Альберт Хофманн, Отец ЛСД, со своим детищем на руках
Как в иные времена интеллектуалы сплотились вокруг энциклопедии Дидро, так и Левин и Хеффтер тоже участвовали в коллективном проекте, начатом еще Линнеем, который пытался классифицировать природу во всем ее разнообразии. Это был проект, переступавший культурные и классовые границы. В основном в нем участвовали любители: увлекающийся ботаникой священник, барон, финансировавший экспедиции, врач, любительски интересующийся токсикологией и фармакологией. Пей-отль, попавший к ним в романтическом ореоле американского фронтира, заинтересовал всех. Кактус посылали во все крупнейшие музеи. Левин самолично передал его Полю Хеннингу для берлинского королевского ботанического сада, а другой немец, Хельмхольц, послал образец в Гарвард.
Подобную посылку получил и Вейр Митчелл, физиолог из Филадельфии, специализировавшийся на нервных расстройствах («Повреждения нервов и их последствия», 1872) и исторических романах («Хью Винн, свободный квакер», 1896). Прочитав о пейотле в «Терапевтической газете», он написал письмо автору статьи, доктору Прентису. И вскоре получил посылку с небольшим количеством кактусов. Двадцать четвертого мая 1896 года он их попробовал.
Вначале Митчелл ощутил прилив энергии, сопровождавшийся ощущением необычайной остроты ума. Митчелл решил это проверить, засев за статью по психологии, написание которой он откладывал уже неделю. Но статья не поддавалась. Тогда он попытался сочинять стихи и решать в уме математические задачи. Но ни то ни другое не подтвердило его ощущения расширившихся умственных способностей. Тогда утомленный Митчелл отправился вздремнуть в спальню. И тут пришли видения. Позднее, на строгих страницах «Британского медицинского журнала», Митчелл, описывая эксперимент, упоминал, как перед его взором возникали тысячи галактических солнц и готическая, светящаяся слабым светом, башня вздымалась на невиданную высоту. Это был фантастический пейзаж, похожий на картины американского художника Максфилда Пэрриша.[25] Прочитав статью Митчелла, этим материалом заинтересовались Хэвлок Эллис и Уильям Джеймс.
Англичанин Хэвлок Эллис был во многом похож на Митчелла. Он тоже был медиком, предпочитавшим литературные труды ежедневной врачебной практике. Однако, хотя он опубликовал сотни стихов, эссе и медицинских статей, сегодня Эллиса помнят в основном по шумихе, поднятой вокруг его внушительной семитомной «Психологии секса», книги, которая была запрещена в Англии как непристойная. В страстную пятницу 1897 года, один в своем лондонском доме, Эллис, съев три пейотля, стал ждать результата. Скоро на него нахлынула лавина образов, только в отличие от видений Митчелла, они скорее напоминали картины не Пэрриша, а Моне.[26]
Заинтригованный Эллис решил угостить пейотлем художника. В качестве подопытного кролика он использовал одного своего друга. Однако он дал ему слишком большую дозу, и бедняга почувствовал «адскую боль в сердце и ощущение надвигающейся смерти». В какой-то момент Эллис предложил ему съесть бисквит. Но когда художник взял бисквит, тот загорелся и крошечные голубые огоньки, перекинувшись на его брюки, заплясали у него на боку. Когда же он все-таки поднес его ко рту, тот засветился голубым светом, который был «насыщенней цвета воды в голубом гроте на Капри» — по крайней мере, именно так он описал это ошеломленному Эллису. В то время как Эллиса покорило в пейотле изменение мира — «такое тихое и внезапное чувство озарения. Понимание всего окружающего, в котором еще за мгновение до этого ты не видел ничего необычного», то художник пережил нечто похожее на помешательство: «странность происходящего потрясла его гораздо больше, чем красота».
Эллиса это не остановило. Он дал попробовать пейотль нескольким другим своим друзьям, среди которых был известный поэт Уильям Батлер Йитс. Он определял свои переживания в «другом мире» как «экстравагантные»: «Это выглядело так, словно передо мной быстро прокручиваются справа налево наплывающие друг на друга пейзажи, каждый из которых был абсолютно нереален. Я видел, например, восхитительных драконов, дыхание которых казалось неподвижными струями пара, и белые мячики, балансирующие на конце этого дыхания».
