Он презрительно смотрит на меня, как будто это я был тем наглым официантом.
Остальные угодливо хихикают и улыбаются, однако за ухмылками Окки и Эстеллы я вижу смертельные маски ужаса. Только Лексо никак не реагирует и безучастно смотрит в окно.
Горман с мрачным видом качает головой, продолжая веселить публику своей пантомимой.
— Но нет. Нет ни столика. Ни номера в отеле. — Он пожимает плечами. — Что ж, вскоре после этого «Ле пти жарден» закрылся на целый месяц. Оказывается, через пару часов какая-то банда ворвалась в заведение и все там перевернула. Поперепугала клиентов. Теперь я всегда нахожу там свободное место и получаю королевское обслуживание. Даже сейчас, в праздник, когда в Эдинбурге полным-полно туристов, я могу прийти туда в любое время и получу то, что мне надо.
Если кто думает, что я буду унижаться, молить о пощаде, то глубоко заблуждается. Они — мусор, отбросы, криминальный сброд. Они не такие, как мы. Страха в нас нет. А они — слабаки.
— Нашел чем хвалиться! — смеемся мы, качая головой. — Собрал банду тупых молокососов и разгромил дурацкий лягушачий ресторан. Нет, не впечатляет.
Мы снова насмешливо качаем головой, глядя в его темные глаза.
— Закрой еба… — начинает Лидделл, отводя в сторону лампу и делая шаг вперед.
Упырь поднимает руку.
— Заткнись! Пусть говорит.
Я обвожу их всех взглядом и останавливаюсь на Гормане.
— Я знаю тебя, приятель. Ты всегда прячешься за чужими спинами. Ты — трус. Давай один на один. Ты и я. — Я смотрю в его холодные-холодные глаза. — Посмотрим, кто кого. Вы все тут слабаки. Я уделаю любого из вас! Говнюки! Трусливые подонки!
Есть, сработало! Надо лишь нажать нужные кнопки. Эти недоумки абсолютно предсказуемы. Они в шоке. Недоверчиво смеются, но что делать, не знают. Сюрприз, сюрприиииз! То, что казалось игрой, превращается в серьезное дело. Мы поломали их гребаные планы, и теперь им ничего не остается, как только доказывать свою состоятельность, подтверждать, что они именно те, за кого себя выдают. Первым не выдерживает Упырь Горман.
— Ладно, кончаем недоделка. Я сам им займусь.
— Давай просто прирежем свинью и дело с концом, — предлагает Лексо.
— Нет, я хочу уделать его сам. — Горман смотрит на меня и громко смеется. — Ты труп, — тихо говорит он.
Все осторожно тянутся к выходу. Упырь закрывает дверь на ключ и кладет его на полку над камином.
— Ключик от домика любви, — улыбается он.
Вот и все. Мы и он, тупой осел. Ничем не выдавая наших намерений, мы бросаемся на него, но Горман встречает нас прямым в лицо. Больно. В следующий момент он уже перехватывает инициативу, на нас обрушивается град ударов. Ублюдок хохочет, а у нас нет сил, мы слабы, мы даже не сопротивляемся, мы в отчаянии. Но так быть не должно. Он таранит нас головой, и наш нос как будто взрывается с хрустом. Мы хрипим, кровь хлещет и растекается по лицу, дышать нечем, а удары следуют один за другим, мощные, сокрушающие, и наши руки слишком тяжелы, мы даже не можем поднять их, чтобы прикрыться.
Мы падаем. Ботинки… они бьют только Брюса. Брюс защищает меня, защищает Стиви, всех остальных… нет… нет… Кэрол здесь нет. И Стиви здесь нет. Только я. Брюс. Брюс и Червь.
— Помнишь ту песенку? Ее крутили на дискотеках. Доктор Кис-Кис? Так вот, это я, — говорит Горман, подходя ближе.
Протягивает мне руку. Я сжимаю его пальцы.
Помогает подняться. Кладет руку мне на плечо. Мы едва стоим на ногах.
— Я всегда ненавидел копов, — объясняет он. — Не так, как ненавидят их все. Я ненавидел этих засранцев по-своему. Но ты не такой, как другие. Тебя еще можно спасти. Я еще сделаю из тебя честную женщину!
Упырь заставляет нас откинуть голову и смотрит нам в глаза, облизывая губы.
— Пидер-полицейский! — Он улыбается. — Пора тебе узнать кое-что по-настоящему…
Его язык вползает в наш рот, и его слюна смешивается с нашей кровью.
Горман отступает, задумчиво качает головой, и мы слышим его голос.
— Неплохо! Йо-хо! Думал, что уделаешь меня, педик хренов? — Он вздыхает. — А ведь тебе понравилось, а? Признайся, понравилось?
Да. Мы знаем, что нам нужно. Нам нужно, чтобы он сделал это еще раз. Таково наше последнее желание. Ну пожалуйста, давай еще разок, побудем вместе еще раз, напоследок. Нам хочется сказать это, прокричать, но мы молчим, мы только думаем, только надеемся, что он каким-то образом ощутит наше желание.
