Дождь так и не пошёл.
Облака рассеялись около горы Нисияма, и последние лучи заходящего солнца ярко осветили долину перед горой Хигасияма, выхватив сосновые деревья и крыши храмов из покрытого туманом её склона. По мере приближения вечера всё больше людей было видно на дороге через реку, видимо, возвращающихся с работы, некоторые из них ехали на велосипедах. Ивы вдоль реки придавали открывающемуся виду особую прелесть, но Томоко также понимала, что это обычная уличная картина, и люди на ней были отнюдь не туристы, а участники ежедневной городской жизни, которые механически перемещались в нужном им направлениям, как это делала сама Томоко в Токио. Она вспомнила дом Оки от гостиной до небольшой кухни и с грустью подумала, как много работы ложится на плечи её матери. Неужели такая жизнь никогда не изменится?
Появилась хозяйка гостиницы, одетая в красивое вечернее кимоно, и включила свет в холе. Одновременно свет загорелся также и в комнате. Кёго с улыбкой повернулся к ней:
— Дождь так и прошёл мимо нас.
— Похоже, что так, — ответила она своим мягким голосом и посмотрела на небо сквозь нависающий на веранду карниз крыши.
В домах на противоположном берегу реки один за другим загорались огни, ярко сверкая в наступающей темноте. Прохожие на дороге стали почти невидимы, за исключением появляющихся белых пятен их одежды.
— Почему бы тебе не поехать на вокзал прямо отсюда, не заезжая в твою гостиницу? — предложил Кёго. — Я провожу тебя.
Томоко подумала о Саэко, которая ждала её в гостинице, и задумчиво наклонила голову.
— Ты можешь позвонить своему другу и предупредить её. Спустись вниз и попроси разрешения воспользоваться телефоном.
Хотя Томоко и не хотелось оставлять своего отца, она согласилась и пошла вниз, вспомнив уже внизу, что пребывание Саэко в Киото необходимо сохранить в тайне.
— Я вас жду. Вы его встретили? — послышался в телефоне голос Саэко.
Томоко с неохотой ответила:
— Он хочет проводить меня. Он сказал, что мне лучше поехать с ним на вокзал, не заезжая в гостиницу.
— Ваш отец собирается отвезти вас на вокзал?
— Да, правильно.
Саэко немного помолчала.
— Я понимаю… Всё получилось хорошо, Томоко. Вы счастливы, не правда ли? Вы ничего не говорили обо мне?
— Нет, я не говорила.
— Нет? Хорошо… Вы счастливы, Томоко? Он чудесный человек, не так ли?
Томоко почувствовала себя неудобно, но ей не показалось, что Саэко была расстроена.
— Я тоже хочу повидать его, но, правда, я не могу. Я боюсь его. Но, может, я встречу его на вокзале.
Томоко промолчала.
— Нет, будет безопасней посмотреть на него издалека. Во всяком случае не беспокойтесь обо мне и поступайте, как хотите.
Эта маленькая тайна стала уже давить тяжёлым грузом на Томоко. Она всё ещё сомневалась в правдивости истории, которую рассказала ей Саэко. Это было бы в её характере показаться отцу на вокзале, что, вероятно, и произойдёт. Саэко была сильнее, чем она о себе говорила, была уверена в себе, и её не так легко удивить. Похоже, что она преследовала определённую цель в поездке в Киото и действовала по заранее подготовленному плану. Она жаловалась на своё одиночество, но она не выглядела особенно одинокой. Она говорила, что боится отца, но на самом деле не выглядела настолько испуганной.
Кёго сидел на прохладной веранде, освещённой бумажными фонариками, и наслаждался послеобеденным виски.
— Что она сказала? Согласна? Прекрасно, это прекрасно. Выпьешь вина? У нас ещё много времени.
В маленьком такси по дороге на вокзал Кёго осознал, что они так ничего и не сказали друг другу. Скоро они должны будут расстаться, и он не мог заставить себя дать какое-либо обещание на будущее. Растущие вдоль дороги деревья и огни города проплывали за окнами автомашины.
— Я, действительно, ничего не знаю о моей дочери, — почти в отчаянии подумал Кёго.
Томоко сидела напряжённо и прямо на краю сиденья и смотрела вперёд. Ей нечего было ожидать, и она сознавала, что каждая секунда этой быстрой езды сокращала время, которое она ещё может быть со своим отцом. Неожиданно он протянул руку:
— Покажи мне.
Она не сразу поняла, что он имеет в виду дамскую сумочку, которую она держала на коленях.
— Я не могу вообразить, что молодая девушка, подобная тебе, носит с собой. Покажи, если не возражаешь.
Его тёплый, откровенный тон вызвал улыбку на лице Томоко.
— Я проведу досмотр, — и его лицо приняло шутливое выражение. — Личные вещи лучше всего рассказывают о характере их владельца. Ты была слишком скромна, чтобы рассказать что-нибудь о себе, так что я узнаю, по крайней мере, что смогу, из твоей сумочки.
— Мне будет стыдно.
