– Такие женщины нравятся всем, – ответил я машинально. – Нужно снова влюбиться, чтобы для всех стать потерянным.
– Ты женат?
– Разведён.
– Я тоже.
Я дал Толяну денег, он купил пива. Мы уселись за столом.
– Сам ушёл от жены? Или она ушла? – я продолжал любопытствовать. На самом деле меня это мало интересовало. Надо было поддерживать разговор.
Он рассказал свою историю. Она походила на мой случай. Толян убивался – чего ей надо было? Деньги были, большие деньги! Квартира, машина… Да, я часто бывал на сборах…
– Вот именно – ей тебя как раз и не хватало. Девушка… Чувства… Любовь… Жена… Если ты сам ушёл от них, то всегда можешь возвратиться, если от тебя ушли – пиши, пропало всё, не воротишь. А любовь-суку всегда жаль, когда она уходит. Но жаль до тех пор, пока не появляется другая.
Потом мы пошли к морю. Толян не купался. Он говорил, что приехал недавно, но его кожа имела настоящий морской загар. Он здесь был давно.
Я вышел из моря. Вытерся полотенцем. Толян попросил сотовый телефон. Я дал позвонить.
Он поздравлял кого-то с днём рождения. Номер того человека Толян помнил наизусть.
Когда он вернул телефон, я спросил:
– Что случилось? Ты тот, кто есть, но не тот, кем был.
Он ушёл от ответа. И я его больше не спрашивал о прошлой жизни. Мне было всё ясно. Для него всё было сложно.
Вечером мы ужинали за мой счёт.
Затем Толян исчез, сказал, что надо встретиться с человеком, который должен ему деньги. Я понимал, он врёт. Хозяйка гостиницы, женщина в возрасте, некрасивая женщина, приютила его, я догадывался. И он с ней расплачивался тем, чем мог, – натурой. Это было понятно.
Несколько дней я не видел Толяна.
Я познакомился с постояльцами гостиницы. Поздними вечерами вокруг стола стали собираться человек двенадцать, наверное. Представители Севера, Востока, Запада и Юга России. Присутствовали всегда три танкиста (без собаки), с Омска, будущие офицеры; муж с женой с Казани, тихая парочка, приближающаяся к полувековому периоду; сорокалетняя парикмахер с Брянска, лично знавшая Эдуарда Багирова (несколько раз делавшая ему стрижку), заметившая: «Какой же Эдик бабник!» Бывший сорокадевятилетний мичман из Антрацита бредил предстоящими военными сборами, в них он углядел возможную войну России с Украиной, что, по его мнению, могло привести к третьей Мировой; молодая парочка из Москвы присутствовала со своей болонкой; был я и ещё кто-нибудь.
Каждый рассказывал о своей жизни. Кто-то интересно рассказывал, а кто-то не очень.
Перед тем, как собраться, я покупал себе бутылку вермута, предлагал собравшимся, но никто не пил. Курили, главное, все, но никто не пил. Меня это удивляло. И чтобы не выделяться – я выпивал за вечер два литра вермута (брал в магазине вторую бутылку). Меня кумарило, язык пытался развязаться, но я специально говорил мало, больше слушал. Даже неинтересный рассказ со стороны казался интересным – вино чужие разговоры делает содержательными. Правда, уже на следующий день не помнил, о чём мне рассказывали.
Лишь один человек показался в этих посиделках интересным – это толстая-толстая дама лет шестидесяти, она была с внуком.
Она рассказывала о своих болячках – у неё случилось четыре инсульта, видимо, поэтому она иногда забывала некоторые слова, делала паузы, вспоминала, продолжала говорить, прикладывая некоторые лишние усилия; рассказывала о своей работе на Севере, в Норильске. Работала она товароведом в Советские времена. Говорила интересно, образно. На мою ремарку, что товароведы жили неплохо, имели всё, так сказать, она возразила – взяток я не брала. Естественно, я не поверил – ну, да ладно. У нас никто ничего не ворует, однако.
Рассказывала, как чуть не разбилась на самолёте. Спасли шофёры «Уралов». Задние шасси самолёта не раскрылись, и приземлялись, уточнила она, крыльями на борта движущихся по взлётной полосе автомобилей. Я представил эту картину – получилось американское кино. Хотя я пил российский вермут. Зависимость от Запада проявлялась даже у меня. Это происходило в самом безопасном месте, в моей голове.
– Остались живы, видишь, Витя, – сказала она. – А то бы точно меня б здесь не было, не было бы внука и дочки.
– А где дочка? – спросил. К этому моменту все уже разошлись спать. За столом мы остались одни, часы показывали два часа ночи.
– На яхте плавает. Ночное купание себе устроила. А внука на меня бросила. Вот и жду её. А то давно бы спать пошла.
– Как зовут дочь?
