Я выехал сюда по двум причинам. Сначала следует съездить во вражеский Кишинев, оттуда я получил письмо от каких-то пока еще никому не известных нацболов. Затем найти в Тирасполе флаги ПМР — теперь партия должна будет помогать республике бороться за независимость. В Кишинёве я сделал пару звонков и попал на день рожденья одного из активистов местного отделения. Думал, придется пить вино. Всё же Молдова. Оказалось, из чувства патриотической любви к России, Кишиневские нацболы предпочитают водку. Ну и ладно. Посидели, попили, попели песен. Как обычно, очередное отделение партии родилось из местной рок-группы. Её вокалист с перекошенным лицом ритмично орал о своей нелюбви к цыганам. Вот так всегда — в каждом регионе — свои антигерои. В Питере — кавказцы. Тут почему-то цыган не любят. Злой вокалист имел буквальную кличку «Злой».
Руководитель отделения, будущий юрист Евгений Николаев, оказывается, уже давно перечитал всего Дугина, и вообще был очень продвинут. Как будто уже много лет состоял в партии. Это при полном отсутствии контактов с нами. Я тогда, помнится, сильно удивился. Но виду не подал, хотя впечатление создавалось, будто ребят долго консультировали более компетентные взрослые. Вот так, живёт себе отделение, и никто о нём в Москве не знает.
Николаев имел связи с многими депутатами Парламента Молдовы, поэтому работа там закипела мгновенно. Моей задачей, как члена ЦК, было каким-либо образом легитимировать его статус. После распития ящика водки, окончательного всеобщего голосования и утверждения Николаева в должности гауляйтера Кишиневского отделения НБП, я немедленно рухнул с гамака прямо на землю. Вот тебе и хлебосольные молдаване. Напоили. Всё бы хорошо, но почему они вышли именно на меня, а не написали в Москву, на головной сайт партии? Вопросы оставались, и ответов на них было недостаточно. Слишком всё гладко…
15 июля 2002 года силами Московского отделения мы таки провели партийный митинг в поддержку Приднестровья у посольства Молдовы в Москве. Кроме меня, выступили ещё Николаев и Бахур. Думаю, из любопытства и для налаживания контактов делегацию от НБП пригласили в Тирасполь на международный форум "Мы — Россия". Мы оказались там единственной представленной российской партией. Безусловно, приднестровцы ждали от нас не только публичной поддержки. Их наверняка пугала наша непредсказуемость, и они нуждались в "более плотном" знакомстве с лидерами. Никто в Приднестровье на тот момент не знал, как повернется ситуация. Хорошо или плохо, что у Республики появились добровольные защитники в нашем лице? Впрочем, других на тот момент защитников интересов ПМР в политической российской тусовке не вырисовывалось.
По окончании форума нас пригласили на коньячный завод КВИНТ. Сначала мы полчаса бродили по ангарам с коньячными бочками. Экскурсия была что надо. Надышавшись испарениями, уже в ангарах делегация изрядно захмелела. Затем начался фуршет. Подносили коньяки разных лет выдержки. Играл ансамбль народной музыки, в клетках ходили и орали павлины. На столах лежала еда в неумеренных количествах. Мы с Голубовичем и Линдерманом пили и ели. Тишин только ел, но тоже был как пьяный. После разных там Дзержинсков — и такой радушный прием! Наверное, везде, кроме ПМР, нас считали просто отребьем. Толя Тишин растрогался и объявил, что ПМР в случае войны с Молдовой поедет защищать обязательно. Под конец фуршета к нам присоединился министр МГБ Антюфеев, бывший командир Рижского ОМОНа. Герой невзоровских телерепортажей о предательствах и мерзости, сопровождавшей позорное бегство советских войск из Прибалтики. В черной рубашке, легендарный Антюфеев со своей бородкой чем-то напоминал позднего Че Гевару. Думаю, его как когда-то и Че, тяготит должность министра. Антюфеев до сих пор числится в международных преступниках, и, как и все бойцы Рижского ОМОНа, объявлен в розыск Интерполом. Как и вся элита ПМР, Антюфеев — гражданин России. Только в России он может чувствовать себя в относительной безопасности. В любой другой стране мира его обязаны арестовать и этапировать в Латвию. Антюфеев горячо обнимает своего земляка — Володю Линдермана, лидера латышских нацболов. Через полгода латвийские власти обвинят Линдермана в подготовке покушения на их Президента, и Россия сначала арестует, а затем откажет лабусам в его выдаче. А пока все фотографируются. Добро пожаловать в республику победившей революции!
