— Если твое предложение его заинтересует, он, пожалуй, согласится.
Дилан понял намек.
— Надо бы мне снять кое-какую сумму со счета.
— Отличная мысль. Тогда и поговоришь с Гусом.
— Скажи ему, что у меня виды на его комиксы.
— Конечно.
До колледжа оставалось шесть недель.
Две коробки с первыми выпусками поселились на новом месте — в недрах шкафа Дилана. Он лежал на кровати, полный презрения к самому себе, и утешался мыслью о побеге, настолько уже близком, почти осязаемом. Может быть, вы подумали, что трясина Бруклина едва опять не засосала Дилана, но это не так. Ему лишь хотелось покончить кое с какими делами перед тем, как исчезнуть с Дин-стрит. Шесть недель: он составлял план, подобно Артуру все больше увлекаясь своей идеей и в то же время сознавая ее незначительность и неважность — это был лишь прощальный взмах руки.
Он провалился в сон, убаюканный мыслями о миссис Ломб.
Артур, войдя в роль посредника, устроил их встречу на следующий же день, в пятницу. Разговаривая с Диланом по телефону, он изъяснялся подчеркнуто туманно и запутанно, будто был на сто процентов уверен, что без его помощи Дилану и Мингусу не договориться.
— Мы встретим тебя на крыльце и вместе пойдем в дом. Не вздумай колотить в дверь, а то разбудишь Старшего, проблем тогда не оберешься.
— Я знаю, какой у Мингуса дед, Артур.
— Ты не знаешь, во что он превратился в последнее время.
— Это точно.
— Поэтому я и предупреждаю тебя.
Они ждали Дилана на крыльце в оговоренное время. Мингус встретил его объятиями и шутливым ударом в бок.
— Диллинджер, где ты пропадал все это время? Черт! Ты только взгляни на него: повзрослел, вытянулся!
Дилан подумал, что непременно тоже обнял бы Мингуса, если бы они встретились без свидетелей. В присутствии Артура он чувствовал себя несколько скованно, будто замороженный. Каким бы крутым панком ни считали Дилана на Манхэттене, Артур смотрел на него только как на мороженщика в испачканном шоколадом халате, как на белого парня. Поэтому, в инстинктивной попытке защититься, Дилан отстранился от Мингуса. Впрочем, в свете предстоящей сделки только так и следовало себя вести. Сейчас он собирался выкупить у Мингуса комиксы, позднее — кое-что еще.
Сантименты нужно было отложить до следующего визита — без Артура.
— Насколько я понял, вам сейчас требуются наличные, — сказал Дилан.
— Верно, верно, Ди-мен. Хочешь заняться бизнесом вместе с нами? — Мингус будто не замечал, что им открыто пренебрегают.
— Я могу купить у тебя комиксы.
Комната Мингуса превратилась в пещеру, в ней царил мрак. Если его комиксы пребывали в ужасном состоянии, то явно не потому, что долго пролежали на солнце и выцвели. Дилан не удивился бы, увидев, что они наполовину сгнили. Полка над дверью была теперь сломана и пустовала. Обильно разукрашенные краской из распылителя стены и потолок Дилан даже не стал рассматривать. Его внимание привлекло какое-то движение. Кто-то зашевелился в густой тени в углу, принял сидячее положение. Роберт Вулфолк. Сделка в присутствии всех заинтересованных сторон, так это называется. Роберт поздоровался с Диланом едва заметным кивком. Дилан ответил тем же. Закрыв дверь, Мингус прибавил громкость проигрывателя — звучало что-то ритмичное, вроде фанка. Артур насыпал на осколок зеркала кокаин, бритвочкой сделал дорожку, вдохнул ее через скрученный в трубочку доллар и предложил угоститься Дилану.
Тот покачал головой.
— Отличное качество.
— Нет, спасибо.
Артур передал долларовую трубочку Роберту.
— Ты ведь знаком с Робертом, да? — насмешливо спросил Артур.
— Конечно. Однажды он украл у меня велик. — Дилан не упомянул ни о Рейчел, ни о пицце, ни о нападении в Ист-Виллидж, лишь напомнил Мингусу и Артуру, что был непосредственным участником истории этого квартала. Роберт ничего не ответил. Дилан не сомневался в том, что, встретившись взглядами в квартире торговца наркотиками, а может, и гораздо раньше, во время одного из многочисленных столкновений во дворе школы № 38, они заключили своего рода сделку: договорились молчать. Роберт не мог сейчас возразить Дилану, потому что, несмотря на все свои пороки, не любил врать — гнать.
— Это было очень давно, — с саркастическим великодушием добавил Дилан. — Как жизнь, Роберт?
— Хм, — промычал тот, втягивая в ноздрю дорожку кокаина.
