Надо срочно принимать меры.
Рядом со мной — моя гайка, она готова помочь, но я не жду ничьей помощи.
Вскоре мы попадаем в помещение, являющее собой прообраз многоячеистого жилья-квартиры. В обширной захламлённой по углам комнате стоит старинный письменный стол. Там же присутствует человек — опальный сетевой политик левого толка. С плохо скрываемым раздражением он предоставляет в моё распоряжение ржавый санузел за светлой полиэтиленовой шторой. Я забираюсь в ванную, включаю воду, снимаю одежду, вытряхиваю экскременты.
Такое уже было в прошлом: новогодние пиздянки в пивном павильоне, чёрно-зелёный свитер, полосатые брюки, цепь вокруг пояса. Стальная цепь для сторожевой собаки. Четверо в кожаных куртках, среди них — блондин с сигаретой, назвавший меня «бычком». Из видимых повреждений остались чёрный ус на верхней губе и красный белок глаза: учитывая соотношение сил, легко отделался.
Но в тот раз кал был более жидок и резче пах. Теперь же экскременты тёмные, плотные, запах не выражен; я складываю их кучкой у стока и размываю струёй горячей воды, затем приступаю к стирке. Сетевой политик с ворчанием бродит по комнате.
(Недавно 2-ая жена моя приобрела во сне мужские руки: она ощупывала себя этими грубыми волосатыми конечностями — грудь, живот и лобок, подбритый полоской, — чтобы познать ощущения, испытываемые при таком раскладе самцом.)
Из окна медленно скользящей по стальной колее электрички я созерцаю места, где прошло моё детство. Такое ощущение, что теперь — это лишь пластиковая бутафория, макет, кукольный театр условных обозначений. На углу улицы, где я бил фонари из рогатки, стоит теперь цветастая бензоколонка, а чуть поодаль — бар, разукрашенный в таком же «заокеанском» стиле.
А самое первое воспоминание — жёлтая подушка на муравейнике в траве.
Осознание приходит естественно, как здоровый оргазм. Я смотрю на своё лицо в освинцованном зеркале и вижу расплескавшиеся по радужке кляксы зрачков, похожие на жирные капли битума.
Страх проходит — его место занимает уверенность.
Я подхожу к окну и смотрю вниз. Внизу — широкий жестяной карниз, покрытый инеем. Прыгаю вниз головой; опускаюсь медленно, как камень в масло, толкаюсь от карниза вниз, вдоль стен, к влажным ветвям дерев.
Под карнизом из распахнутого окна появляется перезрелое женское туловище с поливочным инструментом и соской. Зависаю прямо над ним и со смехом выдёргиваю соску изо рта: изумление и страх предназначены скорее в усладу моих ожиданий.
Стою на балюстраде белого мрамора, передо мной — огромный пустынный зал, стены местами задрапированы тёмным. На ступенях металлическое сооружение: позолоченная фигура на никелированной подставке. Из головы у фигуры торчит нечто, напоминающее ключ. Пытаюсь разглядеть эту конструкцию внимательнее, беру в руки, пытаюсь повернуть «ключ»: безрезультатно. Бросаю статуэтку на ступени — «ключ» вонзается в мрамор словно нож в дерево.
Двое молодых людей в тёмных фраках играют на флейтах, но звук, извлекаемый ими, больше всего напоминает скрип. Постепенно этот скрип становится громче, насыщенней, и осознание исчезает в нём, просачиваясь как в марлю.
Один мой знакомый, известный представитель одиозных неформальных течений, известил меня, что ищет помещение для фотосессии. Польщённый возможностью обретения определённого веса в кругах андеграунда, я приглашаю его и троих сотоварищей (2 штуцера и гайка) в загородный дом отчима (на прилегающей к дому территории есть двухэтажный деревянный сарай, выполняющий функции хозблока и в настоящий момент почти пустой).
Встречаем гостей у ворот. Мой приятель (заросший щетиной свирепого вида толстяк), с ним высокий блондин с крупным носом, затем — невыразительный молодой человек среднего роста со странно знакомым лицом (похоже, что он здесь главный, и про себя я называю его «режиссёром»), и, наконец, девушка (брюнетка, волосы до плеч, тощая, жилистая, с монголоидными глазами при болезненно-бледном отёчном лице) — в ответ на приветствие она жмёт мне руку с почти мужским усилием.
Мы проходим в сарай, поднимаемся на 2-й этаж и включаем лампы дневного света (здесь я предполагаю организовать фотосессию).
Отчим пытается завести непринуждённую беседу, но гости отвечают скупыми репликами и недружелюбным молчанием. Я удивлён и озадачен.
