Он положил сигарету на подоконник и расстегивает штаны. Малый в это время уже застегивает ширинку. Вэк подходит к нему сзади и ссыт на штаны, оставляя темные пятна. Малый плачет и идет к двери.
– Куда? – говорит Вэк. – Ты еще не покурил. Он берет с подоконника свою сигарету, затягивается и выпускает дым прямо на малого, потом еще.
– Теперь можешь идти.
Малый выскакивает из туалета.
– Зря ты его обоссал, Вэк, – говорит Бык. – Ну, обдуть дымом – ладно, а обоссывать нахуя?
– Нахуя ты его защищаешь? – говорит Вэк. – Он что, твой брат или друг?
– Нет, так просто.
* * *
В гардеробе после уроков к нам с Вэком подходит Быра.
– Слышь, пошлите сегодня ко мне, у меня самогонка есть.
– А дома кто? – спрашивает Вэк?
– Только баба. Но она мешать не будет.
– Ладно.
Одеваемся и идем к его пятиэтажке рядом со школой.
– Это ты, Сярхей? – спрашивает баба, когда Быра отмыкает входную дверь.
– Да, я. Тихо ты.
Мы входим в узкую прихожую. В ней воняет гуталином и пылью.
– Пошли на кухню.
Быра достает зеленую бутылку 0,7 мутной самогонки, заткнутой газетой, кусок сала, полбулки хлеба и три соленых огурца.
– Сярхей, а хто это с тобой?
– Тихо ты. Кто надо. Не мешай.
Быра закрывает кухонную дверь.
– Она заебала уже. Мамаша ее прописала, чтобы двухкомнатную получить. У нее раньше дом в деревне был. Продали. Гарнитур мамаша купила. Польский.
Быра разливает самогонку по стаканам, нарезает хлеб и сало.
– Ну, будем, – говорит Вэк.
Чокаемся и выпиваем.
– Ты что, правда, Анохину выебал? – спрашивает Вэк.
– Да, три раза. Летом еще.
– Где?
– Да здесь.
– А баба?
– А хули баба? Сидела в своей комнате.
– Может, еще скажешь, Анохина целка была?
– Нет, не целка.
– И как все было?
– Ну, как. Пришли, вмазали, музон там, хуе-мое, разделись, потом…
– А как ты добазарился?
– Ну, как. Говорит – пошли музон послушаем, у меня темы классные есть.
– А она?
– Давай, пошли.
– А что сейчас?
– Что сейчас?
– Больше не дает?
– Если захочу, то даст.
В кухню входит Бырина баба. Она в деревенском разноцветном платке.
– Ай-яй-яй. Такие маладыя – и уже пьють.
– Иди отсюда, не мешай.
– Усе матке скажу.
– Ну, скажи.
– А мне можно? Тридцать капель?
– Можно, только потом вали отсюда и не мешай.
Быра наливает ей в свой стакан самогонки, отрезает хлеба и сала.
– Ну, спасибо, унучык, – «баба» выпивает самогонку, закусывает.
– Ну, все, теперь иди.
Баба выходит.
Быра наливает всем по второй. Выпиваем.
– А ты не пиздишь? – спрашивает Вэк.
– Про что?
– Насчет Анохиной. А если мы у нее спросим?
– Ну, спрашивай.
– Алкаголики, еб вашу мать, – слышится голос бабы из комнаты. – Ня вучацца, а только пьють. Алкаголики, пьяницы.
– Заткнись, – кричит ей Быра.
– А ты на миня ня крычы. Мой дом продали – это счас мой дом.
– Заткнись ты, сука.
– А ты так со мной не разговарывай. Гауно ты ящо.
– Ты счас допиздишься.
– А ты не пугай бабу старую. Не надо меня пугать.
– Нет, я счас встану – и пиздец тебе.
– А я тебя не боюсь.
– Ну, все. Счас тебе пизда будет.
Быра вскакивает и бежит в комнату. Слышно, как он дает своей бабе оплеухи, потом возвращается на кухню.
– Ну, давайте допьем.
Он разливает остатки самогонки. Допиваем.
– Ну, так что насчет Анохиной? Давай поспорим, что ты ее не ебал?
– Зачем мне с тобой спорить?
– Значит, пиздишь.
– Нет.
– Ладно, кончай приебываться, – говорю я. Не хватало еще, чтобы они тут драку устроили. – Ебал, не ебал – тебе какая разница?
* * *
Наталья, учиха по рус-лит, злится с самого начала урока.
– Наверное, муж недоебал, – шепчет мне Бык.
– Ну, ты бы помог, – отвечаю я.
Про нее много разговоров насчет этого. Она еще молодая по сравнению с остальными – лет 27 или 28, не больше. Что у нее за муж, конечно, никто не знает. А злая она почти всегда. Ненавидит нашу школу и всех нас. Постоянно орет на нас: «Что вы за идиоты такие, что за дебилы? Пролетарии недоделанные, вот что значит рабочий район. Одно скотовье».
Она вызывает Куню, который уже недели две, как выписался из больницы. Он выходит к доске в своем грязном костюме, с немытыми ушами и торчащими на голове «петухами».
– Ну, что ты нам сегодня расскажешь интересного и глубокомысленного о проблеме героя в «Евгении Онегине»? – спрашивает Наталья.