Мингус извлек из шкафа комиксы и опустил всю стопку на пол. Судя по всему, к ним никто не прикасался уже несколько лет.
— Я никогда не складывал их в пакеты, — извиняющимся тоном произнес Мингус, раскрывая один из выпусков «Фантастической четверки» и погружаясь в воспоминания. — Черт возьми, когда-то я даже свое имя писал на обложках.
Мингус разговаривал сам с собой. Его приятелей комиксы сейчас не интересовали.
— Предлагаю тебе за них сто пятьдесят баксов, — сказал Дилан, не глядя на Мингуса и косясь в сторону Артура, увлеченно орудовавшего бритвой.
Роберт откинулся на спинку своего низкого стула, по-прежнему прячась в тени.
Мингус нахмурился, делая вид, что думает, и явно смущаясь нелепостью идиотской сделки.
— По рукам.
Дилан бросил деньги на зеркало, демонстрируя всем троим, как мало для него значат эти бумажки. Он хотел показать им, представителям Говануса, что Дилан Эбдус здесь больше не живет.
Роберт достал откуда-то бумагу и завернул в нее деньги.
— Я захватил рюкзак, — сказал Дилан. — Дотащу их домой сам.
Мингус кивнул, сраженный его деловитостью.
— Ладно.
Повернувшись к троице спиной, Дилан принялся укладывать расписанные маркером, замусоленные комиксы в рюкзак. Сидеть на полу, на коленях было невыносимо. В приступе ярости он схватил одну из расчесок-камертонов Мингуса и тоже сунул ее в рюкзак. Перед глазами еще стоял тот момент, когда деньги падали из его руки на зеркало. Нет, в его планы входило далеко не только это, сделка с комиксами представлялась ему лишь забавой, шуткой. Всю жизнь он был для своих ровесников в Гованусе отбросом, предметом насмешек, но вот наконец настали другие времена. Теперь Дилан мог позволить себе обзавестись хоть целой коллекцией сполдинов для забрасывания их на крышу. Или носков, с долларовыми купюрами внутри.
— Проводи меня, — сказал он, поднимаясь.
— Конечно.
Они прокрались мимо склепа Старшего. У самого выхода Дилан прошептал:
— Позвони мне завтра. Когда Ломба и Вулфолка не будет поблизости.
Ломб и Вулфолк. Прямо как Абрахам и Строс, или Джекил и Хайд, знакомые с детства сочетания. Дилан едва не засмеялся.
Мингус широко распахнул свои покрасневшие глаза, но Дилан ушел, ничего не объяснив. В Гованусе повсюду витали тайны, а в тебе постоянно сидел страх. Дилану приходилось выживать на Дин-стрит уже в те времена, когда Мингус Руд еще играл в футбол в Филадельфии, а Артур Ломб учился в частной школе. Только Роберт был здесь всегда. Но он, как бы ни измывался над Диланом, бить его никогда не отваживался — благодаря Рейчел. А эти два собирателя комиксов, похоже, намеревались остаться игроками на всю жизнь. Что ж, Дилан готов им подыграть. Они наверняка поняли, что именно он хотел продемонстрировать им своим сегодняшним визитом: тон в игре задает тот, у кого имеется толстая банковская книжка.
* * *
В одиннадцать утра, когда жара сжимала день в немилосердных тисках, Авраам чуть было не испортил все, войдя в комнату Дилана и застав его за пересчитыванием денег.
— О господи, — сказал он.
Дилан засунул купюры в карман желтых шортов, которые были вполне под стать бетонным городским джунглям.
— Сколько? — спросил Авраам.
— Триста долларов, — солгал Дилан.
— Почему ты не положил их в банк?
— Это тебя не касается.
Авраам пал духом и стал придумывать какой-нибудь жесткий ответ — в такие моменты Дилану всегда становилось жаль отца.
— Мне кажется, касается, Дилан. Зачем тебе понадобились деньги?
— Хочу одолжить их Мингусу, — неуверенно произнес Дилан, не желая становиться оголтелым лжецом.
— Для чего Мингусу триста долларов?
— Не знаю. — Он направился к двери.
— Дилан!
— Не обращайся со мной как с ребенком, Авраам, — потребовал сын. — Я же сказал: к концу лета деньги на учебу у меня будут. Лето еще не закончилось.
Лето не закончилось: оно раскололось. Машины вдавливали в мягкий, как карамель, асфальт крышки от «Ю-Ху», «Райнголд», «Манхэттен Спешиал». На углу Невинс люди в машинах спешно поднимали стекла: кто-то включил гидрант, струя воды била прямо на дорогу. К полудню в домах раскрывались все окна и двери: изможденные жильцы мечтали вдохнуть хоть глоток свежего воздуха. Напрасно. Воздух был мертв.
