бродить по слякотной Москве в поисках неизвестно кого – не хочу…
А еще больше я хочу на концерт. Все равно – чей, тоска по живому звучанию электрических инструментов время от времени посещает каждого, в ком есть хоть капля полезного электричества. В ответ на мои мысли полифонично завывает телефонный звонок. Женский голос, удостоверившись, что «вы говорите с Агеевым…» и «да, у меня есть минутка…», произносит тошнотворное слово «пиар».
