– Я тебе похуй, да? – спрашивает Михо, продолжая обтачивать Нину с тыла.
Нина все так же смотрит мне в лицо. Интересно, какой у нее будет оргазм. Как всегда, сначала расширятся ноздри, задрожат колени; и, наконец, закатит ли глаза с мычанием?
– Нет, – говорю. – Иду.
Тушу сигарету в стакане и вхожу в комнату. Запахи пота, дезодоранта, секса и пиццы сливаются в один. Джокер косится в мою сторону. Достаю камеру с полки. Из колонок тянется нудный минимал, одна бесконечная композиция. Михо не останавливается, прилипший к Нине, снова ритмично раскачивается, поправляет съехавшие на нос очки. Маленькие сиськи Нины вздрагивают.
Длинные ноги Тины свешиваются из машины. На коленях раскрытый лэп. Болтает с Нанико по скайпу. Подхожу к «Пежо», старясь не попасть в камеру. Нет охоты любезничать с Нанико. Тина закуривает. Даю ей знак не выдавать меня. Автостоянка под завязку набита джипами размером с вагон. На их фоне наш «Пежо-207» смотрится просто кукольным.
– Что ты сказала? – спрашивает Нанико.
– Ничего. – Тина затягивается сигаретой.
– Что-о? Ты пропадаешь куда-то.
– Ни-че-го. – Тина окуривает дымом камеру. – Забей.
Нанико прямо как член семьи. Как телевизор. Как собака. Как барабашка. С тех пор, как переехала в Лондон, ее лицо не сходит с монитора. Сплетница еще та. Зашьешь ей рот – будет жопой квакать.
Неплохая Нанико девочка. Вот и в Лондон перебралась вместе с мужем-рокером. Он, по ее словам, успешно заменил героин метадоном. Сенсация, достойная «Википедии». Думаю, это он напрасно: что делать рокеру, к тому же тбилисскому армянину, в Лондоне без героина? А так, мол, у него полный порядок. Познакомился-де с продюсером Placebo, а тот, в свою очередь, обещал познакомить его с Брайаном Молко. А это не так уж и мало. Тем более в Лондоне, где от личных знакомств зависит многое. Кстати, в Лондоне всегда уважали армян. Конкретно – футболистов и эстрадных певцов. Что, в принципе, одно и то же.
Нанико была бы еще совершенней, если бы не убедила себя, что аренда однокомнатной квартиры в Лондоне и силикон в губах – венец успеха. Что бы ни говорили, Нанико заметно выросла. С первых же дней мировая столица начала совершенствовать нашу девочку. Почти как в клипе Fatboy Slim: прямо на глазах доисторический планктон эволюционирует в гомо сапиенс. Теперь сложно опознать в ней коренную санзончанку. И деревенщина все реже проскальзывает. Но до конца ее изжить пока не удалось. И иногда так горько и безысходно светит из нее Санзона, что сразу забываешь и Лондон, и Молко. Звезд не хватает, но целеустремленная. Добилась хотя бы того, что с минуты на минуту познакомится с самим Молко.
– А Ваке что, разбомбили? – не успокаивается Нанико.
Всегда так: каждый житель окраины прежде всего переживает за Ваке.
– Не бомбили, говорю же, – отвечает Тина. – Еще нет.
– А что творится в городе? Паника?
Из здания бассейна выходит Амико, наш тренер, он сбегает по пандусу, пританцовывая. Одет во все белое. Включая кеды. Белая футболка того и гляди лопнет. На могучем торсе до предела натянута люминесцентная надпись: Allah Akbar . Не просекаю фишку: мода на террориста № 1 уже давно прошла, и уже не все арабское популярно, и 11 сентября будет только через месяц… Все остальное у него ок: легкий загар, голубые линзы, родинка на правой щеке (сделал две недели назад). Футболка недвусмысленно подчеркивает его рельефный живот. Шорты, в свою очередь, идеально облегают хуй. Тело у него накачено, как у Шварценеггера. И лицом он тоже очень похож на железного Арни в золотые годы. Амико всегда встречает меня с особым воодушевлением. У меня тоже всегда поднимается настроение от встречи с ним. Однако все остается в рамках приличий. Оба понимаем, что ничего не выйдет. Где-то, наверное, мне приятно, что он неравнодушен ко мне. Ведь взял бы да набросился на меня прямо здесь. Неважно, активный он или пассивный. Потом, насколько я знаю, такого деления не существует, оно придумано гомофобами.
– Буенос диас, мистер Мускул!
– Как поживаешь, дорогой? – Чмокает меня в щечку, озвучивая при этом по целуй: – Мпуа.
– Хорошо. Ты?
– Плохо. – Вдруг замолкает. Вынуждает поинтересоваться «что случилось?»
– Что случилось? – спрашиваю.
– В армию призывают.
– В армию? – повторяю, как дебил. Сложно представить Амико в образе командос с лентой на лбу, базукой в руке, пулеметом на плече и с гранатами в карманах.
– Ну, повестку вчера получил.
