В такой обстановке жизнь, отношения между людьми становятся простыми и незапарными. Как грубо, некрасиво да ещё долго и неуклюже прошёл бы тот же процесс где-нибудь в пабе или на пьяной вечерине. Мы пошли прогуляться вместе. Моя рука у неё на талии, пальцы теребят пояс джинсов. Сад заканчивается обрывом, и мы смотрим на озеро сквозь кроны деревье, и горы служат фоном этой картине.
– Прекрасный вид, да? Это замечательная страна. Лучшее место на земле. Мне здесь очень круто.
Она посмотрела на меня, зажгла сигарету и улыбнулась так лениво-рассеяно.
– Я из Берлина, – говорит, – там совсем другое.
Мы сидим и молча смотрим друг на друга, я думаю о прошедшем вечере и понимаю, что это как раз то, что мне нужно: музыка, туса, путешествия, наркота и пара таких вот глаз и губ рядом. Мне здесь нравится, и по поводу Британии ни фига я не шутил – хуёвейшая страна. Кто не родился с серебряной ложкой во рту и не готов становиться задротой и жополизом, не может выжить там по закону. Никак. Для начала в Лондон. К тому же Рольф с друзьями приглашали нас поиграть на вечеринке, которую они устраивают в аэропорту в ноябре. Я даже думаю, может, на хуй всё, останусь здесь до ноября: подучу язык, сменю обстановку.
Мы с Эльзой пососались немного, потом опять прошлись. Как только станет ясно, что Терри сваливает к Хедре, мы залезем в большую кровать в девчачьей комнате и покувыркаемся. Или даже лучше оставить их здесь, а самому отъехать с Эльзой, когда она будет готова уйти. Из виду я уж её точно не выпущу. Бывает, что, когда ищешь чего-то большего, чем просто перепихон, можешь нарваться на настоящую удачу.
Когда мы вернулись к дому, там закипала какая-то буча, суета. Голли забрался на крышу и стоит там, еле удерживая равновесие на высоте метров двенадцать.
– СЛЕЗЬ ОТТУДА, ГЭЛЛОУЭЙ, ОБУРЕЛ СОВСЕМ! – разоряется Билли.
Глаза у Голли сумасшедшие, мы все пересрались, будто он уже сверзился. Я рванул в дом и вверх по лестнице. Из светового люка свисает пара ног. Сперва я решил, что это Голли спускается, но Рольф сказал, что это Терри, который застрял, пытаясь за ним подняться. Гудрун ужасно напряглась и расстроилась.
– Он только поцеловал меня и побежал наверх, – испуганно сказала они, – что-то не так?
Сцена, конечно, полный сюр. От Терри мне видно только пузо да ноги, но я слышу, как он орёт:
– Спускайся, Энди, спускайся, на хуй, дружище, – умоляет он.
Я побежал вниз, на улицу. Отсюда видна верхняя часть Терри, который машет руками, как грёбаная ветряная мельница. Голли сидит на корточках рядом с ним, ноги по обеим сторонам двускатной крыши.
– Пожалуйста… пожалуйста… приедет полиция, соседи вызовут… – плачется Вольфганг.
Поверх всего Марсия орёт на него по-немецки, но чтоб понять о чём, переводчик не нужен.
– Он сказал, что идёт в туалет, а сам побежал наверх, – сказала Эльзе Гудрун, которая побежала за мной вниз, – он головой заболел.
– Ты черепицу на крыше поломаешь, – молит Вольфганг.
Тут я заорал, что есть мочи:
– Слезай, Гэллоуэй, всеобщее внимание хочешь привлечь, хрен моржовый! Имей совесть, мать твою. Люди нас приютили. Мы на отдыхе! Им это надо?!
Голли что-то ответил, но я не расслышал слов. Потом подошёл поближе к льстивому Терри. Вдруг Лоусон схватил его и грубо потянул внуть дома. Безумное зрелище: безногая хищная тварь затаскивает коротышку в нору, и оба исчезают. Чистый театр, в саду слышны аплодисменты. Я пошёл наверх.
Когда я поднялся, Голли уже вовсю ухохатывался, но смех у него какой-то странный. Он расцарапал лицо и порезал руку, когда Терри протаскивал его в люк. Билли рассержен не на шутку, но предпочёл вернуться к своей амазонке в полосатом платье.
– Обязательно нужно весь вечер изговнять, – сердито сказал Терри, уводя Хедру в нашу комнату.
Только Гудрун, похоже, осталась к нему благосклонна, на всё готова. Он положил голову ей на колени, она поглаживает его волосы.
– К чему всё это, куколка? – весело спрашивает он, – в чём смысли?
Мне нечего сказать этому придурку, и я срулил. Маленький ублюдок шибко прикалывается устраивать идиотские спектакли. Неудивительно, что после всего вечеринка сошла на нет. Поэтому, когда Вольфганг и Марсия сказали, что пора сворачиваться, противиться никто не стал. Я с облегчением свалил от Голли, и когда Эльза предложила поехать с ней к Рольфу и Гретхен, уговаривать меня не пришлось.