Класс смеется. Куня морщит подбородок, как будто сейчас заплачет, потом поворачивается к классу жопой и несколько раз громко пердит.
– Вот вам, вот вам! – кричит он и выбегает за дверь.
Все хохочут, Наталья зажимает нос и тоже хохочет.
– Я думала, такое только в анекдотах бывает, – говорит она. – Ладно, продолжаем урок. Шмаров – к доске.
* * *
– Давайте Куню завафлим сегодня, – предлагает Вэк перед физкультурой. Мы только что пришли в раздевалку.
– Что, по-настоящему? – Бык тупо смотрит на него.
– Ну, а хули? Смотреть на него? Он же чмо, самый последний.
– Таких лучше вообще не трогать, – говорит Бык.
– А ты не защищай, не надо. Решили дать ему за щеку, значит дадим.
Вэк выходит из раздевалки в предбанник. Куня уже снял штаны и пиджак и остался в своем спортивном костюме. Штаны заправлены в носки, и носки натянуты почти до колена. Кеды он, наверное, забыл дома, потому что остался в своих рваных тапках.
Вэк хватает его за плечи и тащит в раздевалку. Куня цепляется за батарею. Подскакивает Быра и бьет Куню кулаком в живот. Вдвоем они втаскивают его в раздевалку и закрывают дверь.
– Ты что, по правде хочешь? – спрашивает Клок. – Думаешь, он у тебя будет сосать?
– Не будет – заставим! – Вэк ржет. Они с Бырой сажают Куню на скамейку, Клок хватает его за ноги, а Вэк начал расстегивать свои штаны.
– Кощей! На шухер! – кричит Клок. Обычно на шухер ставят Куню, но раз он «занят», приходится идти Кощею. Он с недовольной рожей выходит в «предбанник».
Кроме нас, в раздевалке еще несколько пацанов – Егоров и «примерные», но они переодеваются и в нашу сторону не смотрят, чтобы, если что, сказать, что ничего не видели.
Вэк вынимает хуй и подносит к губам Куни. Тот хочет отвернуться, но Быра дает ему по челюсти.
– Будешь сосать? – спрашивает Вэк.
Куня мотает головой. Быра еще раз бьет его в челюсть.
– Тогда обоссы его хотя бы, – говорит Клок.
Вэк улыбается, и из его хуя начинает литься струя мочи – прямо на голову Куни. Клок с Бырой отскакивают, чтобы не попало на них. Куню теперь никто не держит, и он выскакивает из раздевалки. Вэк подтягивает штаны.
– Жалко, что не взял.
Следующий раз я его… это… Хорошо? – спрашивает Быра.
Никто ему не отвечает.
* * *
Воскресенье. Я сижу дома и от нечего делать смотрю со своими какую-то ерунду по телевизору. В дверь звонят, и я иду открыть. Это Бык с Вэком, оба пьяные.
– Привет, мы бухло принесли.
Я закрываю за собой дверь и выхожу на лестничную площадку.
– Вы что, ебанулись? Сегодня же воскресенье, у меня все дома.
– А-а, – недовольно бурчит Бык.
– Хуй на, – говорит Вэк. – Ты же говорил – у него свободная хаза.
– Ну, я думал…
– Ладно, вынеси хоть пожрать. А сигареты есть?
– Нету.
– Ну, тогда хоть спичек и газету.
– Ладно.
Я возвращаюсь в квартиру.
– Кто это? – спрашивает мама.
– Это ко мне.
– Так впусти своих друзей, что они будут под дверью стоять?
– А куда я их впущу, на кухню, что ли?
– А хоть и на кухню.
Я отрезаю на кухне немного хлеба и сыра, беру с табуретки старую газету, потом коробок спичек с полки и незаметно прохожу через комнату.
– Что это ты взял? – спрашивает мама.
– Так, ничего.
Выхожу на площадку. Бык ссыт, повернувшись к перилам. Его струя льется на нижние площадки.
– Ты что, охуел? – говорю я. – А если соседи?
– Я их в жопу выебу.
– Своих будешь ебать, а эти настучат моим, потом придется разъебываться.
Бык стряхивает капли со своего хуя. Я только сейчас замечаю, какой он у него маленький, намного меньше, чем мой. Я думал, такие только у детей бывают. Я даю Вэку сыр, хлеб и газету со спичками. Бык забирает газету, отрывает кусок и сворачивает самокрутку без табака, поджигает и сует себе в рот. Мы с Вэком хохочем.
– Это ты так куришь? – спрашивает Вэк.
– Ну, а хули? У тебя что, сигареты есть?
– Хуй, завернутый в газету, заменяет сигарету. Газета у тебя уже есть, только хуя не хватает.
– Ну, ладно, я пошел, – говорю я.
– А ты что, с нами не бухнешь?
– Как я бухну? Мои же дома – сразу засекут.
– Ну, оденься, пошли, типа, погуляем.
– Неохота, такой мороз.
– Ну, ладно, давай.
– Давай.
* * *
– Пять минут на подготовку, – говорит Синицкая. Она ведет у нас «Основы Советского государства и права». Потом берет в рот дужку своих очков и начала лизать ее, перелистывая журнал.
