– Внезапная кончина Морандера создаст в редакции определенные проблемы. Я должна была сменить его только через два месяца и рассчитывала, что у меня будет время приобщиться к его опыту.
Она заметила, что Боргшё открыл рот, собираясь что-то сказать.
– Однако судьба распорядилась иначе, и нам предстоит пережить некоторый период притирания. Но Морандер был главным редактором ежедневной газеты, и завтра эта газета тоже должна выйти. У нас осталось девять часов до выхода тиража из типографии и четыре часа до сдачи передовицы. Можно узнать, кто из сотрудников был лучшим другом и ближайшим доверенным лицом Морандера?
Ненадолго воцарилось молчание – сотрудники косились друг на друга. Под конец откуда-то до Эрики донесся голос:
– Вероятно, это я.
Гуннар Магнуссон, шестьдесят один год, секретарь редакции, отвечающий за главную страницу газеты и работающий в «СМП» с тридцати пяти лет.
– Кто-то должен написать некролог Морандеру. Я этого сделать не могу… с моей стороны это было бы слишком самонадеянным. Вы в силах составить такой текст?
Немного поколебавшись, Гуннар Магнуссон кивнул:
– Я возьмусь за это.
– Мы используем всю страницу, отложив другой материал.
Гуннар еще раз кивнул.
– Нам потребуются фотографии… – Она покосилась направо и заметила главного бильд-редактора Леннарта Торкельссона.
Тот кивнул.
– Надо браться за работу. В ближайшее время корабль будет, возможно, немного покачивать. Когда мне потребуется помощь в принятии решений, я буду с вами советоваться и полагаться на вашу компетентность и опыт. Вы ведь знаете, как делается эта газета, а мне предстоит еще некоторое время учиться.
Она обратилась к ответственному секретарю редакции Петеру Фредрикссону:
– Петер, насколько я поняла Морандера, вы – человек, к которому он испытывал большое доверие. На ближайшее время вам придется стать моим ментором и взвалить на свои плечи несколько больше, чем обычно. Я попрошу вас быть моим советчиком. Вы согласны?
Он кивнул. Что ему еще оставалось делать?
Эрика вновь вернулась к главной странице.
– Еще одно… все утро Морандер писал передовицу. Гуннар, не могли бы вы сесть за его компьютер и посмотреть, готова ли она? Если она даже не закончена, мы ее все равно опубликуем. Газета, которую мы делаем сегодня, по-прежнему является газетой Хокана Морандера.
Молчание.
– Если кому-то из вас нужен перерыв, чтобы немного побыть в одиночестве и прийти в себя, пожалуйста, прервите работу, не испытывая угрызений совести. Вы все сами знаете, когда у нас крайние сроки.
Молчание. Она отметила, что некоторые закивали со сдержанным одобрением.
– Go to work, boys and girls,[22] – тихо произнесла Эрика.
*
Йеркер Хольмберг беспомощно развел руками. На лицах Яна Бублански и Сони Мудиг читалось сомнение, Курт Свенссон оставался бесстрастным. Все трое рассматривали результат предварительного расследования, которое Хольмберг завершил этим утром.
– Ничего? – с удивлением произнесла Соня Мудиг.
– Ничего, – ответил Хольмберг, помотав головой. – Мы утром получили заключительный отчет патологоанатомов. Все указывает исключительно на самоубийство через повешенье.
Все перевели взгляды на фотографии, сделанные в гостиной летнего домика в Смодаларё. Ничто не внушало сомнений в том, что Гуннар Бьёрк, занимавший в Службе государственной безопасности должность заместителя начальника отдела по работе с иностранцами, добровольно влез на табуретку, прикрепил к крюку от люстры петлю, надел ее себе на шею и решительно оттолкнул табуретку на несколько метров. Патологоанатом сомневался относительно точного времени смерти, но в конце концов определил его как вторую половину дня 12 апреля. Бьёрка обнаружил 17 апреля не кто иной, как Курт Свенссон. Произошло это после того, как Бублански, неоднократно пытавшийся связаться с Бьёрком, рассердился и послал Свенссона, чтобы снова привезти его в полицию.
В какой-то момент в течение этих дней крюк на потолке не выдержал тяжести, и тело Бьёрка свалилось на пол. Свенссон увидел его через окно и поднял тревогу. Бублански и остальные, прибывшие на место, поначалу расценили его как место преступления, посчитав, что Бьёрка кто-то задушил. Крюк от люстры техническая группа обнаружила уже несколько позже. Йеркеру Хольмбергу поручили выяснить, как именно умер Бьёрк.
