— Я же говорила тебе, что праздничный визит сработает.
— Только не с Далтоном.
— Отчим о чём-то догадался?
— Нет, он всего лишь пытался уничтожить меня своим ненавидящим взглядом. Даже не знаю, как ему удалось удержаться от того, чтобы не наброситься на меня.
— За что он так к тебе относится?
— Наверное, за то, что я всегда был для него неудобным напоминанием о счастливом прошлом моей матери. Хотя она никогда не говорила об этом открыто, он всегда понимал, что будет оставаться «номером вторым». Всё окончательно разладилось, когда я однажды вслух объявил его «не-отцом». Ему хотелось принимать непосредственное участие в моём воспитании, и, как правило, оно сводилось к бесконечным ограничениям. Только жирный ублюдок не учёл одного маленького обстоятельства: чем сильнее действие, вызывающее неприятие, тем усерднее противодействие. Он говорил, как мне следует себя вести, а я делал всё наоборот, чтобы позлить его.
— Ты вообразил, что твоя жизнь — это машина, которая должна сворачивать в противоположную от указателей сторону?
— В каком-то смысле, — утвердительно кивнул Рэй.
— И ты собирался сделать хуже тому, кто установил на дороге такие направляющие знаки? Мне кажется, в проигрыше остаётся только водитель, управляющий машиной, потому что он серьёзно рискует заехать в глухое местечко и заблудиться.
— Хочешь сказать, мне бы следовало беспрекословно выполнять требования Толстой Задницы?
— Тебе бы следовало беспокоиться о благополучии своего будущего, а не о желании позлить отчима.
— Я больше не желаю говорить о нём. Особенно сейчас, в рождественскую ночь, — парень обнял девушку, ощутив в руках приятное тепло, и поцеловал её.
— Нужно всего лишь отбросить прошлое и больше никогда на него не оглядываться, — почему-то шёпотом произнесла она. — Вдвоём это сделать гораздо легче. Может быть, попробуем?
— Отличная идея, достойная счастливого Рождества!
* * *
Для родителей Руди нынешнее Рождество не принесло ничего, кроме горя. В то время как другие люди отмечали праздник в семейном кругу с надеждами на лучшее, чета Монморенси пребывала в трауре. Сообщение о смерти сына прозвучало для них, как гром среди ясного неба. Сначала отец студента подумал, что кто-то ошибся номером, и страшная новость предназначена кому-то другому, но, как выяснилось, телефонный звонок был адресован именно им. Голос на другом конце линии выразил соболезнования и коротко описал суть случившегося, попросив прибыть на опознание.
У Мистера Монморенси не укладывалось в голове, как такое могло произойти. Да, иногда Руди любил повеселиться, отчего приходилось улаживать кое-какие конфликты, но чтобы он напился до беспамятства и сжёг собственную квартиру?.. До последнего момента родители молодого человека цеплялись за нелепую версию о том, что их сын оставил ключи своим друзьям, а сам провёл ту ночь в другом месте. Почему бы и нет? Но иллюзии со звоном разлетелись на мелкие осколки, когда человек в белом халате подвёл мужчину и женщину к металлическому шкафу покойницкой и продемонстрировал обуглившийся труп, в котором угадывались смутные черты любимого чада. Мать едва не упала, лишившись чувств, но сотрудник морга вовремя её подхватил, а отец отвернулся и согнулся пополам, вывалив на пол часть переваренного обеда.
— Сэр, вы можете присесть, — мистер Монморенси не услышал обращения. Весь мир зашатался перед его глазами. Он решился посмотреть на останки сына ещё раз, и почему-то задержал взгляд на запёкшихся губах, из-под которых просматривался оскал мертвеца. Более всего тот походил на мумию, облитую смолой.
Любимого Руди больше нет. Родителям даже не удастся похоронить его как следует.
«В крематории просто обязаны дать скидку за половину выполненной работы» — вот как это выглядело.
Пока персонал возился с его женой, чтобы привести её в сознание, мистер Монморенси стоял рядом с обезображенным телом, чувствуя опустошённость не только в желудке, но и в душе, не обращая внимания на блевотину, попавшую на ботинки. Ему под нос сунули кусок горелого мяса и уверяют, что перед ним Руди. Какие же они идиоты! Руди выглядел совсем иначе. У него была улыбка отца, крепкое телосложение и сильные руки. Его мальчик был настоящим красавцем, а не жутким манекеном из адского пекла.
— Прошу вас, сэр, — похоже, к мужчине обратились уже не в первый раз. — Я очень сожалею, но вам нужно идти.
— Это не мой сын!
— Простите?