До Рольфа пешком два шага. Как только мы вошли, он поднял руку и говорит:
– Я спать.
Гретхен пошла за ним, и мы с Эльзой остались в гостиной вдвоём.
– Пойдём в кровать? – спросил я, указывая на комнату, где Рольф предложил нам залечь.
– Только сначала ты кое-что проделаешь…
Музыка меня уже порядком утомила.
– Я бы пропустил… к тому же все пластинки я у Вольфганга оставил.
– Да нте, я про презерватив, резинку для секса, – объяснила она, и я заржал, как полный идиот.
Повисла неуютная пауза.
– Я свои у Вольфганга оставил, – говорю.
Она сказала, что у Рольфа есть. Я постучал в дверь.
– Рольф, прости за беспокойство, но мне нужы, э, гондоны…
– Возьми здесь… – выдохнул Рольф.
Я зашёл тихонько, смотрю, а они фачатся прямо на кровати, даже одеялом не прикрылись. Я отвернулся.
– На тумбочке… – пропыхтел он.
Им, похоже, по барабану, так что я подошёл и взял парочку, потом ещё один, на всякий пожарный. Я обернулся и метнул быстрый взгляд на Гретхен, которая, налаживаемая Рольфом, наградила меня сонной такой, коварной улыбочкой и едва сподобилась прикрыть ладошкой маленькую грудь. Я отвернулся и быстро ретировался.
В результате той ночью мне понадобился всего один презик, и я так и не кончил. Это всё из-за таблеток, у меня от них такое иногда бывает. Пришлось постараться, что успокоиться наконец, но процесс того стоил. В итоге она просто вытолкнула меня из себя.
– Просто обними меня, – сказала она, я послушался, и мы заснули.
После полового крушения разбудила нас Гретхен. Пока она одевалась, я сообразил, что уже, должно быть, довольно поздно. Они с Эльзой стали говорить по-немецки, всего я не понял, но общий смысл в том, что Эльзу, типа, к телефону. Она встала и надела мою футболку.
Я стал ждать, надеясь, что когда она вернётся, то залезет обратно ко мне в кровать. Сложно представить себе более сексуальное зрелище, чем едва знакомая пташка в твоей футболке. Я натянул на себя покрывало.
– Мне нужно идти, у меня консультация, – объясняет она.
Вспоминаю, говорила, что учится на архитектора.
– А кто звонил?
– Гудрун. Она у Вольфганга.
– Что там с малышом Голли?
– Странный он, ваш друг, тот маленький. Гудрун сказала, что она хотела с ним остаться, но секса у них не было. Она сказала, что он не захотел с ней секса. Это необычно, она очень привлекательная. Большинство мужчин захотели бы заняться с ней сексом.
– Это точно, – говорю, но по её реакции понимаю, что сказал не совсем то, что она хотела услышать. Надо было сказать: ну да, но с тобой захотели б ещё больше, но сейчас это прозвучало бы говённо. Кроме того, мы прожарились полночи, и теперь я понемногу выезжал на отхода. Часть мозга, отвечающая за секс, была уже пресыщена и благополучно отключилась. Теперь мне хотелось выпить по несколько кружек с пацанами.
Она оставила мне свой номер и отбыла в университет. Без неё мне всё никак не устроиться, кровать кажется слишком большой и холодной. Я встал и обнаружил, что Рольф с Гретхен тоже ушли. Рольф оставил записку с аккуратно нарисованным планом, как добраться до Вольфганга.
Выйдя на воздух, я решил прогуляться и вывернул из проулка на большой проспект. Снова потеплело, бабье лето без боя не сдаётся. Я зашёл в большой пригородный торговый центр и нашёл булочную. Выпил кофе, съел банан. Ощущая нехватку сахара в организме, я решил подлечиться большим куском шоколадного торта, который так и не доел, – слишком сытно.
Решив, что к дальшейшим прогулкам не готов, я нашёл кэб и показал водителю адрес. Он указал мне не противоположную сторону улицы, и тут уж я узнал это место. Я уже пришёл, только не тем, бля, путём. Не люблю географию со школы.
Голли у себя, Вольфганг и Марсия ушли по делам, а Терри с Билли отбыли в город. Надо думать, поехали встречаться с Хедрой и этой здоровенной в платье, которая Билли понравилась.
Мы вышли и молча направились в местны бар. Снова слегка похолодало, и я накинул шерстяной джемпер, который до того был завязан на поясе. Голли надел кенгуруху и накрылся капюшоном. Я дрожу, хотя мне и не холодно. Покупаю две пинты. Мы садимся за столик возле камина.
– А где малышка Гудрун? – спрашиваю.
– Хуй знает.
Смотрю на Голли. Капюшон он так и не снял. Под глазами тёмные круги, и лицо как будто покрылось пятнами, но только с одной стороны. Сыпь какая-то.
