— То, что они уже давно хотели услышать.
Монгол вышел.
— Син, — указал он на низкого, — кер, а синга ярамый!
— Что он сказал? — спросил Кондор.
— Стой здесь.
* * *
Хан лежал на подстилке. Лицо его было бледно. Он задыхался. Лёгкие его сковало, как железным обручем.
Мужчина вошёл в юрту.
— Салайм, — поклонился он старику. Хан тяжело поднялся.
— Син — девалый?
— Айе. Мин бетен авырунэ белам.
— Кил манда.
Мужчина подошёл к старику и что-то вытащил из-за пазухи. Затем прислонил руку к сердцу старика.
Однако прошло пять минут, десять. Ничего не изменилось. Хан продолжал дышать с тяжёлым свистом, лицо его оставалось мертвецки белым.
— Сезда бик начар шайтан утыра. Ул сезне утера, — покачал головой мужчина.
— Ни шайтан? — спросил старик.
— Сезнен бармы кечкена кэмэш айберлар? Хайванны курсата айберлар?
Старик рванулся и взглянул в глаза мужчины. Те были разного цвета — один цвета весенней травы, другой-цвета безоблачного неба.
— Чингизнын варийсы! Син! — благоговейно прошептал старец.
— Варийсы? — спросил Нестор. Хан закивал.
— Бетен белуче эйтте — Чингизнын варийсы гына тылсымлы айберларне алырга буйла! Ул мина Чингизнын улеме курсэте. Анда бу буре ятты.
— Бетен белуче? Кем ул?
— Айермлы кеше.
Услышав это, Нефёдов помрачнел.
— Бу айберларда — шайтан. Мин гына аны кайгарыйм.
Старик снял с груди связку из трёх фигурок. Волк, рысь и олень. Три сильных лесных зверя. Мужчина взял фигурки и спрятал за пазуху. Затем снова приложил руку к сердцу старика. Дыхание Хана успокоилось, на щеках появился румянец. Старец закрыл глаза и впервые за несколько недель заснул.
А мужчина… исчез. Исчез на глазах у изумлённого воина-монгола.
* * *
— А он говорит «Да ты наследник Чингисхана, мне Всезнающий сказал, что только наследник Чингисхана может забрать эти фигурки». Ну, я ему: «Кто такой этот Всезнающий?» А он мне: «Прозрачный человек». Ну я ему наплёл баек, что в этих предметах сидит демон, только я могу его победить. Он отдал мне предметы, я их забрал и исчез, чтобы лишнего внимания не привлекать. Давай, забирай свою долю, а мне сматываться надо. Давай быстрей.
— Рысь, волк и олень? Как договаривались — рысь с оленем мне, волка ты забираешь. Вот ещё одна кошка в коллекции. Тигр, барс, лев, леопард а тут ещё и рысь. Может мне в кота переименоваться? — Кондор положил две фигурки в карман.
— Кто знает, — рука низкого скользнула за пазуху — Отдай мне предметы.
— Размечтался! — ухмыльнулся Кондор.
— Что? Но орёл… — начал «наследник Чингисхана», а затем осёкся. — Так ты…
— Именно, — кивнул Кондор и прыгнул на мужчину. В его руке блеснул кинжал, запачканный чем-то голубоватым. Холодный клинок вонзился в грудь. Изо рта низкого потекла кровь.
Кондор обыскал тело. За пазухой обнаружился мешочек. Богомол, ворон, саламандра, скарабей, орёл, змея, попугай, феникс, бабочка и волк. Богатый улов.
— Дурак ты, Нефедов! — ухмыльнулся Кондор. — Дурак!
В воздухе появился прозрачный. Его звали Неем (во всяком случае, сам призрак так сказал).
Ней появился перед Кондором неожиданно. Виктор Воронов (так по-настоящему звали Кондора) был наёмным киллером. А по совместительству — коллекционером предметов. Однако его работа с каждым годом становилась всё опасней. И он решил сделать ставку на таинственного Ихагаму — зверя, живущего в дебрях Австралии. По слухам, его кровь давала защиту от любого воздействия предметов и беспредметников. Мало того, кинжал, смазанный кровью Ихагамы, попадал даже в обладателя павлина, убивал даже обладателя саламандры.
Три года искал Кондор Ихагаму — всё без толку. Но однажды к нему во сне пришёл прозрачный и предложил выгодную сделку. Кондор согласился.
— Итак, я выполнил ваши условия. Что теперь? Ещё что-то надо? — спросил Кондор недружелюбно. Хотя прозрачные и указали ему точное местоположение Ихагамы, гоняться за мистическим зверем пришлось самому Кондору.
— Самую малость. Тебе нужно переместиться на триста лет вперёд и отдать эту фигурку Ивану IV, правителю Руси. Увы, на это племя уже нельзя возлагать надежды. Видимо, в Чингисхане было что-то… Может быть, ему удастся выполнить предназначение?
— Но это же… это же Грозный? Иван Грозный! — удивлённо воскликнул Кондор.
— Именно. Отдашь этот предмет ему. И твоя миссия выполнена.
Кондор взял волка. Перед ним появилась линза. Виктор ухмыльнулся и шагнул в мерцающий портал.
«Stella Tenebris»
Ирина Баранова
Изгнанники. Великая степь
Предательство. Ненависть. Изгнание. Через что еще придется пройти Гюзель-Лейлат на её непростом пути?