Есть!
Он снова заталкивает язык в нашу голову, но теперь мы поднимаем ослабевшие руки, чтобы обнять его. Наши пальцы смыкаются у него за спиной словно в знак нашего слияния, нашего соединения, нашего братства. Нерушимое объятие… Кэрол…
О Кэрол мы обнимаем ее и впиваемся в ее язык и она пищит и пытается освободиться и отталкивает нас как тогда когда мы поругались из-за ниггера но нет дорогая на этот раз ты не уйдешь нет потому что мы обнимаем ее крепко-крепко и она дергается и мы движемся вместе соединенные объятием нет нет дорогая мы не отпустим тебя только не сейчас потому что мы должны быть вместе ты знаешь это Кэрол так должно быть должно быть всегда… наши глаза закрыты но свет проникает через тонкую мембрану век и мы идем к нему.
Выйди на свет, Стиви… Кэрол… держись подальше от этой мрази… на свет…
Но это не Кэрол. Это говно. И что оно делает здесь? Почему оно здесь, с нами? Почему не Кэрол?
Дерьма здесь быть не должно.
В нужный момент мы разжимаем руки и толкаем его. Упырь падает на спину, гнилая рама трещит, он вываливается, хватаясь за старые истлевшие занавески. Материал расползается, и Горман смотрит на нас с ненавистью и удивлением, не понимая, как такое могло случиться, и кровь вытекает у него изо рта. Ткань рвется, и он летит вниз, на забетонированную площадку двора. Мы выглядываем из окна и видим темную, неестественно изогнутую фигуру. Затем, словно в подтверждение наших подозрений, под головой у него появляется и расплывется черное пятно в форме сердечка.
Эти придурки, его приятели, колотят в дверь, изрыгая угрозы. Ха-ха-ха.
Я хочу послать их, но мне что-то мешает. Что-то во рту. Сую в рот пальцы и достаю это что-то. Кусок его языка. Я протягиваю руку, беру сумочку Кэрол и кладу улику в кармашек.
Теперь мне ничто не мешает, и я кричу им через дверь:
— Кто следующий, мудачье? Мы — полиция Эдинбурга! Мы убиваем недоумков! МЫ НЕНАВИДИМ НИГГЕРОВ! ОСОБЕННО БЕЛЫХ НИГГЕРОВ, ТЕХ, ЧТО ЗОВУТСЯ МУСОРОМ!
Тишина.
Она длится не меньше ста лет.
Затем мы начинаем ощущать запах гари. Они подожгли дом. Мы подходим к окну и видим, что наши враги убегают по лестнице. Пытаются подобрать своего приятеля и грозят нам смертными карами. Мы орем в ответ:
— Вам всем пиздец, недоумки! С вами будет то же, что и с ним! ВЫ ВСЕ СДОХНЕТЕ!
Берем с полки ключ и открываем дверь. В лицо бьет волна жара. Все в огне, он ревет и расползается по оклеенным обоями стенам.
Мы в ловушке. Густой мерзкий дым наполняет наши легкие.
Единственный вариант — пройти на кухню и попытаться спуститься по водосточной трубе. Вылезаем наружу. Хлещет ветер. Мы чувствуем, что до земли далеко. Небо над нами чудесного бледно-синего цвета, и кучка облаков напоминает скрючившегося нищего. Труба скользкая, но мы держимся. Сползаем. И тут она срывается с проржавевших скоб, и мы уже ни за что не держимся и падаем. Все происходит быстро, так что мы не успеваем собраться перед ударом и грохаемся на что-то, что смягчает падение. Оно колется и царапается, и мы погружаемся в пыльную и сухую зеленую могилу. Там и упокаиваемся, в гребаном кусте. Пошевелиться нет сил. Куст стоит возле увенчанной железными шипами ограды, и один шип торчит в паре дюймов от нашей головы. Мы не в состоянии двигаться, мы можем только думать о Кэрол и хныкать. Мы плачем не по ней, а по себе. Это очень важно: помнить, что мы всегда оплакиваем только себя.
О Кэрол, какой же я глупец
Кэрол здесь ни при чем, это я глупец. Бедняга Брюс.
Затем мы слышим голоса. Видим размытую фигуру в форме. Недоумок спрашивает, кто мы.
* * *
Дорогая, я люблю тебя, хотя ты поступила со мной жестоко
В какой-то момент один из голосов делается знакомым.
— Ну, Роббо, на этот раз ты влип по-крупному.
Мы в полном дерьме. Лежим в разорванном женском платье на гребаном кусте и слушаем сентенции Тоула. Надо признать, в данном конкретном случае он недалек от истины.
Ты так обидела меня
Все, что мы можем сказать, это:
— Вы бы видели того ублюдка.
— Видели. Ребята все еще соскабливают этот кусок дерьма с тротуара.
Но ты оставила меня и я теперь умру
— Босс, я… не бросайте меня… побудьте со мной… — хнычем мы не своим голосом.
— Помолчи, Брюс. Я здесь.
