– Смотрите-ка, как заговорил, а? И то верно, чего ждать-то? Зачем, по-твоему, шотланды изобрели преждевременную эякуляцию? Чтоб больше времени на паб оставалось. Хайль Шотландия! – Я поднял бокал, и дяханы подняли свои в ответ.
Терри посмотрел на меня взглядом хищника.
– Ты с сестрёнками Брук больше всех тусовался. Они из «Флюида» не вылезают. Ты когда-нибудь пялил их обеих, шведской тройкой?
Читает, сука, мысли. Билли навострил уши, а Голлины глаза, как две огромные спутниковые антенны, направлены на меня. Меня немного переклинило, я подумал, что кто-нибудь из сестрёнок мог дать Терри весь расклад, поэтому я решил, что честность – лучшая политика.
– Не-а, как-то раз они пришли ко мне обе после «Флюида».
– Да, та тёлка окатила тебя тогда флюидами как надо, – сострил Голли.
Терри улыбнулся, как будто створку доменной печи приоткрыл.
– У меня есть для тебя история, я ведь в неё потом в ответку запустил, – говорит.
Дело в том, что он не брешет. Жирная тварь. Как он этого добивается – выше моего понимания. Поперёк себя шире, одежда и причёска вышли из моды десять, нет – пятнадцать лет назад. Род, бля, Стюарт эйсид-хайса, на хуй.
– Отвали, Лоусон, – фыркнул Голли. – Хули он пиздит.
Терри посмотрел на него, как бы говоря, уж мы-то знаем, в каком ты был тогда состоянии, но не успел это вымолвить. Голли поддал газку:
– Ну же, Юарт, что там было с Брукихами?
– Ну так вот, пришли ко мне обтаблеченные все в никакос. Ну сами понимаете: танцевали, обнимались, целовались, создавали, в общем, позитивные, бля, вибрации. Потом притомились немного и завалились на диван. Тут я и предложил, чтоб мы все втроём пошли и зарубились на моей большой кровати. Только вот к тому времени из-за грёбаного экстазина я превратился в лесбияна, на хуй. Я даже не помышлял о том, чтоб вставить, эта чувственная возня меня вполне устраивала. Карен сразу вписала, вся такая «это будет здорово-вооо», зато Лесли – ни в какую. Я не собираюсь раздеваться и ложиться в постель с собственной сестрой, говорит. Тогда я такой: да ладно, Лес, вы же девять месяцев провели в одном лоне. Просто представь, что эта кровать – одна большая матка. Меня другое волнует, говорит, проблема в том, что ты будешь там с нами, и тебя в нашем лоне я представляю как огромную плаценту.
Голли медленно переглянулся с Терри, и его пневматически свист перерос в гогот. Терри присоединился, Билли тоже.
– Плацента Юарт, – фыркнул Голли, потом вдруг посерьёзнел и, указав на меня, говорит: – Это псевдоним с будущим!
– Диджей Плацента, офигенно звучит, – засмеялся Терри.
Мы отправились в город на «С-баней» и решили проехаться с другой стороны, чуть подальше, и остановиться в Штарберге, пропустить по кружечке в баре на берегу озера.
День стоит ясный, безветренный, но на озере густая рябь. Я подумал: как это в закрытом водоёме создаётся такое движение? Может, это от яхт или от подземных источников? Я уже думал было обсудить это, но развивать мысль – лениво. Лучше послушать, как небольшие волны шлёпают о край деревянной набережной, в паре метров от нашего столика. Это приятный, даже возбуждающий звук, наводящий на мысль о двух обнажённых телах (имеется в виду моё и какой-нибудь сытной тёлы, а лучше двух, возможно близняшек Брук), которые шлепаются в королевском алькове. Ожидание затянулось. Прошло уже десять дней. Какая-то собачонка поводит носом, она напомнила мне о старом Голлином псе – Кропли. Я такой же ебливый, как Кропли летом, пока его не стерилизовали, беднягу.
Терри посмотрел на собаку, которая с любопытством уставилась на него.
– Здорово, чувак, – говорит, – как будто всё понимает.
– Может, ты ему просто понравился. Выебать собачку – тебе это раз плюнуть, – сказал Голли.
Пока Терри строит рожи, Билли говорит:
– Голли, помнишь, у тебя есть такой приятель, он ещё с моим братом дружит, сытный такой пацан, учится на ветеринара.
– Ну да, Гаррет его зовут.
– Он учился в снобской школе, но тусуется с «Хибз», довольно борзый, – сообщил мне Терри.
– Короче, – продолжал Биррел, – Рэб всё говорил, что собаки понимают человеческую речь, а Гаррет такой: не стоит очеловечивать наших четвероногих друзей, Роберт, это унижает достоинство обоих видов.
– Типичный Гаррет, – рассмеялся Голли.
