Сосед притягивает меня к себе и шепотом, так, чтобы Комортон не услышал, говорит:
– Никто не сомневается, что у тебя талант, сосед. Это бесспорно. Ноты – злейший враг самому себе. И я сейчас говорю не только об отсутствии дисциплины.
Он отстраняется от меня и смотрит на Комортона. Ах ты, иуда! Может, ваши Стракан с Маклишем и считают, что старый жокей Стейн привел бы «Олд Ферм» к английской первой лиге, но всем известно, этот Человечище – настоящий шотландец, и сделан он совсем из другого материала, чем все это нынешнее самовлюбленное мздолюбивое жулье. А меня наказывают за то, что я не отрекся от идеалов, остался верен принципам!.. Смотрю я на Комортона, финансиста говенного; добрался-таки, крысеныш, до уровня старшего инспектора телефонной станции в Керколди, прогрыз себе путь наверх и теперь разглагольствует об экономической теории нашего, между прочим, Адама Смита, которую так извратили нацистский пиздобол Хайек и английская стерва Тэтчер; дай ему волю, он вообше уничтожил бы самую прекрасную в мире настольную игру…
– Речь идет о твоей упертой приверженности стилю игры, принятому в Файфе, – говорит эта предательская рожа. – Сейчас принято играть так, чтобы была какая-то интрига, играть с интересными проходами. Нуда, ты можешь легко разгромить любого из нас, но если говорить о настоящем мастерстве, то парень, способный сделать скрытый проход, рано или поздно реализует свое преимущество над тобой. Тут и обсуждать нечего.
Допиваю молча. Ну, суки, ни на секунду с вами здесь больше не останусь! И, как оказывается, правильно делаю, что выхожу из кабака. Я-то думал зайти к Крейви, посмотреть, может, его мать из больницы выписали, и вдруг наталкиваюсь на них обеих. Верхом на лошадях едут себе по тропинке. Лара Грант и Дженни Кахилл. Я даже присел за автобусной остановкой, чтобы дать им проехать мимо. Сейчас, думаю, проедут, а я выгляну, поглазею на их задницы, обтянутые штанишками для верховой езды. Но лошади бредут медленно, даже не рысью, что уж тут говорить о галопе. Вот если бы лошади неслись галопом, было бы видно, как у девчонок булочки подпрыгивают. Незаметно помял себе ширинку – даже не встал!
Крадусь за ними в тени высокой каменной стены и листвы над ней, сливаясь с пейзажем, прямо как эта здоровенная тварь из фильма «Хищник», ну, тот краборылый инопланетный растаман. Думается мне сейчас о том, что наркота поставила крест на моей спортивной карьере, и никогда мне не видать статьи о себе в местной газете, ни в жизнь не видать. А будет там лишь пара строк, Джейсон Кинг, мол, дисквалифицирован и просрал свой титул Дж. Моссмэну. Ага, аккурат рядышком с колонкой о верховой езде, где расписаны все конно-спортивные достижения Лары и Дженни.
Ну, ладно, пока можно и смухлевать, потеребить шкурку. Да и хрен с ним, с пиком сексуальности, на который возводят спортивные победы. Я, пожалуй, сразу перейду к делу и подою своего малыша прямо сейчас, а слава и известность подождут, если вы не против. Вот, так, бля…
Мне бы не помешало помыться да переодеться после хрен знает скольких дней пивного угара, наркоты, пиццы, китайской кухни… Но я стойко продолжаю сидеть на хвосте у цели. Все осложняется: местность не удобная для преследования, мы выходим из города, и я виден как на ладони, однако продолжаю тащиться за ними по грунтовке. Думаю, они возвращаются из школы верховой езды этой лесбиянки Ля Рю, едут домой к Дженни, на бывшую ферму, давно купленную Кахиллами. Новый бизнес – транспортные услуги – оказался прибыльным. Подзаработал Кахилл штрейкбрехерством на забастовке в восемьдесят четвертом, как говорят некоторые, а именно мой старикан. Прикинь, любой гондон с баблом для моего старикана по определению вор.
А малышка Дженни из них двоих позаносчивей будет; забавное подтверждение того, что всегда говорят о разбогатевших выскочках. Жду, когда они заведут лошадей в стойло. Вот тогда-то я и подсмотрю, может, они там друге другом обжимаются. Да ладно, мы знаем: все девчонки этого тайно хотят. Может, они и с лошадьми поиграют. С этими, с Алым Шутом и с Миднайтом.
Может, между ног к ним залезут, а? Во пиздец бы был!
Так вот, крадусь я вдоль стены сарая на цыпочках, а сам смотрю, нет ли света на кухне этого бандюгана Тома Кахилла, как вдруг распахивается дверь – передо мной стоят они и смотрят на меня. Застукали, мать их! Лара улыбается с издевочкой, а гордячка Дженни недовольно так спрашивает:
– Чего надо?
