нравится, не на своем месте! Я не стремлюсь ни в космос, ни лекарство от рака изобрести — мне бы простой работы, человеческой, с душой! Если честно — сам не знаю какой, врать не буду! Но не этой чушью заниматься! Я людям такую херню продаю — мне и рассказать стыдно!
— Какую, Денис!? Неужели наркотики?
— Да лучше бы наркотики! За них бы может срок дали, и загнулся бы от туберкулеза на зоне поскорее! Но знаете что самое грустное, Ольга Леонидовна? Почему мне сейчас так горько? Потому что я раньше свое грустное и жалкое существование оправдывал тем, что я в душе неисправимый ребенок. Вот этот весь, чуткий, романтичный, добрый. Доброжелательный к миру. Вот этот самый ученик седьмого «А» класса, Ефимов Денис… А сейчас я сочинение прочитал, и понял, что бред это все, что я всю жизнь себя только и обманывал. Нет у меня ничего общего с этим мальчишкой! Разные мы с ним, и непонятны друг другу, и мысли у нас разные с ним! Тот мальчишка так и остался в том сочинении, а я вырос, и стал инфантильным идиотом. Под прикрытием этого самого мальчишки, для самого себя. А знаете что еще грустно? Что этот мальчишка во многом превосходит меня. Превосходит в своих мыслях, желаниях, настроениях. И я всю жизнь стремился оставаться этим мальчишкой, а ушёл куда-то в другую сторону по развитию от него, совсем в другую. И вокруг меня — не просто взрослые дураки, а такие же как я. Я ведь тоже взрослый дурак…Простите меня, ради Бога…Вы не должны были сегодня все эти сопли слушать…
Денис кончил говорить, и обмяк. Ему немного полегчало.
— Маленький мой, миленький мой, ты перестань извиняться! Я все понимаю прекрасно, я же тоже живой человек! А знаешь что я тебе скажу, со своей колокольни? Вы все все равно дети, и детьми остаётесь. Просто вы уставшие дети, которым сил ни на что не хватает, ни на добро, ни на радость. Жизнь вас выжала, как лимоны. Ты не сдавайся, Ефимов! Знаешь, как говорят — Все мы дети Божьи? Вот так и есть. Ты ребёнка в себе храни, но только пойми, что не надо жить прошлым! Пусть этот внутренний ребенок уживается с днем сегодняшним. Ностальгия порой хуже яда душу отравляет. В этом мире нас может спасти только любовь, вот и старайся возлюбить все вокруг детской любовью, искренней! И любовь эта миром приумножится, и вернётся к тебе, и будешь ты счастлив! А если всю свою любовь ушедшей жизни отдавать, то она тебе взаимностью уже не ответит, и тебе не останется ничего, кроме как страдать, потому что единственная твоя любовь не взаимна. Ты ведь всю свою любовь куда-то в небытие направляешь, а на весь мир вокруг себя обиду держишь. На всех ты обижен — и на окружающих, и на жен своих, и на себя, и на жизнь свою. На весь мир. А ты прости всех! Искренне прости, и сам не заметишь, как полюбил все то, на что обижался когда-то, что ненавидел. Прости всем слабости и пороки их, ведь мы все несовершенны, а без всеобщего прощения мы лишь захлебнемся в ненависти. И себя прости за все, что совершил когда-то, и когда ты все злое и гадкое в своей душе простишь и отпустишь, то останется в ней только доброе и светлое, за что и ты себя полюбишь, и весь мир. Приумножай любовь, а не ненависть! Если все мы по такому правилу жить будем, то и жизнь наша будет лучше. И все тяготы и невзгоды, мы с помощью любви к Богу и ближнему выдержим. Не живи прошлым, умоляю тебя! Оно тебе уже ничего не даст, кроме печали. Уповай на будущее, и цени настоящее. Вот и все что я тебе сказать могу… Может советы мои звучат и банально, но стоит тебе их в полной мере осознать и принять, и ты сам порадуешься тому, как прекрасна наша жизнь.
— Спасибо вам Ольга Леонидовна, родная! Ваши слова, как бальзам на душу… Только вы у меня и остались! Если б не вы, не знаю что со мной было… А знаете, вы мне до сих пор иногда по ночам снитесь! Честное слово! Как же я вас люблю!
В порыве нежных чувств, Ефимов посмотрел Ольге Леонидовне в глаза, и крепко впился в ее вишневые губы. Он и сам не понимал что им движет в этот момент. Может это была собачья благодарность человека, которого наконец-то выслушали и услышали. Может попросту осуществил свою мечту пьяный ученик 7 “А” класса. А может и все сразу.
Ольга Леонидовна оттолкнула Ефимова, и тут же отстранилась от него. Она смотрела на него взглядом, который Денису не понравился — в нём не было прежней доброты и радости, не было и обиды с укором, было лишь какое-то брезгливое разочарование. Он понял, что позволил себе лишнее.
— Денис, надо наверно закруглятся. Мы засиделись. Нас семьи дома ждут. Ты иди, а я пока тут приберусь.
Дениса пробила мелкая дрожь. Глазами полными отчаяния, как нашкодивший пес смотрел он на учительницу, и мямлил:
— Ольга Леонидовна… Вы простите… Оно как-то случайно. Я сам не знаю, что на меня нашло, это все из-за…
— Все нормально, Денис, — сухо перебила она, — выпили, расчувствовались. Бывает. А сейчас тебе пора, в самом деле. Рада была тебя видеть.
Она повернула ключ в замке, и уставившись куда-то в угол, стояла в открытых дверях, всем своим видом давая понять, что вечер окончен. Пора на выход.
Понурый и разбитый, Денис переступил порог, и обернулся на прощание.
— Вы тут про обиды говорили… Вы простите… Если сможете…
Ольга Леонидовна кивнула ему головой напоследок, и закрыла дверь изнутри.
На улице темнело. Не зная куда себя деть, Денис брел куда глаза глядят. Холодало, температура близилась к нулю. Денис уверял себя, что был бы непротив сейчас замерзнуть насмерть, но все равно кутался в тонкое пальто.
Хотелось забыться. Впереди, метрах в ста, алкомаркет “Фанаберия” заманивал к себе в гости уютным неоном вывески. Ефимов зашёл отовариться. Взял бутылку незнакомого ему виски за 2050 рублей, и полтора литра какой-то новоявленной русской колы. Вышел из магазина, и свернул в ближайший двор, в поисках лавки.
Ему повезло, лавка нашлась быстро, и даже свободная, но он тут же вспомнил, что забыл купить стаканчики. Решил вылить поллитра колы, и вместо них влить виски.