Я этого парня не знаю, слышал только, поэтому промолчал. Меня, конечно, подмывало сказать, что для «хибби» он слишком красноречив, но сдержался. Сейчас не та карта, чтоб блефовать: Плацента Юарт. Не хочу, чтоб это снова всплывало. Придётся подождать.
Терри же заладил про свою тёлочку. Она немка, изучает испанский и итальянский в мюнхенском универе, но английский у неё тоже для койки содеет. Нам всем завидно, и, возможно, в этом реальная причина выступлений Голли по поводу Терриной шишки. Однако крайняя плоть у него действительно длинная, это подтверждённый факт. Длинная у него кожура или короткая, мы его отпустили и договорились встретиться в павильоне «Хакер-Сайкор» на фесте. Мы, не сговариваясь, стали пожхихикивать, когда он удалялся, и ветер с озера раздувал его кудряшки во все стороны.
Он сам борзый вполне, голову не опустил, а повернулся, ухмыльнулся так саркастически и показал нам средний палец.
Вот что называется тырить
Пару кружек спустя мы отправились в центр и проходили по подземному переходу местной станции «С-бана». На выходе из тоннеля столпилась кучка девчонок, совсем ещё дети. Непонятно, чем они себя занимают в этом городишке, которым заправляют стариканы и богатые пассажиры.
– Смотри-ка, и тут пиздёночки, – заметил Голли. Совсем видать отчаился.
– Детишки, – говорю, но не слишком убедительно.
– Ну и хуй ли, – сказал Голли и тут же к ним подкатил. – Enchildigung bitte, mein deutsch не очень хорош. Шпрех зе инглиш?
Они давай хихикать, прикрывая рты ручками. Действительно, совсем ещё дети. Мне стало как-то не по себе, и Билли, наверное, тоже.
– Где здесь продаются компакт-диски? – улыбнулся Голли.
Он довольно впечатляющий коротышка: огромные глаза, ровные зубы и, когда он спокоен, ленивая улыбка на губах. Фары его имеют редкое свойство и некоторых тёлок просто с ума сводят. Ими можно краску со стен снимать, а иногда они производят тот же эффект на девичью одежду. Голли и Терри недостатка в мохнатках не испытывают, всё потому, что в них есть шарм и самоуверенность. Тёлки это любят. Дома они частенько выходят на охоту вдвоём, хоть и подкалывают друг друга и даже действуют друг другу на нервы. И чего ему надо от этих малышек, я не понимаю.
– Они продаются в одном магазине, вон там, – сказала вежливая серьёзная девочка, указывая через дорогу.
Мне практически пришлось оттаскивать Голли от малышек.
– Тормозни, Голли. У тебя дочке скоро будет столько же лет. Ты хотел бы, чтоб в этом возрасте её клеили двадцатипятилетные пацаны?
– Да я просто прикалывался… – говорит.
Я уже хотел было сказать, что строгач в Саутоне полон чуваков, которые говорили то же самое, но это было б слишком даже в шутку, потому что Голли – офигенный пацан, он просто прикалывался, и это я, наверное, слишком впечатлительный. Однако малолетки везде малолетки: в Германии или в Шотландии – не важно. Я вижу, что Билли смотрит на Голли с сомнением. Не знаю, что с коротышкой происходит. Терри говорит, всё потому, что он якшается с мудачьём всяким, с Ларри Уайли и ему подобными. Может, он и преувеличивает. Было дело, Голли вписывался в истории с крутыми бойцами, но теперь вроде завязал.
Билли сам тёмная лошадка, особенно когда дело касается девушек. Он имеет успех, потому что всегда в форме и прикинут как следует. Сложно представить, как Билли клеит тёлочек, как он с ними заговаривает, но язык у него, похоже, на эту тему заточен. Когда у него появляется новая пассия, он никогда не показывает её нам. Увидеть её можно только в его тачке или когда они прогуливаются, и обычно это первоклассные варианты. Он никогда не остановится, чтобы познакомить, и никогда ни под каким предлогом не обсуждает своих тёлок, если только они не из района и тогда всем и так всё известно. Иногда он приводит в клуб девчонку, с которой живёт. Потанцуют вместе, а потом тусуют отдельно со своими друзьями всю ночь. Я с ней толком так и не разговаривал, она, похоже, либо тупая, либо застенчивая. Такой вот он, Билли, настоящая Белка-шпион.
– Я диски тырить не собираюсь, – сказал Билли, мотая головой и с отвращением глядя на Голли. Он-то живо просёк, к чему коротышка клонит, когда мы направились к музыкальному магазину Мюллера.
За прилавком толстая тёха и скучающая молодуха. Компакты расставлены по здоровенным деревянным полкам. Голли взял один и сорвал алюминиевую наклейку.
– Нужно только отодрать полоску, а потом спрятать её, и всё, – сказал он, кладя диск в карман.
Билли нахмурился, отошёл от нас, и вот он уже на улице.