– Ничто не указывает на преступление или на то, что в этот момент там был кто-то еще, кроме Бьёрка, – сказал Хольмберг.
– А люстра…
– На люстре имеются отпечатки пальцев хозяина дома, вешавшего ее два года назад, и самого Бьёрка. А значит, снимал он.
– Откуда взялась веревка?
– С флагштока на заднем дворе. Кто-то отмотал примерно метра два. На подоконнике перед дверью на террасу лежала финка. Владелец дома говорит, что нож его и обычно лежит в ящике для инструментов под мойкой. Отпечатки пальцев Бьёрка имеются на ручке, лезвии и на ящике с инструментами.
– Хм, – произнесла Соня Мудиг.
– Что там были за узлы? – спросил Курт Свенссон.
– Обычные бабьи узлы. Сама удавка – просто петля. Возможно, это единственное, что несколько удивляет. Бьёрк ходил на яхтах и знал, как вяжутся настоящие узлы. Но кто ж знает, насколько человек, задумавший самоубийство, заботится о форме узлов.
– Наркотики?
– Согласно результатам токсилогической экспертизы, в крови Бьёрка имелись следы сильных обезболивающих таблеток. Это лекарство выдается только по рецепту, и оно как раз такого рода, как выписывали Бьёрку. Имелись еще следы алкоголя, но столь незначительные, что и говорить не о чем. Иными словами, он был более или менее трезв.
– Патологоанатом пишет, что у него есть ссадины.
– Трехсантиметровая ссадина на внешней стороне левого колена. Царапина. Я над этим думал, но оцарапаться он мог как угодно, например, удариться о край стула или что-нибудь в этом роде.
Соня Мудиг подняла фотографию, на которой было запечатлено сильно изменившееся лицо Бьёрка. Петля врезалась так глубоко, что под складкой кожи самой веревки видно не было. Лицо выглядело безобразно опухшим.
– Можно заключить, что, прежде чем вырвался крюк, он, по всей видимости, провисел несколько часов, вероятно, почти сутки. Вся кровь сконцентрирована отчасти в голове, поскольку удавка не давала ей разливаться по телу, отчасти в нижних частях конечностей. Когда крюк вырвался, тело ударилось о край стола грудной клеткой, там глубокая ссадина. Но эта рана появилась уже много позже наступления смерти.
– Отвратительный способ умирать, – сказал Курт Свенссон.
– Не знаю. Веревка была такой тонкой, что глубоко врезалась и остановила приток крови. Он, вероятно, потерял сознание в течение нескольких секунд и умер через одну-две минуты.
Бублански с отвращением захлопнул отчет о предварительном расследовании. Залаченко и Бьёрк оба, похоже, умерли в один день, и это ему совершенно не нравилось. Один застрелен сумасшедшим борцом с властями, а другой покончил с собой. Однако никакие рассуждения не могли изменить того факта, что обследование места преступления ни в малейшей степени не подтвердило подозрения, будто кто-то помог Бьёрку отправиться на тот свет.
– Он испытывал большое давление, – сказал Бублански. – Знал, что дело Залаченко вот-вот получит огласку и что он сам рискует попасть в тюрьму за нарушение закона о борьбе с проституцией и оказаться в центре внимания СМИ. Не знаю, чего он боялся больше. Он был нездоров, его долгое время мучили хронические боли… Не знаю. Я был бы признателен, если бы он оставил письмо или что-нибудь в этом роде.
– Многие из тех, кто совершает самоубийство, не оставляют никаких прощальных писем.
– Знаю. Ладно. Выбора у нас нет, о Бьёрке придется забыть.
*
Эрика Бергер не могла заставить себя сразу усесться в кресло Морандера в стеклянной клетке, отодвинув его личные вещи в сторону. Она условилась с Гуннаром Магнуссоном о том, что тот договорится с семьей Морандера и вдова подойдет, когда ей будет удобно, чтобы отобрать принадлежащие ей вещи.
Вместо этого Эрика очистила место за центральным столом, прямо посреди множества редакторов, установила там свой лэптоп и приняла командование на себя. Царил хаос, но через три часа после того, как она столь неожиданно встала у руля «СМП», главная страница газеты была сдана в печать. Гуннар Магнуссон написал четыре столбца о жизни и деятельности Хокана Морандера, в центре страницы поместили портрет покойного, его незаконченную передовицу – слева, а понизу дали серию фотографий. С точки зрения дизайна это было неверно, но недостатки скрашивал сильный эмоциональный заряд.
Около шести часов вечера Эрика просматривала рубрики первой страницы и обсуждала тексты с руководителем редакторов. В это время к ней подошел Боргшё и тронул за плечо. Она подняла взгляд.