— В этом нет необходимости. Я не пророню ни слова. Просто, позволь мне посмотреть…
Как говорят, можно сказать, что представляет из себя человек, если посмотреть комнату, в которой он живёт. Это касается также и предметов, которые он с собой носит.
Томоко без слов передала ему свою сумочку.
— Она очень тяжёлая. Я подумал об этом ещё днём в Золотом храме.
— В ней лежат книги.
— Значит, ты любишь читать. Хорошо. Вот я уже сделал первое открытие о Томоко.
Несмотря на внешнюю весёлость, Кёго чувствовал, как червь печали поедает его сердце.
— Следующее… Я могу сказать, не открывая крышки. Внутри набор косметики.
— Да, правильно. — Она весело рассмеялась.
— Затем деньги.
Она кивнула в знак согласия.
— Внутри должен также быть носовой платок, запачканный от поездки в поезде.
Томоко засмеялась и вдруг вспомнила, что в сумке был также бриллиант, который дала ей Саэко.
Кёго улыбнулся, когда его большие руки освободили защёлку и открыли сумочку.
— Ты совсем неплохая девушка, — сказал он с любовью в голосе.
— Ты любишь содержать вещи в порядке. Носовой платок, пудреница, записная книжка. Я уважаю твою личную жизнь и не буду смотреть, что в ней записано. Эта маленькая кошечка твой талисман? Две книги… В этой коробочке ты держишь кольцо?
Она была завёрнута в ту же тонкую бумагу', в которой она её получила. Развернув бумагу, Кёго открыл крышку коробочки и увидел бриллиант, сверкающий на своём пурпурном сатиновом ложе.
— Дорогая вещь.
— Мне его дали.
— Подарок? Такой ценный?
Его опытный глаз определил его вес в два карата. Даже в тусклом свете лампочки в такси его хорошо отшлифованные края ярко искрились.
— Я не люблю подобные вещи, — неожиданно сказала Томоко.
Кёго удивлённо посмотрел на неё.
— Я собираюсь его вернуть, поэтому он и оказался со мной.
Это было сказано таким откровенным тоном, что нельзя было усомниться в правдивости её слов.
— Кто дал его тебе?
— Лучше об этом не говорить.
— Почему?
— Это было бы несправедливо к этому человеку, так как я всё равно верну его назад.
Кёго не стал больше настаивать на своём вопросе, так как его больше заинтересовала эта новая для него черта характера дочери.
— Ты говоришь, что не любишь бриллианты. Почему?
Томоко улыбнулась.
— Даже если и имеешь подобные дорогие вещи, пользы от них нет никакой.
— Это так. Но если они есть, то в этом беспорядочном мире могут иногда быть полезными. Иметь ценности не обязательно плохо.
Томоко покачала головой.
— Нет, я думаю, они не нужны. Ведь…
Действительно ли так думает Томоко? Кёго невольно хотелось удостовериться в этом, но вместе с тем в её словах он чувствовал прямоту и искренность.
— Ведь все сейчас живут плохо, и это будет неправильно, если только у Томоко всё будет хорошо. У меня есть работа, и я могу обеспечить себя, и мне не нужны подарки от других людей, особенно бриллианты. Разве не было бы лучше, если бы они в этом мире вообще не существовали? Если у меня будут бриллианты, то я, наверное, захочу что-нибудь ещё.
— Ты не хочешь его, потому что он может вызвать другие желания. Именно это ты хочешь сказать?
— Да. Он очень красив, но мне лучше его не иметь.
— Кто тебя этому научил? — Кёго с шумом захлопнул коробочку с бриллиантом. — Опять твоя мама?
Томоко рассмеялась.
— Нет. Иногда я кое о чём думаю и сама.
— Я очень доволен тобой. Если бы ты спросила моё мнение, то я, вероятно, сказал бы то же самое. Если ты так уверена в себе, то лучше обходиться без излишеств.
Кёго помолчал минутку и вновь повторил:
— Значит, так думают девушки, подобные тебе. Всё, что я увидел, вернувшись в Японию, было ужасно, одна чернота, и ты пролила луч яркого света.
Я счастлив, что я это услышал именно от моей дочери, тем более что мир, в котором ты живёшь, представляет собой одни руины. Я всматривался в лица людей и спрашивал себя, осталась ли у японцев вера в себя. Я всегда был один, все эти годы за границей и научился полагаться только на себя. Японцы же всегда жили, опираясь на внешние авторитеты, и когда сейчас власть рухнула, они, естественно, пришли в отчаяние. Надо мной нет власти, кроме меня самого, я хочу, чтобы ты тоже была такой, Томоко, чтобы ты была сильной. Твоя мать воспитала тебя так, что ты можешь работать. Я благодарен ей, безгранично благодарен. Ты понимаешь меня, Томоко? Я буду продолжать жить без вас. Запомни это, Томоко. Но это не означает, что я не буду думать о вас. Запомни это. Так было и в прошлом. Я никогда не мог забыть вас, вы всегда присутствовали в моей жизни. Где бы я ни был за границей, вы всегда были здесь, в глубине моего сердца.