– Маша… Да ну её! Шалопайка! Уже дважды замужем была. Никакого толку! Ни от мужей, ни от неё самой.
И только мы о Маше разговорились – явилась она. Ужаленная.
Я предложил ей вермута. Она не отказалась. Организм требовал яда ещё.
Сделав глоток, она заявила:
– Мама, завтра еду в Ростов-на-Дону…
– Куда?..
– Мама!.. Э-э… Налей-ка мне побольше, – Маша протянула стакан в мою сторону, я ей вылил остаток вермута, нужно было бежать ещё за одной бутылкой (в соседнем магазине нарушали закон, алкоголь продавали круглосуточно), поставил бутылку под стол. – Мама… я познакомилась с отличным парнем!.. Мама, он беженец с Украины, с Луганска. Живёт у родственников. В Ростове-на-Дону. Он пригласил меня в гости. Завтра он уезжает. Я еду с ним!
Мама в шоке! Глаза округлились.
– А с ребёнком должна остаться я? Не пущу!
– Мама, я что – никогда не сбегала из дома… Молодой человек, – она достала планшет из сумки, – посмотрите какой красивый парень, и он пригласил меня к себе, посмотрите…
Я увидел Машу в объятиях какого-то смазливого мальчика. Видимо, они познакомились в море, на яхте. Только что. Ему было лет двадцать пять, на первый взгляд. Бабы таких пацанов любят.
– В таком возрасте, – заметил я, – на Востоке Украины ребята за свою Родину гибнут. Или он инвалид?
Мне не ответили.
Я пошёл в магазин за вермутом.
Когда вернулся, никого за столом не было. Мать с дочерью ушли спать.
Ночь приближалась к утру. Я закурил. Налил себе стаканчик. Я находился в том самом состоянии, когда жизнь казалась прекрасной. Мне ничто, никто не мешал. Глубокая затяжка сигаретным дымом, глоток вина – весь мир идёт нахуй, остаёшься только ты, тлеющая сигарета и вино. Спать не хочется. Кажется, всё хорошо на этом свете. Но понимаешь (а я ещё понимал), что никто не в состоянии воспринимать действительность такой, какой она на самом деле есть. Здесь мир и тишина, рядом море. А в нескольких сотнях километров – война. Кто-то гибнет, а кто-то прячется у родственников в Ростове-на-Дону. Правда – это куб. И каждая его грань имеет свою плоскую истину. Рассмотреть куб, чтобы увидеть все его стороны одновременно, никому пока не удавалось.
Я и не заметил, как ко мне подсела Лена. Ксюня села рядом (удивительно, что дочку она таскала с собой всё это время; ещё больше я удивлюсь, когда узнаю, что она оставляет порой её одну с вечера до самого утра), но строгий голос матери отправил девочку спать.
– Сигарету можно? – спросила она.
Я чиркнул зажигалкой.
– Не видел никогда, чтобы ты курила.
– Я почти не курю.
– Лена?
– А ты Виктор – тебя Толик по имени называл.
– Ага. Вермута, может?
– Налей, только немного… Ты один?
– Один.
– А я замужем, – отрезала Лена, дала понять, мол, ничего не будет. Я это понял именно так.
– Дочка у тебя самостоятельная, – сказал я. – Сама в туалет ходит, сама в душ, посуду даже сама моет. Слышал, ей шесть лет. И послушная. Чьё воспитание? Соседский мальчуган капризный. Хотя, мне кажется, они одного возраста.
– Я воспитываю. Муж постоянно работает. Он нас содержит, и я не жалуюсь.
– Хороший муж, значит, у тебя.
– Пожаловаться не могу. Но вряд ли ему понравилось бы, что в два часа ночи я завела знакомство с одиноким мужчиной.
– Он хочет быть обманутым, раз уж ты со мной.
Я закурил. В возникшей паузе я лучше рассмотрел свою собеседницу. Она не была красоткой, но обладала чем-то таким, что заставляло её полюбить, сделать счастливой, если, конечно, такое было возможно.
– Я тебе нравлюсь?.. – Лена спросила неожиданно. И тут же сама ответила: – Нравлюсь. Это заметно. Ты тоже ничего. Просто так не подсела бы. Я имею свои представления о красоте. В том числе – о мужской красоте. Ты полная противоположность моему мужу. Он брюнет. И очень толстый. Не следит за собой.
– Может, ещё вермута?
– Ага. Какое плохое вино, заметь. Ты всегда пьёшь такое говно?
– Я пью то, что сейчас можно купить. А выбор в ночном магазине не велик.
Вскоре я шёл в магазин за очередной бутылкой. Вермут изменился во вкусе! В лучшую сторону.
Разговаривать приходилось в полголоса, чтобы никого не разбудить. Я подсел ближе к Лене. Обнял её. Она не сопротивлялась.
– Я в душ, – сказала она. – Ты – после меня. Главное, дочку не разбудить.
