Встретились мы все только на презентации альбома молодой певицы Софи Н. и её группы имени себя. Я вообще её раньше никогда не слышал и не видел, просто так пошёл за компанию со всеми. Герман хорошо о ней отзывался. Эта сучка просто поразила меня своим голосом. Она была как Дженис Джоплин, только без этого жуткого надрыва. К тому же Софи была весьма недурна собой. Длинные чёрные волосы, ярко-алые губы, большие сиськи, торчащие из красной кожаной жилетки. Она не выглядела, как все эти малолетние девочки, играющие музыку, которую можно назвать роком только из-за наличия в ней гитар. Это была настоящая роковая сучка. Я даже не ожидал увидеть такое в наши дни.
После выступления она подвалила к нам, виляя задницей. Мы с ребятами сидели в вип-зоне. Они пили шампанское, а я довольствовался крепким кофе и марихуаной (я называл это голландской диетой), просто потому что мне нельзя было принимать алкоголь сейчас.
— Привет! — сказала она мне, снимая очки.
Я кивнул.
— Ты узнал меня? — спросила она.
— Нет, — ответил я, но она не слышала и продолжала щебетать.
— Я тебе очень благодарна за всё. Ты помог мне найти себя.
Её голос звучал с нотками истерической радости.
— Понятия не имею, о чём ты, — ответил я.
— Тогда, года четыре назад, именно ты сказал мне, что я должна заниматься музыкой.
Было странно, но я действительно её вспомнил. Она сильно изменилась внешне за эти годы: сменила цвет волос, отрастила сиськи.
— Как тебе моё выступление? — спросила она.
— Мне нравится твой голос, но эта музыка совершенно меня не цепляет, — я решил быть честным.
— Спасибо. Я знала, что тебе понравится, — Софи повисла у меня на шее.
Мы много болтали не о чём целый час. Я периодически подвисал от травы. Дани постоянно пошло шутил, ставя Софи в ступор. Она краснела почти как приличная девочка, но все мы знали, кем на самом деле она являлась. Мне вдруг подумалось: что, если бы она была моей? Наверное, она смогла бы понять меня лучше, чем все девушки. Мы свалили от всех гулять вдоль Темзы. Я нес какой-то бред, читая ей чужие стихи: «A night, a street, a lamp, a drugstore…» и так далее. Несмотря на то, что один современный русский поэт просил не злоупотреблять травой перед встречей с прекрасной дамой.
Софи посмотрела на меня и сказала:
— Пошли уже потрахаемся.
Я кивнул, мы поймали такси и поехали ко мне. Когда я пьяный, я всегда знаю, что делать, а накуренному же мне вовсе ничего не хочется, кроме как болтать. Я всё же трахнул её, хотя в моем состоянии я просто хотел свернуться на дне её вагины и спать. Софи так кричала, что я боялся, что соседи вызовут полицию. Ненавижу громких женщин. Потом она заставила меня сделать это второй раз, после чего я сразу рухнул спать. Мне показалось, что я старею.
Мы провстречались какое-то время. Этот роман не оставил никакого откликак в моей душе, только помог ещё больше разочароваться в себе. Я кретин и совершенно не умею любить или даже делать вид, что люблю.
Софи Н.
Было так мило читать, как Макс вычеркнул из памяти почти четыре месяца наших отношений, хотя, при его злоупотреблении наркотиками немудрено. Я, конечно, бросила его, но это было далеко не сразу. Тогда я была ещё маленькой девочкой, увлечённой своим кумиром. Мы познакомились в клубе на презентации моего альбома. Я подошла и честно спросила:
— Ну как тебе моя музыка?
На что он ответил:
— Ты красивая.
Я не знала обидеться ли мне или порадоваться неожиданному комплименту. Макс нравился мне, как нравится всякий, о ком имеешь только смутное представление. Красивый, загадочный, старше меня. Мы ходили на совершенно шаблонно-стереотипные свидания, исключая конечно толпу папарацци у входа в рестораны. К тому времени, и его и моя персона уже были в центре внимания прессы. Максу нравилось играть на публику порой даже слишком.
Я не выдержала и предложила жить вместе… сама… первая. Он согласился, как соглашался тогда на все мои предложения. Мы сняли дом в одном из престижных районов Лондона, до центра было далековато, зато спокойно. Мы быстро превратили это жилище в груду хлама. В то время Макс не пил, но употреблял совершенно любую наркоту, начиная от аптеки заканчивая метамфетамином. Это делало его совершенно непредсказуемым. Я не знала, что меня ждёт по приходу домой: ванна с макаронами или следы свежего взрыва. В дни свободные от наркотиков, он закрывался на чердаке и играл на гитаре.