«Режиссёр» недоволен освещением, он говорит, что моё предложение им не подходит, а затем предлагает мне купить необходимое оборудование. По возможности вежливо я отвечаю, что предложил помощь безвозмездно и на добровольной основе, так что, если условия их не устраивают, они вольны искать для своих целей альтернативный вариант без моего участия.
Не попрощавшись, гости выходят.
Я следую за ними через луг, желая переговорить напоследок с привезшим их приятелем, однако, когда я догоняю его, тот лишь злобно огрызается: «лучше сделай, что тебе сказали!»
К такому обороту я оказываюсь не готов, во мне кипит возмущение: жалкие неблагодарные маргиналы… В этот момент девушка разворачивается и, невнятно шепча ругательства, делает рукой резкое движение, окропляя лицо моё едким брызгами. Я вскрикиваю от неожиданности и отбегаю, понимая вдруг, что эти существа не так безобидны, как кажутся.
Они кричат мне вслед, и я спешу назад, к дому. Уже на подходе я оборачиваюсь и вижу, что высокий блондин поднимает что-то с земли и швыряет в мою сторону. Я не делаю попыток увернуться, уверенный, что стою достаточно далеко, когда пущенный блондином камень с жутким свистом проносится рядом с моей головой и в пыль разбивается о стену.
Я в шоке.
Блондин наклоняется повторно и мощно замахивается. Во власти паники, я бегу, не разбирая дороги. Я понимаю, что противостоящие мне существа — железные. Вокруг меня свистят снаряды, метаемые блондином с нечеловеческой силой и точностью. Внезапно дорогу мне преграждает «режиссёр». С мерзкой улыбкой он снимает со своей шеи цепочку и, быстро пробормотав над ней заклинание, ловко бросает её мне за шиворот.
Я ору и катаюсь по земле как ужаленный: цепочка раскалена.
Ужас охватывает меня. Враги злобно смеются; сознание моё постепенно рассасывается, но через мгновение я вновь обретаю себя в темноте на пропитанной п0том кушетке.
Меня относит глубоко назад: я в квартире школьного приятеля А., сына актёра. Здесь же школьные приятели Г., З. и длинная тощая с двух-кулачковой жопой еврейка С.
Некоторое время мы неопределённо развлекаемся — возможно, курим — я вспоминаю, что хотел взять из дома машинку для закручивания косяков, но запамятовал — что же, сверну «козью ногу» из газеты… Раздаётся звонок в дверь — я открываю — на пороге незнакомая девица с крупным носом. Это подруга А.
А. с девицей закрываются на кухне, а З. с тощей еврейкой идут в спальню. Спустя пару минут я захожу к ним и вижу, что они робко пытаются совокупиться на широкой кровати с массивной дубовой спинкой. Похоть жжёт меня, я кричу:
— Серёга, как насчет ммж?
Но З. недоволен: у него нет эрекции. Я понимаю, что веду себя неуместно. Через кухонную дверь доносятся характерные всхлипы — А. страстно копулирует с подругой.
Какое-то время мы общаемся с Г. (монгольское лицо его раздуто, словно под увеличительным стеклом, подробно видна щетина); затем я выхожу в коридор, где наталкиваюсь на огорчённого З. Начинаю успокаивать его: далеко не у всех получается вот так, сразу, как у А. на кухне — тем более, что с носатой девкой у него давние отношения.
Ощутив потребность справить малую нужду, иду в туалет. В квартире просторный совмещенный санузел. А., который уже закончил половой акт, демонстрирует мне сложный, выполненный по последнему слову техники унитаз. Унитаз плоский, напоминает миску, и снабжён встроенным душем. Неожиданно А. направляет струю из душа мне на штаны — штаны намокают, как если бы я обоссался. Типичная для А. шутка. Я свирепею, выхватываю душ и обливаю А. всего с головы до ног, затем бью по лицу — А. падает на пол. Сразу я отчётливо понимаю, что А. необходимо убить. Прыгаю ему на грудь — ноги проваливаются в грудную клетку, словно в гнилую корзину. То же происходит с головой. Весь санузел вымазан внутренностями А. Вспоминаю про лежащий на полу нож: отчего я им не воспользовался — грязи было бы меньше.
Спустя невнятный промежуток времени оказываюсь на улице и иду дворами сквозь низкий лишённый листвы кустарник. Страх разоблачения гнетёт меня. Неожиданно вспоминаю, что убил не только А., но и его вернувшихся домой родителей.
…- Мёртворождённый лишенец, доктор @ имеет сетчатые руки и кабель, который можно использовать как антенну.
…кто это говорит?…
Я не сразу осознаю произнесённое самому себе, потому что всякий раз произношу по-своему.