Похоже, у него гормональный фон не в порядке – вечно поливается парфюмом. Но даже очень сладкий и резкий аромат не в силах окончательно победить запах пота. При виде наряженного во все белое Амико, невольно вспоминается белый флакон духов Готье Fleur du Male — торс мужчины и яйца, упакованные, как у балеруна.
– Амико! – зовут из здания.
– Ладно, побежал. Это же Тины, да? – протягивает перевязанный наушником айпод.
Как все это трогательно, и Амико будто бы такой участливый… Хорошо надо знать Амико, чтобы понять, что он на самом деле подчеркнул этим жестом: все женщины, мол, такие забывчивые и рассеянные. Иногда Амико просто невыносим.
– Забыла что ли? – смеюсь.
– В раздевалке. – При этом поднимает брови и закатывает глаза.
Так и тянет сказать ему: это мазохизм уже, бро. Все и так сыграно отменно, утрирования с бровками и глазками уже ни к чему. Ничего не говорю. Только подмигиваю.
Торопливо возвращается к пандусу (кстати, жопа у него первый сорт – высокая и крепкая), под шортами проступает контур боксеров. У перил оборачивается, вдруг осматривает меня с головы до ног:
– Хорошо выглядишь.
– Честное слово, очень нервничаю, – никак не угомонится Нанико.
– Слушай, – говорит Тина. – Вечером позвоню из дома, ладно?
– В здешних ньюсах говорят, что в Тбилиси раздают противогазы, может начаться химическая атака.
– Нана, по-ка, – Тина машет рукой, закрывает лэп.
Сажусь в машину. Бросаю сумку на заднее сиденье. Чувствую себя прекрасно. Плавание – самый лучший антидепрессант. Кладу голову на плечо Тине, типа, я свой. Хочу быть родным для нее, чтобы она доверяла. Чтобы нуждалась во мне. Такие детали иногда важнее и приятнее оргазма. Женщина должна знать, что рядом с ней находится не бесчувственная ебливая машина. Иногда она должна ловить твой взгляд – восторженный, чуткий и немного льстивый. Целую Тину в плечо и сразу выпрямляюсь в кресле. Главное, не терять чувство меры в такие моменты. Тина так сжимает мне колено, что сразу понимаю – доверяет и нуждается.
А как вообще можно кому-то доверять?
Поворачивает ключ зажигания. Тут же включается радио: «…только что российская военная авиация сбросила еще несколько бомб над территорией Ботанического сада. Горят два гектара лесного массива…» С радио переключаю на CD плеер. По салону разливается медовый Сакамото. Словно попал в кондитерскую. А может, это и не Сакамото, а лишь Ника Мачаидзе?
Тина сует в рот недокуренную сигарету. Невольно задерживаю взгляд на ногте с облупленным лаком. Ловит мой взгляд и тоже смотрит на ногти.
– Будешь или выбросить? – спрашивает.
– Давай, – беру у нее сигарету.
Выезжаем со стоянки. Из сторожевой будки сразу же выскакивает Несси – карликовый пудель. Бежит за машиной, злобно лает на переднее колесо. Точно знаю, что десять метров – и отстанет. Программа у него такая. Уже год хожу на этот бассейн, так что хорошо изучил его боевой стиль: в радиусе десяти метров бешено носится за каждым вращающимся колесом. Есть в нем что-то воинское. Плюс нереально быстр. Так метаться не умела даже электронная собака из «Приключений Электроника».
– Смотри, что ты забыла в раздевалке, – показываю Тине айпод.
Только сейчас замечаю, что вместо оригинального эппловского (в котором никогда ничего не слышно) на айподе намотан наушник Bang & Olufsen .
Тина трогает наушник:
– Это не мой айпод.
– Хинкали просто улет! – говорит Анеке.
Ничего не отвечаю. Она шумно вытягивает из хинкали сок, выпускает пар изо рта: «хуууу…» Может, сейчас она замолчит хоть ненадолго. Вчерашняя вечеринка вспоминается смутно. Много выпили. Голова раскалывается, в рот ничего не лезет.
В «Синем Бархате» нас трое: Гиги, Анеке и я. Точнее, Анеке и я. Гиги пошел в туалет с бутылкой боржоми. Наверное, желудок себе промывает. Не знаю, чья была идея прийти сюда и вообще зачем затеяли этот гастрономический тур. Про Анеке знаю только то, что она журналист какого-то голландского телеканала и говорит на подозрительно хорошем грузинском. Не знаю, подружка она Гиги или нет. Действительно, надо какое-то отклонение иметь, чтобы вставало на Анеке. Вообще, Гиги всегда привлекали мужеподобные женщины-шкафы с мясистыми, анджелинаджоливскими, как для котлетного фарша, губами. Анеке, будто подтверждая мои мысли, как дракон выпускает пар изо рта: «хууу…» Таких, как она, называют all-international. Сразу видно, что она полна туристической мудрости: американского оптимизма, английского чванства, европейской расчетливости, русского пофигизма и китайской покорности. К грузинским хинкали она только приступила.