А вот кислоту ему лучше было не давать. Мой друг Питти уговаривал его заглотить марку, Макс долго отказывался, говоря, что боится оставаться наедине со своим сознанием. Пит уверил его, что кислота превосходного качества и не вызывает бедтрипов. Восемь часов Макс метался по комнате и орал про космос, поглощающий его, иногда он затихал и принимался тихо бредить в углу. Что-то постоянно говорил про собственную смерть, пытался вспомнить, как будет на иврите «огурец». Я не понимаю, к чему это? Но для него это стало навязчивой идеей.
— Как же мультяшки? — спросила я, разглядывая прозрачные стены, мне было хорошо и меня пёрло.
— Я ничего не вижу, кроме ада в своей голове, — отвечал он.
В один момент он заявил, что мы все видим его мысли насквозь и теперь его тайны открыты для мира. Если кому-то дано читать тебя, как книгу, то ты становишься просто использованным гандоном.
— Мне не нравится, что вы видите мои мысли. Наверное, мне лучше умереть. Это невыносимо, — сказал он, пытаясь выпрыгнуть в окно второго этажа.
— Как же самопознание? — спросила я потом.
— Я познал себя и я ужасен, заявил он.
Когда его отпустило, он на всю жизнь зарёкся принимать психоделики. Мне кажется, это было его единственное табу. Всё остальное оставалось для него привычным и дозволенным. Мы были как Сид и Нэнси, несмотря на то, что Макса воротило от надуманной истории любви этой парочки. Мы всюду таскались вместе и всегда были под кайфом.
— Это полное дно, — сказала я, лёжа на ступенях закусочной.
Была промозглая осенняя ночь. Моя меховая накидка утопала в грязи.
— Мы с тобою застряли на днище, будем спорить, чья любовь чище? — рассмеялся он, передавая мне косяк.
Наверное, это было одним из самых романтических воспоминаний той поры. Я, он и реки ядов, блуждающие в венах. Наркоманы любят друг друга, только пока у них есть наркотики, потому что больше ничего общего у них и нет.
В компании своих друзей он постоянно надо мной стебался. Я была словно мебель, просто модный аксессуар. Его шутки порой были слишком жестоки. Он водил меня на репетиции, чтобы «показать как работают профессионалы». Мне было интересно общаться с Германом, как с гитаристом, но был через чур высокомерен, презирая весь женский род. Он говорил, что лучший способ повысить навыки игры на гитаре — это пришить себе член. Всё «Вороны» начали казаться мне просто шайкой зазнавшихся мудаков. «О боже, — думала я. — Это же совсем не те люди, которыми я когда-то восхищалась». Постепенно менялось всё: мои взгляды на их музыку, моё отношение к Максу. Но мы всё ещё были вместе.
Мы сняли своё хоум-видео. Там и полноценной эротики-то не было. Макс просто снюхивал кокс с моих сисек. Мы целовались, и наши губы покрывала ядовитая пыль порошка. Просто милое домашнее видео, которое мы же сами и слили в интернет с понтом: «У нас есть нормальный секс». В те времена Макса интересовало всё, что угодно, кроме, непосредственно, секса. Он был слишком увлечён наркотиками и музыкой. Я была для него просто изящным дополнением к собственной персоне. Дежурный секс пару раз в неделю и не более того. Я знала, что совершенно его не интересую. Но моей карьере этот роман шёл на руку. Светиться вместе на фотках и в телике — что может быть лучше?
Я поняла, что беременна, когда проснулась однажды утром. Всё было не так… Я сказала об этом Максу, когда сделала тест. Он молча затянулся сигаретой и сказал:
— Когда-нибудь ты выйдешь замуж и будешь рожать живых детей. Избавься от этой… ошибки. Оно ни что иное, как отвратительное продолжение нас самих.
Макс ещё много говорил на этот счёт. Все его слова казались мне такими убедительными. Но я понимала, что на самом деле, он боялся детей, боялся ответственности, боялся стать взрослым… просто он не любил меня.
Он забирал меня с цветами из абортария. Его лицо сияло перекошенной кокаиновой улыбкой. Видели ли вы когда-нибудь глаза кокаиниста? Эта просто пустая чёрная бездна. Макс светился от цинизма. Это могло добить любую, но я воспринимала всё спокойно и ровно. Именно сейчас я полностью осознаю всю ужасность его слов и поступков. Мы были вместе недолго. Боюсь, он даже не скоро понял, что я ушла. Он был слишком занят собой. Неделю спустя Макс позвонил мне и спросил:
— Где ты, чёрт возьми?
— Я свалила, придурок.
— Ах, да, ладно, извини, — ответил он и положил трубку.