Хэвлок Эллис описал свои опыты в эссе «Мескаль: новый искусственный рай», появившемся в 1898 году в «Контемпорари ревью». В основном статья была описательной, но в ней присутствовало и несколько выводов, самым смелым из которых был тот, что любой образованный джентльмен должен хоть раз или два в жизни попробовать пейотль.
Для редакторов «Британского медицинского журнала» это было уже слишком, и они опубликовали гораздо более консервативную статью о пейотле Вейра Митчелла. Не верьте «новому раю» Эллиса, — предупреждали издатели, — на самом деле это «новый ад».
Отдавая дань уважения силе описаний мистера Эллиса и его друзей, мы хотели бы указать на то, что такое восхваление несет в себе опасность для людей… Мистер Эллис, правда, утверждает, что, по его мнению, постоянное употребление больших количеств не несет никакого вреда здо-ровью. Однако он говорит, что «для здорового человека попробовать раз или два мескаль это не только незабываемое удовольствие, но и, без сомнения, определенный опыт». Нам кажется, что это слишком большое искушение, по крайней мере для той части наших читателей, которые всегда ищут новых ощущений.
В ответ же на фразу Эллиса, что любой образованный человек должен попробовать пейотля, редакция сухо замечала, что индейцев кайова из американских прерий вряд ли можно назвать «самыми образованными обитателями Америки».
Читая редакционную статью, вероятно, прабабушку всех антипсиходелических статей, можно выделить два типа используемой аргументации, ни один из которых, по сути, не научен. Первый — полемическое заострение терминов, типа «рай-ад». Второй — характерное для протестантской морали утверждение, что ощущения, особенно новые ощущения, — это плохо. Наркотики вроде пейотля, писали редакторы, — это не для поря-дочных людей. И это — притом, что, судя по всему, они полемизировали с теми двумя уважаемыми людьми, которые уже попробовали пейотль и считали этот опыт ценным.
Издатели «Британского медицинского журнала» подняли еще один интересный вопрос, который в то время оживленно обсуждался. Где лежит грань между правильным использованием медикаментов и злоупотреблением? Статьи о лекарствах были неотъемлемой частью «Британского медицинского журнала». Но разница была в том, что они предлагали лекарства от различных болезней, в то время как пейотль в лечебной практике не использовался. Но разве это автоматически делает его вредным наркотиком? В чем состоит злоупотребление веществом, вызывающим у человека непатологические симптомы, такие, как экстаз, галлюцинации или даже ужас, — если оно не несет психологической или физической опасности для человека?
Однозначного ответа на это тогда не существовало. Его не существует и поныне. Дело в том, что однообразие притупляет сознание. Ежедневно то же синее небо, та же жена и те же дети. Пейотль помогает отточить притупившееся лезвие восприятия. Так что, запрещая его, мы закрываем для себя множество возможностей…
Но вернемся к нашей истории. Как и боялись редакторы «Британского медицинского журнала», пейотль становился все популярнее, особенно в богемных кругах Лондона, Парижа и Нью-Йорка. На мир надвигалась первая мировая война. Интеллектуальными центрами мира в ту пору были Монмартр и Гринвич-Виллидж В Гринвич-Виллидже культурная жизнь сосредоточилась в салоне Мэйбл Додж, богатой дамы, задумавшей стать американской мадам де Сталь.[27] На ее вечерах можно было застать как Большого Билла Хэйвуда, лидера «мирового рабочего Интернационала», болтающего с анархистами Эммой Гольдман и Александром Беркманом, так и молодых вольнодумцев из Гарварда вроде Уолтера Липпманна и Джона Рида.[28] В 1914 году Додж организовала дома ритуальный вечер (она со значением назвала его «экспериментом над сознанием»), который почти в точности воспроизводил подлинную церемонию индейцев кайова.
Раймонд вышел и отыскал орлиные перья и зеленую ветку, из которой можно было сделать стрелу. Костром нам служила зажженная электрическая лампа, прикрытая моей красной китайской шалью. Я не помню, что изображало лунные горы, но в качестве Пути Пейотля мы использовали скатанную в длинную узкую полосу простыню, ориентированную на восток.
Установка для получения ЛСД в лаборатории Хофмана
Раймонд, как писала Додж, съев свой первый кактус, начал лаять как собака. У нее же возникло ощущение, что она плывет. Одновременно ей вдруг стали смешны все «поверхностные увлечения человечества… анархия, поэзия, политические системы, секс, общество».