Юрту наполняла дымная вонь. Чадили и трещали объятые огнем кизяки, метались по стенам тени.
Возле костерка замерла Гюзель-Лейлат. Уронив голову, вглядывалась в хнычущий сверток на своих коленях, потряхивала, баюкала.
Хан задумчиво восседал на коврах, созерцая лежавшую перед ним небольшую фигурку цвета начищенного серебра.
Зыбкий свет выхватывал неподвижные лица стражи и Всезнающего. Именно последний и привел ханское войско к могиле великого Чингиза, которую никто не мог сыскать вот уже сотню лет.
А старик Жондырлы — сумел.
Но это не принесло счастья роду Хана.
— Сакрын ичтыр басак! — сухая, как старая ветка, рука Жондырлы-ака ткнула в сторону Гюзель-Лейлат. — Кондыргэн басак! Басак!
Женщина вскочила с колен.
— Кэчюм дыр! Хавсанат гэйды салдынык! Кэчюм дыр! Кэчюм дыр! — тонко закричала, сбиваясь на визг и вой, отступая вглубь, пряча за спину свёрток.
Никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены.
Молодая мать нарушила запрет.
* * *
Великая Степь казалась бескрайней. Солнце палило нещадно, и даже привыкшие к постоянному зною звери притаились в своих норах в ожидании спасительной ночной прохлады. За долгие часы один лишь коршун пролетел мимо Гюзель-Лейлат, учуяв где-то невдалеке свою мертвую добычу. Но и ему не было никакого дела до маленькой обессилевшей фигурки, устало повалившейся на сухую траву прямо под лучами палящего солнца.
Отправив свою жену в изгнание на верную смерть, Хан поступил жестоко. Оставив с ней новорожденного сына, он поступил бесчеловечно. Намного проще встретить конец самому, чем позволить страдать и умереть близкому человеку. Муки матери, не способной защитить своего ребенка рвут на части не тело, но душу. И нет участи страшнее, чем потерять свое человеческое «я» и уподобиться диким животным…
Дух обещал Гюзель-Лейлат, что ее сын станет Великим Ханом, что однажды перед ним склонится вся Империя. Вместо этого он обрек их обоих на мучительную смерть. «Выходит, правду говорят те, кто утверждает, что духи лживы», — подумала Гюзель-Лейлат.
Если б не старик Жондырлы, матери и ее ребенка уже не было бы на свете. Разгневанный неповиновением Хан пришел в такую ярость, что отдал было приказ казнить и женщину, и ее приплод, но старик вовремя остановил его. «Азгуй нарушила волю Великого Синего Неба, — сказал он. — Она презрела законы не человеческие, но божественные, и нет наказания, достаточно сурового за сие ослушание. Ни один смертный не сможет решить ее судьбу. Отдадим женщину и ее исчадие на волю Неба». И Гюзель-Лейлат вместе с младенцем была покинута в бескрайней степи.
Хан не оставил им не еды, ни воды. Одежда, маленькое одеяльце из овечей шерсти да прОклятый амулет, брошенный им вместе с плевком и бранью — вот и все имущество молодой матери и ее сына. К серебристой фигурке Гюзель-Лейлат не прикоснулась ни разу с момента изгнания. Слишком свежи были воспоминания о недавнем позоре. Ненависть, тоска, боль — все это слилось воедино, не оставив в измученной душе Гюзель-Лейлат никаких других чувств, кроме страха и отчаяния. Но даже боль и страх не смогли сломить ее волю. Проклиная себя, Хана, старика и в особенности лживого духа, женщина нашла в себе силы подняться на ноги, но ее колени тут же подкосились, и Гюзель-Лейлат снова упала на землю, едва не придавив собой беспомощный маленький сверток. Безутешные слезы потекли из ее глаз. А ведь как хорошо все начиналось! Как горда и счастлива была она всего лишь год назад, когда сам Хан попросил ее руки! Как весело и беззаботно протекли полгода ее жизни — до тех пор, пока на степном горизонте не возник Жондырлы. Тогда ее спокойный и такой надежный мир впервые перевернулся с ног на голову.
Старик утверждал, что ему известно точное место захоронения самого Чингиза и что хан, обнаруживший гробницу великого вождя, будет обладать невиданными человеку силами, способными сделать его хоть Властелином мира. Жондырлы говорил про какие-то волшебные амулеты, про злых духов, охраняющих их, и про магические окна, выход из которых находится совсем не там же, где вход… Гюзель-Лейлат не особо вслушивалась в разговоры старика и своего мужа, полагая все эти истории старыми сказками и мифами. Но Хан, не разделявший взглядов супруги и не признававший самой возможности существования у женщины здравого смысла, по-настоящему загорелся идеей заполучить в свои руки столь мощный источник власти. И был готов на все ради исполнения своей прихоти. Ни слезы жены, ни ее мольбы подумать о будущем их пока еще не родившегося ребенка — ничто не смогло отговорить его от этой затеи. Дошло до того, что во время очередного разговора с женой Хан залепил ей звонкую пощечину. После этого Гюзель-Лейлат старалась держать все свои сомнения при себе, и все же не могла отделаться от странного тревожного чувства. Все время ей чудилась какая-то ловушка. Если достаточно всего лишь придти и взять, то почему старик сам этого не сделал? Стать великим правителем и иметь под своим контролем весь мир — кто откажется от такого?
