– Ты гонишь! – Белка уставилась на меня глазами-блюдцами. Знаешь, такими блюдцами, из которых только что поели грибов.
– Не перебивай! Конечно, я гоню! А как иначе? Все, что люди в своей муторной истории называют змеиным словом «искусство» – по сути, сплошной гон ради чувственности, красоты и самовыражения! Впитала? Так я продолжаю гнать?
…Охранять белку стало важнейшей задачей государственного аппарата этого маленького острова. Поэтому те, кто занимался охраной, автоматически становились людьми привилегированными и состоятельными. Все шестеро стражей принадлежали к высшей островной знати. Вот только жизнь их перестала быть жизнью в нормальном человеческом смысле и стала одной сплошной службой. Каждая минута была подчинена главной цели. Они жили не для себя, а для белки.
– Типа борцов сумо в Японии? – Белка решила наконец вписаться в игру, – я читала где-то, что борцы сумо, особенно чемпионы, у себя на родине – полные национальные герои вообще! Получают нереальные бабосы, могут потребовать себе все, что захотят, любой дом, любую тачку, любую телку. Расплачиваются, как и твои слуги, жизнью. Вся жизнь этих тюленей, с питанием, с режимом и нечеловеческой самоотдачей, полностью гробится ради спорта. И загибаются они лет в тридцать от ожирения… Зато имеют при жизни все, что захотят…
– Да-да, что-то типа борцов сумо, только гораздо круче в смысле подготовки. Ты только представь, какими навыками нужно обладать, чтобы скакать с елки на елку вслед за Подопечной да при этом еще «не докучать ей своим видимым присутствием»! Выучи наш «старинный свиток», это – твоя фамильная реликвия. Короче…
…Охрана белки была непохожа ни на какую работу в мире. Здесь требовалось особое искусство. …«создавать иллюзию свободы передвижения, не обнаруживать своего присутствия, быстро лазать по соснам и елкам…» Ух! Это не перекачанными бычками по территории прохаживаться и по каждому поводу за стволы хвататься. Стеречь белку – высокая культура! У Стражей был свой устав, прописанный так, что современной российской конституции и не снилось. Так вот, моя красавица народная артистка! Твой род происходит от Страпона Зубеки – Главного Стража Ее Ценнейшества Национальной Реликвии Острова Буяна. То есть белки. Они почему-то писали ее имя с маленькой буквы…
– Ну вот, задумчивый папарацци, – Анка игриво бросает в меня оливкой, – я тебе душу раскрыла. Поведала о своем главном творческом достижении! В этом – вся я. А ты угрюмо молчишь, как дихлюст… Не перебиваешь меня, не переспрашиваешь… Как-то не по-мужски.
– Да я заслушался, – тихо отвечаю ей, стараясь не выдать, что парализован той безотчетной грустью, для которой ни люди, ни боги так до сих пор и не нашли имени, – а кто такой дихлюст?
– Да откуда я знаю. Если б могла подобрать для тебя слово – сказала бы. А так ты – дихлюст! И вообще, меня не ценишь, – Анка грубо требует признания.
Отвечаю со вздохом:
– Ты придумала гениально! Пушкин выщипал бы бакенбарды от зависти!
– И снова «здравствуй, ирония…». Ух! Мне бы твою предсказуемость.
Я угрюмо наблюдаю за Анкой из глубины своего меланхоличного подполья. Как ей удается создавать столько контрастов? Три часа назад, мне казалось, она была растеряна, блестки ее самоуверенности поосыпались, она боялась за подругу, я чувствовал ее страх… и она хотела сообщить мне нечто важное… А сейчас сидит, как ни в чем не бывало, жует осьминогов и трындит о каких-то легендах. Когда же я научусь разбираться в женщинах?
– Расскажи еще про Стокгольм, вы же там дней пять протусовали. С Radiohead все понятно, а город? Удивил?
– Удиви-и-ил?! Город убил! Извини, – Анка внезапно становится серьезной. Мисс контрастный душ. – Ты… извини, что я рифмую к последним… событиям… Но по-другому не скажешь. Я обещала сообщить тебе важное…Так вот. Одной артисткой в те дни в Стокгольме стало меньше! Мы потеряли певицу Белку!
– Что-о-о-о?! – эта ее фраза, брошенная, скорее всего, ради эффекта петарды, внезапно выводит меня из состояния ступора.