Наш ужин продолжился в гостиничном ресторане. Народ пел песни и подолгу говорил тосты. В этот последний день мы с нацболами гуляли до утра. Я демонстрировал памятники. Подошли к Суворову, к Вечному Огню, где лежат первые защитники республики. Постояли молча. За горбатым мостиком полезли в Днестр. Сумасшедшее течение куда-то сносило вбок. Вода была очень теплая. Всю ночь по Тирасполю лазили выпускники. Девушки в бальных платьях ходили взад-вперед. Мы не сразу допёрли, что сегодня — выпускные балы. Поначалу думали, что это — свадьбы, и невесты почему-то поодиночке лазят по городу, и никто их не крадёт.
Первым рейсом улетели в Москву Тишин с Линдерманом. Мы с Голубовичем ранним утром, часов в шесть, пошли через поле на Днестр. Было очень красиво — дикий берег и сильное течение. Разделись и полезли голыми купаться. Долго говорили о Приднестровье. Я рассказывал ему про советские времена, про то, как здесь было до войны. Накупили ему в дорогу коньяков, и я посадил его в автобус, а сам поехал в Днестровск.
Через день я уже болтался в поезде «Одесса-Москва». В купе села очень вежливая девушка лет двадцати. У неё были какие-то проблемы с мужем в Москве. Он был большой босс строительной фирмы, и случайно застал её, трахающуюся со своим компаньоном. Они серьезно поссорились, дошло до развода. Поезд, как правило, место исповедей. Девушка достала траву и из пластиковой бутылки соорудила бурбулятор. Сбоку надрезала, а на носик надела фольгу от шоколадки. Травы было не очень много, поэтому лучше так. Экономнее. Я достал Букет Молдавии. Белый. Это значит, что форум "Мы — Россия" закончился для меня на очень позитивной, душевной волне. Мы сидели на полу в тамбуре, и втыкали. Трава — это всегда добрый знак. Она сопровождает тебя, когда твой путь лежит в нужный край земли.
В середине июля я до конца лета снял квартиру в Тирасполе. В пяти минутах ходьбы от Днестра. Вот она, страна победившей революции. Вот он, народ, отстоявший свою независимость. Вдыхая здешний воздух, я ощупывал, прикасался ко всему, что было вокруг. Как будто ты раздеваешься и бежишь вдаль, по конопляному полю. Твое тело обволакивает пыльца, и ты прикасаешься к запредельному уже изнутри. Революцию обязательно следует потрогать изнутри. Как она там?
В эти полтора месяца я много общался с простыми людьми, набирался впечатлений. Только почему-то ни у кого не блестели глаза при разговорах о своей республике. В основном, люди были озабочены собственной нищетой и продажностью политиков. Изнутри десятилетней свежести революция напоминала кариес. Уровень жизни крайне низок. Молодежь бежит из республики куда глаза глядят. Не в Молдову, нет. Молдове вообще труба. Там кругом голод, нищета и эпидемии. Приднестровцы долгое время выживали на бартере. Покупали в Одессе дешевое нижнее белье, крышки для закаток, старую одежду и обувь, и меняли это в бессарабских сёлах, у крестьян Молдовы. На продукты, овощи и фрукты. На жирных гусей и персики. Бедные молдавские крестьяне, вечные труженики, были рады. У них совсем не было денег, а у всех были дети и внуки. Приднестровцы быстро освоились в молдавском языке. По крайней мере, на уровне числительных и наименований товаров и продуктов. Здесь, в молдавских сёлах, не было никаких национальных конфликтов. Людям просто нужно было выживать. И никто в деревнях Молдовы не смотрел — русский ты там, или хохол. Приехал — разложил товар — сделал бартер — и будь здоров. Так Приднестровье просуществовало не один год. Все привыкли терпеть. Латинская Америка. Макондо сплошное. Власть приучилась жить отдельно от людей. Люди окончательно отделились от власти. Разбежались — кто в Европу, кто в Россию. Всего — то десяток лет прошел после войны. Республика совсем молода. И всё то же. Тот же бархат знамён за спиной нервно озирающихся чиновников, ковровые дорожки, те же надменные лица мэров и министров. Те же скользкие взгляды. Крупные промышленники и торговцы бензином. Бюрократия и дети бюрократии. Как оказалось, в той революции начала девяностых и в Молдове, проигравшей войну, и в Приднестровье, войну выигравшей, есть единый общий триумфатор. Властитель судеб. Хозяин всего сущего. Бюрократия. Нравы земные неизменны. Пороки неустранимы. Выжечь калёным железом? Но придут другие, с теми же лицами. Карьеристы и проходимцы.
Думали ли те, проливавшие кровь в Бендерах летом 92 года, кто именно воспользуется их победой? Кто пройдет по их телам? Я разговаривал с многими участниками той войны. Да, они, если нужно, и сейчас пойдут защищать свои семьи от полиции и армии Молдовы. Война есть война. Но только семьи. Не власть. Не тех, кто теперь всем здесь владеет. Каждый житель Приднестровья смотрит на россиянина с затаенной мечтой: "как там у вас, в России? Нет ли для меня какой-нибудь работы?"