Сначала я не знаю, что и делать, потом начинаю выкручиваться:
– Э-э… Да вот, смотрю, вы едете. Дай, думаю, зайду, поздравлю с победой в Ирландии. – Это я Ларе – бред, конечно, но вроде клюнули. Да уж, скажу я вам, у нее везде, где надо налилось и поспело с тех пор, как мы вместе тусовались.
– Спасибо, – отвечает, и я уверен: малышка чувствует себя виноватой за то, что не дала мне себя оседлать много лет назад.
Тогда я был начинающим талантливым жокеем, а значит, местным героем; мне любая дырка в Файфе дала бы. Да я был не таков, переживал, что у меня маленький. И успокоился только со старой немытой шалавой из Боллингри, которой я первой и засадил. Потом она сказала мне, что это был лучший секс в ее жизни, и все такое. Проститутка, конечно, но слова эти таким бальзамом мне на душу легли, не представляете! Короче, если я хочу, чтобы мы сейчас втроем пошли в сарай, пора развязать язык.
– Вот, прочитал в газете, шестьдесят восемь и двадцать пять сотых процента по высшему уровню из ста шести! На этом красавце, Алом Шуте, да? – киваю в сторону лошади.
Лара посмотрела так с улыбкой на Дженни, а потом снова на меня.
А я стою как дурак, и больше ничего, что сказать можно, в голову не приходит.
– Ты, наверное, тоже в Ирландию ездила, Дженни? – спрашиваю в отчаянии.
Она отбросила черные крашеные волосы назад. Блондинкой она мне больше нравилась. Эх, нелегко быть истым джентльменом – проклятый вкус и проблема выбора! У нее фигурка только оформляется, и подростковый жирок еще не весь сошел.
– Я на состязания не ездила, – говорит; в голосе слышится грусть. – У меня лошадь хромает.
Хотел я было ей порассказать, сколько на этих хромых лошадях поездил, да потом думаю, одно дело в «Готе» язык чесать, а другое – с навороченными девками; тут надо не по-простецки говорить. И даже жаль мне как-то стало, что Дженни попала к Ларе в подруги, слишком она еще юная кобылка для такой дружбы.
Смотрю, у малышки Дженни что-то из носа торчит. Ну, думаю, могла бы и стеком воспользоваться.
– А я тут тоже по-крупному выиграл в настольный футбол, – решил я сообщить, – вот.
– Молодец, – отвечает Лара.
– Ага, да только победу у меня, видимо, отберут. Выдумали, понимаешь, кое-какие дисциплинарные проблемы, – говорю, а сам не могу глаз оторвать от стека в руке у Дженни.
Зря я тут время трачу, я и так на плохом счету у этой семьи. Как-то ее папаша зашел в «Гот» с парочкой приятелей, один, кстати, из муниципалитета. Слышу, говорят что-то про Кельти, ну а я как всегда не смог удержать свой длинный язык.
– Кельти? – говорю. – Там только шлюхи да шахтеры живут.
А здоровяк Том Кахилл, папаша Дженни, глянул на меня эдак из-под бровей и говорит:
– Моя жена из Кельти.
Что мне оставалось делать? Я его и спрашиваю:
– А в какой шахте она работает?
Ну, думаю, сейчас он меня порвет как гармошку, не сходя с места, прямо в «Готе», но тут все как заржут, он тоже поостыл и посмеялся. Однако папаша Лары, доктор Грант, тот никогда меня за своего не считал. Я когда работал на складе, этот хер бывало посмотрит поверх очков и спрашивает:
– Неужели опять спина болит, мистер Кинг?
Во взгляде Дженни читается нетерпение, которое сильные города сего всегда выказывают в общении с низшим сословием.
– Послушай, э-э…
– Джейсон.
– Послушай, у тебя к нам еще какие-нибудь дела есть? – говорит она, а теперь еще и Лара смотрит на меня выжидательно.
– Да нет, я уже пошел. Хотел просто зайти поздравить.
– Спасибо Джейсон, – говорит Лара, потом смотрит на Дженни и продолжает: – Надеемся, ты справишься с этой дисциплинарной проблемкой. – И они обе хихикают.
Разворот на каблуках, я топаю по дороге, весь разгоряченный и возбужденный. Был бы я Джеймсом Бондом, я бы сказал:
– Да, у меня есть к вам еще кое-какие дела, пойдемте-ка все на сеновал, и там их обсудим, мать вашу.
По дороге в город немного успокаиваюсь. У обочины вороны расклевывают дохлого кролика, сбитого машиной. Собираю побольше соплей во рту и харкаю точнехонько на башку одной из ворон. Говорят (во всяком случае, Сосед Уотсон говорит), остальные в стае должны наброситься на такую ворону и порвать в клочья. Но у этих тварей сейчас полно халявной жратвы, мелочи их не интересуют, поэтому данная научная гипотеза остается непроверенной. Да какая, на хрен, разница? Я показал, что такое скорость, маневр, огонь! Время петь гимн по-бедителя!
Жил-был в Файфе бочар молодой, Тирьям-пам-пам, тирьям-пам-пам, Да вот женился на шлюхе одной…