– Вот представь, перед нами не стол, а – карта Стокгольма, – Анка в одном ей ведомом порядке раскладывает по столешнице нож, зубочистки, солонку, перечницу и тюбик с губной помадой. – Помада – Санкт-Эриксплан, нож – озерцо Карлбергссон, солонка – Васапаркен и так далее, ты же все равно там не был…
– Вот тут, в доме номер тринадцать по улочке Pёpcтpaндcгaтaн, – Анка высыпает из перечницы на стол горстку красноватой пыли, – Белка решила навсегда распрощаться со своей детской мечтой. Да-да, ты правильно меня понял, она решила послать «в муравейник» весь этот рулеточный шоу-бизнес! Не смотри на меня так, как мы тогда смотрели на нее. Сандро первым вылупил свои гигантские иллюминаторы:
– Белка! Дура! Оглянись вокруг! Люди по восемь часов в день горбатятся менеджерами, секретарями, клерками и не могут реализовать свое жизненное призвание. Над планетой – аура несчастливости. А ты попала в шоубиз, туда, где твое призвание – певица! – реализуется, твои творческие идеи воплотятся, твоя мечта осуществится! И ты хочешь свалить оттуда?! Это – конкретная оплеуха Богу! Ты сознаешь? Не кощунствуй, Бог может дать сдачи!
– А она?
Она лишь пожала плечами. Мы тридцать восемь раз переспросили: «Ты уверена?» И она сорок шесть раз ответила: «Абсолютно!»
– Почему сорок шесть?
– Потому что Белка – натура артистическая, заводная. Мы уже перестали спрашивать, а она, заткнув уши и зажмурившись, продолжала вопить: «Абсолютно! Абсолютно! Абсолютно!» А потом открыла глаза, пристально нас оглядела, выдержала километровую паузу, – кто ее только научил? – и тихо так произнесла: «Можете загадывать желание. Звезда упала». Ух! Зачистка в джунглях!
Я ловлю за фартук юркого официанта, который пробегает мимо нас петушиной походкой с подскоком на левую ногу, и требую свои двести капель виски.
– А мне – сто «мартини», самого шпионского, пожалуйста, без льда, – поддакивает Анка. – Ну, что ты так смотришь?! Все произошло молниеносно! Я оглянуться не успела, как Белка пропала, иначе об этом не скажешь. Вот представь, ты видишь перед собой живого человека, которого ежедневно, ежечасно, ежеминутно волнуют тысячи мелочей. Типа: «Какая погода на улице? Где мы будем завтракать? Сколько калорий в этом омлете? Какое платье надеть вечером? О! Какой прикольный растаман прошел! Почему здесь так много мулатов? Как тебе вот эта строчка? Правда нравится? Думаешь, получится хит? Нет ли у кого-нибудь сильного снотворного? Боюсь лететь обратно! Просто боюсь летать…»
Вот перед тобой живая Белка, какой ты ее знаешь и любишь! И тут вдруг – р-раз! – будто щелкнули тумблером – свет гаснет, публика замирает, дирижер в коме, оркестранты испражняются в яму! Ее глаза вдруг вспыхивают нездешним светом, затем как у жрецов Вуду… Видел когда-нибудь настоящих жрецов Вуду?
Я отрицательно мотаю головой.
– Неважно. Я тоже не видела. Но, думаю, у них все происходит именно так. Глаза будто бы начинают смотреть вовнутрь, понимаешь? Человек уходит в глубокий транс, в котором лично он проживает невероятно насыщенную впечатлениями жизнь. Для него все краски мира становятся на порядок ярче, запахи – острее, звуки – прекраснее. А для нас, неотрешенных, которые наблюдают этого крылозуба снаружи, он выглядит как пластиковая кукла, у которой почему-то человеческая температура тела. Мумия! Чуешь ветер?
Я киваю. У меня от ее рассказа глаза тоже начинают темнеть и затягиваться нездешней пеленой.
– Во всем виноват Гамлетович, литерная сволочь… Ух! Мы еще в Москве собрались его разыскать. Случайно в Нете наткнулись на блог одной шведской телочки, типа психоаналитика или секретаря психоаналитика, мы так и не пробили. Она в этом блоге описывала «любопытный случай из практики». Как один из пациентов ее клиники, вполне здоровый и дееспособный человек, на сеансах утверждает, что он – прямой потомок Гамлета, принца, как ты помнишь, датского. Мы честно обрадовались! Вот ведь здорово – в Европе тоже есть наши! Банзай! Мы не одни такие чокнутые на острове! Списались с этой мистресс, уговорили раскрыть инкогнито потомка. Она адрес не дала, но написала, где он работает… ты не поверишь…
– Поверю, – нетерпеливо говорю я, – теперь уже во все поверю.
– С работкой ему аукнулось – королевский гвардеец! Стоит посменно в карауле у королевского дворца. В полдень они там шоу на площади устраивают, что-то вроде нашей смены караула у мавзолея. Мы, как дураки, специально для этого проснулись в пол-одиннадцатого, дунули на завтрак для самочувствия и поперлись к шведскому королевскому жилищу. Представь себе картину, – Анка вскакивает и начинает в лицах изображать ситуацию, заодно гримасничая и за неодушевленные предметы, – часы бьют двенадцать, пушка стреляет хиленько, как новогодняя хлопушка, человек двадцать японских туристов с фотокамерами переминаются с ноги на ногу, и… в этот момент я державно всей своей эпилированной кожей чувствую, что Россия – великая и непобедимая страна. А ты в курсе, какой у меня рвотный рефлекс на слово «патриотизм»!