— Я требую тщательной экспертизы, потому что это не мой сын! — повторил мистер Монморенси.
— То есть вы хотите сказать…
— Докажите мне, что он — это действительно он!
— Хорошо, сэр, если вы так настаиваете.
— Да, я настаиваю! Я требую безоговорочной точности результатов и готов заплатить любую сумму!
— Нам понадобится время.
— Тогда почему вы всё ещё здесь? Немедленно приступайте!
* * *
Ассистент втолкнул каталку с телом, накрытым простынёй, в секционный зал. Пожилой врач (хотя характер его деятельности не позволил ему вылечить за всю практику ни одного человека) оторвался от чтения медицинского журнала и посмотрел на вновь прибывшего.
— Кто там? — он отложил издание раскрытыми страницами книзу.
— Парень вроде бы погиб в пожаре в результате злоупотребления алкоголем, — ассистент протянул сопроводительные документы, словно накладную на испорченный товар. — Отец требует установления личности.
— Руди Монморенси, — прочитал человек в халате. — Посмотрим, что с ним приключилось. — Он откинул простыню в сторону, и его взору открылась неприятная картина. — Ну, что ж, пора раскрыть его богатый внутренний мир.
Врач вернулся к столу, чтобы взять резиновые перчатки, маску и записывающее устройство, после чего выбрал металлический инструмент. Он надиктовал точную дату и время начала проведения аутопсии и с хрустом совершил первый надрез.
— Вот дерьмо! — выругался ассистент.
— Дерьмо — это то, чем набита прямая кишка, — невозмутимо поправил его седой мужчина.
— От этого звука у меня прямо-таки мурашки пробежали по коже.
— А чего ты ожидал от термического ожога четвёртой степени при стопроцентном поражении тела? У него даже волос не осталось, — врач выполнил Y-образное рассечение повреждённых тканей.
— Что это? — ассистент указал на внутреннее повреждение органов брюшной полости.
— Интересно, — задумчиво произнёс человек в халате. — Смерть настигла этого парня раньше, чем его охватило пламя. Судя по всему, рана нанесена колющим предметом.
— Значит, его зарезали?
— Кто-то пытался замести следы преступления.
* * *
— Я знал, что мой сын не мог погибнуть так глупо, — произнёс мистер Монморенси, выслушав вердикт судебно-медицинской экспертизы. Специалисты подтвердили, что тело принадлежит Руди, но умер он не от пожара, а от руки неизвестного убийцы. По данному факту полиция возбудила уголовное дело.
— Но кому понадобилось его убивать? — разразилась слезами супруга мистера Монморенси. — Ведь он не сделал никому ничего плохого!
— Я найду того, кто виновен в этом, — стиснув кулаки, процедил сквозь зубы мужчина. — И не пожалею никаких средств, чтобы грязная крыса, посмевшая отнять у меня моего мальчика, заплатила за всё сполна.
Ему почему-то вспомнился поздний звонок незнакомца.
«Я друг Руди», — представился тогда молодой человек. Друг, который не знал адреса студента. В ту ночь отец сам продиктовал ему номер сына.
«Я отыщу тебя, — клятвенно прошептал мистер Монморенси. — Чего бы мне это ни стоило».
Он проснулся, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух, словно долгое время пробыл под водой. Первым делом ему захотелось убедиться, что его руки чисты. Дэвид взглянул на ладони — перевёл взгляд сначала на одну, затем — на другую, и обратно. Никакой крови, хотя у него сохранилось стойкое ощущение тёплой и липкой влаги на пальцах. Минувшей ночью подростку довелось стать свидетелем настоящего преступления. Парень на другой стороне ментального телеграфа зарезал человека. Но перед убийством он сказал кое-что важное.
«Руди Монморенси. Этот подонок изнасиловал её».
Дэвиду тяжело было слышать, что девушка подверглась подобному испытанию. Неужели привязанный к кровати студент и впрямь однажды сделал то, за что поплатился жизнью? Судя по решительности, с какой действовал Рэй, он и впрямь говорил правду.
— Ты в порядке? — заметила за завтраком отсутствующий вид сына Маргарет.
— Да, кажется, я немного задумался, — опомнился Дэвид.
— О чём же, если не секрет?
— Да так, мелочь, — поспешил избавиться от лишних вопросов подросток, отделавшись искусственной улыбкой.
— Наверное, у тебя на уме та самая девочка, о которой ты упомянул во время прямого эфира? — высказала вслух своё предположение мать. Как это ни удивительно, но со времени выступления сына на радио она обратилась к данной теме впервые, что вполне можно было бы отнести к числу её рекордов выдержки в личном зачёте.
